В гостях у Натальи Синдеевой — музыкант, композитор, певец и общественный деятель Дмитрий Маликов. В ходе увлекательной беседы они обсудили проблемы современной молодежи и способы борьбы с ними, внезапное восхождение Маликова на вершину твиттера, испорченность современных артистов и домашний арест Кирилла Серебренникова.
Снимается кино в программе «Синдеева». Сегодня у меня в гостях Дима Маликов.
Симпатичный.
Музыкант, композитор, певец и уже, в общем-то, общественный деятель.
И уже Дмитрий!
Я посмотрела миллион твоих всяких интервью последних, твои клипы, поэтому у меня, конечно, накопился к тебе миллион вопросов.
Ага.
Человек, которого ты знаешь много лет, которого ты любишь, к которому очень тепло относишься, ― я вот себе задаю каждый раз вопрос: имею ли я право задавать сложные вопросы?
Конечно.
И я понимаю, что только, наверно, близким людям и можно задавать сложные вопросы, вернее, нужно.
Ну, а иначе это будет неинтересно.
Дело даже не в интересно. Что меня в этот момент тоже волнует, как это сопряжено с тем, что делаешь ты, например, насколько…
Ага.
Вот. Смотри, я начну совершенно с неожиданного тоже для себя, потому что буквально полчаса назад я посмотрела твой новый клип.
Это который?
Который «Самый лучший шеф». В котором участвуешь ты, Хованский и Анатолий Чубайс, генеральный директор Mail.ru Добродеев, Герман Греф, директор «Аэрофлота» Савельев… Кто еще?
Ковальчук, по-моему.
Ковальчук. Это клип, это реклама, это что?
А потому что нужно разъяснить, что это такое, конечно.
Вот, рассказывай, что это такое.
Да. Дело в том, что это… как сказать? Музыкальная заставка к открытому уроку, который был 1 сентября, приуроченный к форуму молодежи под названием «ПроеКТОриЯ». В чем смысл и предназначение этого форума? Чтобы туда приезжали ребята талантливые из разных регионов.
А где этот форум?
Форум происходит в Ярославле. И они там знакомятся с разными профессиями, перспективными для наших отраслей. Почему эти люди-то появляются. И многие заинтересовываются этими профессиями, начинают на них учиться и потом сразу они получают некие такие бонусы. И в этот раз в Ярославле были заключены первые трудовые контракты с этими ребятами, потому что …
Ага. А они как туда попадают?
Вот как туда попадают, я не знаю, но их достаточно много, они со всей страны. Они все интересующиеся, у всех есть какие-то стартапы, какие-то первичные изобретения и так далее. Потому что там в основном технические, честно говоря. Вот у нас есть в Сочи гуманитарная вещь. Вот, я человек не технический, но я много лет занимаюсь проблемами молодежи, так уж получилось.
Как, объясни? Что значит «ты занимаешься проблемами молодежи
Я езжу, встречаюсь с молодежью, даю мастер-классы, уроки музыки, например. Я проехал 115 городов с этим проектом. Это что касается…
Извини, а ты это бесплатно делаешь?
Да. Ну, по крайней мере, я от государства ничего не получаю.
Ты не получаешь… Нет, а там продаются билеты?
Нет.
Ничего. То есть это бесплатная такая, волонтерская твоя деятельность.
Билеты не продаются. Я проехал 115 городов. На этих уроках музыки побывало 50 тысяч человек примерно, детей. С тысячей примерно ребят я поиграл на сцене. То есть я заранее высылал им задания, они готовились.
А как? Извини. У тебя есть какая-то команда, которая отбирает, собирает, то есть как-то этих людей собирает?
Ну, мы работали с департаментами культуры.
Вот, потому что…
Это был… Извини.
Пожалуйста.
Хорошо, это был государственный проект всё-таки, но, допустим, без финансирования, или это была твоя личная инициатива?
Это была моя личная инициатива, которую государство поддержало. Потому что в любом случае мне нужен был определенный административный ресурс, потому что я сам не могу школьников собрать. То есть мы связывались с комитетом культуры, туда заранее высылались ноты, например. Да, они собирали информацию о талантливых детях, дети, которые многие занимаются профессионально музыкой, участвуют в конкурсах и так далее. Разные профессии меня интересовали. Я приезжал в музыкальные школы. Меня интересует, так сказать, состояние музыкального образования, например, в нашей стране.
И отсюда потом родился следующий проект, спектакль «Перевернуть игру», спектакль о классической музыке. Он тоже мотивирующий, тоже о том, что нужно обрести свое дело в жизни, только тогда ты будешь счастливым, вот. Нужно быть широко эрудированным человеком, нужно слушать разную музыку, не только ту, которую они сейчас музыку, понимаешь?
И отсюда уже родилось мое приглашение на этот форум.
Вот. Вот я как раз хотела узнать, как тебя позвали-то? То есть вот как это было?
Потому что знают, что… и плюс вот этот, так сказать, интерес ко мне со стороны молодежи в интернете тоже, так сказать, прибавил этих очков, потому что на самом деле очень трудно разговаривать с молодежью сегодня. Потому что нам кажется, что мы всегда молодые, а мы уже ребята взрослые, понимаешь?
Тебе кажется, ты нашел с ними этот общий язык?
Мне кажется, по крайней мере, я на пути к этому, потому что у меня последний клип собрал 20 миллионов просмотров.
Да, сейчас мы тоже это обсудим.
Вот.
Всё-таки давай вернемся к форуму и к этому открытому уроку. «Нам нужны ваши лайки», как это…
Хайп. Ну это я сам придумал просто. Почему?
Смотри, тебя позвали, сказали: «Ты будешь открывать этот форум открытым уроком вместе с президентом».
Да.
Твоя реакция?
Хорошая реакция. Я сам в этом форуме принимал участие раньше.
То есть это не первый раз.
Это не первый раз, да. Я в нем принимал участие, я знаю, что там есть реальное желание ребятам помочь трудоустроиться, потому что на самом деле это колоссальная проблема. Человек поступает в институт, а потом не знает, что делать. Вот эта проблема первого трудоустройства и вообще обретения своей профессии крайне важна, особенно сейчас в нашем мире, когда просто целые профессии исчезают из жизни, понимаешь?
Понятно. Скажи, а вот когда ты писал эту визитку, открытку для этого форума, в которую вошли именно эти люди, именно эти компании, как это формировалось?
Мне сказали, что эти люди, что эти будут компании.
А, то есть тебе, условно говоря, сказали, что будут эти компании там, и поэтому снимали их.
Да.
Потому что там нет ни одного, на самом деле, такого живого предпринимателя. Там все есть либо государственные, либо окологосударственные компании, понимаешь?
Ну, я на эту тему, честно говоря, не задумывался, я сразу скажу.
Понятно.
То есть мне сказали, что будут такие-то, такие-то, такие-то. И потом, это не я сочинял. Это сочиняла команда Хованского. Вот. И понятно, что сейчас хороший…
А Хованский-то как оказался приближенным к этому форуму и молодежной политике?
Точно так же, как и я. То есть есть хайп в интернете. Значит, нужно, чтобы были какие-то послы, которые смогли бы передать некоторые месседжи современной молодежи, вот и всё.
Но вот смотри, в интервью с Дудем был, на мой взгляд, один невероятно эмоциональный момент. Когда он тебя спросил: «А видел ли ты творчество своего напарника
Хованского?
Хованский на самом деле известен, да?
Да.
Своими, в общем-то, высказываниями, которые иногда переходят границы.
И в том числе был огромный вот этот скандал с Noize MC, когда он там очень грубо прошелся по его маме. И я видела твою реакцию. Вот я прямо очень внимательно смотрела, я даже поставила на паузу. Когда у тебя почти появились, мне показалось, слезы, потому что ты очень как бы переживал в этот момент, потому что ты этого не знал.
Я этого не знал.
Ну, понятно, я тебя не спрашиваю, почему ты не удостоился посмотреть и так далее.
Слушай, он известный блогер много лет.
Да, понимаю. Он вызвался на то, чтобы принять участие в этом с тобой проекте.
Он мне сам его предложил.
Да, он сам предложил. Я видела, как ты расстроился
Я вообще не люблю всякие вот негативные вещи, но это правила игры сегодня для этих блогеров, понимаешь? Они так живут.
Правила игры ― знаешь, это как сейчас нашумевший теперь баттл Оксимирона и Гнойного.
Да.
Знаешь, который, да, все посмотрели, это наконец вышло в большое пространство.
Да-да.
Потому что все федеральные каналы показали. Но ведь там же… пусть это правила игры, но сейчас основная претензия к Гнойному ― за его антисемитские, в общем-то, резкие высказывания. И вот я обсуждала это со своим пятнадцатилетним ребенком. Он говорит: «Ну, ты понимаешь, это норма», потому что…
Норма, да. Они как бы не воспринимают это серьезно.
Да, он говорит: «Это несерьезно».
Да, они не воспринимают это серьезно, и они не воспринимают мат серьезно.
Но ты же это воспринимаешь серьезно, понимаешь. Тебя же задело то, что обижал маму.
Меня это безусловно задело. Но я, во-первых, к тому моменту этого не знал, во-вторых, это не имеет отношения к тому, что я сделал с ним. Мы, наоборот, любим наших мам в нашем клипе, понимаешь?
А скажи, а вот этот вот, вот эта визитка с ним, которую он тебе предложил сделать ― это было уже после того, как вы сняли этот клип и ты узнал о том, что… условно, про творчество Хованского? Или это было до?
Какая визитка?
Ну вот эту визитку, которую вы снимали, «Самый лучший шеф».
Так это вообще было в конце августа. Это было за два дня, за два-три дня до открытого урока.
То есть ты уже знал про Хованского?
Конечно, я с ним шоу веду.
Понятно, то есть ты всё равно, несмотря на то, что тебя это задело, ты всё равно решил, считаешь, что это важно.
Да, но я не несу за него ответственность. И потом, у него там есть конфликты с разными другими блогерами, рэперами и так далее. Я с ним говорю: «Вот этот вот парень, ― не буду называть его имя, ― как ты с ним? Ты же вообще просто был с ним злейший враг!». Он мне про него гадости говорил, Хованский, ну, в частной беседе. Он говорит: «Да ничего, мы сейчас как-то туда-сюда, вроде и нормально».То есть это беспринципность, интернет-беспринципность налицо.
Да. Вопрос: должны ли мы, наше поколение, поддерживать эту беспринципность? Когда я общаюсь, опять же, со своим сыном, я понимаю, что ценности мои, да, как-то надо ему передать.
Это невозможно.
И что делать с этим?
Ничего. Смириться. Они вообще другие, это другое поколение. Вот у тебя сын…
Подожди. Добро, хорошо, зло, предательство, воровство ― не знаю, это же ценности какие-то непреложные.
Эти ценности, да, они непреложные. Я думаю, что, так сказать, научить не воровать ты его можешь. А вот научить, чтобы он мыслил, как ты, чтобы он, к примеру, не ругался матом ― не знаю, может, он не ругается…
Ругается. Пишет панчи и ругается.
Это невозможно, потому что я читал исследования, где написано, что молодежь мат сделала нормой, понимаешь? Я тоже, когда Шнур ругается матом со сцены, меня это коробит, потому что я воспитан в других традициях. Когда Иосиф Давыдович Кобзон не садится в концертном костюме, просто вообще не садится, пока не выйдет на сцену, потому что он может помяться не дай бог, понимаешь? Какой мат вообще?
И тем не менее собираются стадионы. И что нам делать с этим? Это нормой стало?
Посмотри, вышла молодежь вдруг неожиданно в марте и в июне на улицы, да, и, собственно, для всех вдруг открылось, что, оказывается, есть молодежь, и эта молодежь 17–18-летняя, которая родилась уже при Путине, жила при Путине.
Да.
И, в принципе, что уж им там выходить? Но, видимо, они чувствуют какое-то вранье, которое есть. Условно, то, что они видят по телевизору, то, что они видят в жизни, слышат дома, вот. И вдруг началась молодежная политика, понимаешь? Заигрывания с блогерами, форумы.
И ты в том числе становишься частью этой политики.
Да, но у меня другая немножко позиция, понимаешь? Я не лезу в совсем большую политику, её не анализирую и не оцениваю. Я хочу на своём маленьком уровне сделать, принести какую-то реальную пользу. Поэтому я еду по стране, поэтому я ставлю спектакль для молодежи, семейный, и поэтому я принимаю участие в этом открытом уроке, понимаешь? Потому что от этого есть реальная польза. Потому что десять, двадцать, пятьдесят, сто человек получили конкретную работу. Мне этого достаточно.
Теория малых дел.
Да. Я иногда не могу сформулировать, видишь, мне сама подсказала.
А вот скажи мне, ты вот сказал, что когда ты тоже ездил, для тебя было важно понять, что происходит с музыкальной вообще…
Образованием.
Ну, во-первых, я ездил с 2012 по 2015 год. И меня много чего радовало. Меня радовало то, что много талантливых ребят. Меня не радовало то, что очень много в музыкальном образовании стало совсем современной музыки, в том числе эстрадной. Я считаю, что образование должно базироваться на классической музыке. Вот.
Меня в целом… Меня не радовали зарплаты педагогов, потому что они, конечно же, очень маленькие. Вот. И индексация должна быть. Она, наверно, есть, но всё эта вся инфляция пожирает всё. Всё держится, как и всегда, на сподвижниках.
Технически, инструментально, конечно, какие-то вещи проседали. Где-то инструментов не было. Сейчас большая проблема, которую ещё тогда я понял: недобор большой, к примеру, на духовые инструменты. То есть молодежь, мужчины, ребята не идут в духовики, потому что мало очень оплачиваемая профессия, не престижная. Раньше хоть на похоронах играли, сейчас уже даже на похоронах это не стало востребовано.
Вот. Поэтому я сейчас, опять же по теории малых дел ― хотя это не малое дело, я, так сказать, подключился к инициативе Гергиева переоснастить музыкальные школы новыми фортепиано, причем российского производства. Сейчас я вхожу в экспертный совет с тем, чтобы российские фортепиано… Несколько лет назад у нас закончилось последнее производство, к сожалению, вот эти «Аккорд», «Красный Октябрь».
Его надо сейчас возобновлять.
Да, его надо возобновлять, для этого нужны инвестиции, инвестиции государственные, вот, с тем, чтобы эти инструменты долго служили. Я вот буквально недавно как раз их проверял, смотрел.
Смотри, вот ты только что мне в начале сказал, что молодежь ― она другая, всё. Но при этом ты же всё равно пытаешься рассказать им, да, через этот спектакль, через эти уроки.
Да.
Что классическая музыка ― это основа. Получается вообще это?
Я считаю, что получается. Я считаю, что получается немножко приоткрыть им, как говорит Казиник наш любимый, обострить потребность чуть-чуть хотя бы, да, чтобы они пришли домой и не только послушали там рэп или баттл очередной, а всё-таки какая-то… После спектакля хотя бы, хотя бы что-то у них отложилось. Моцарт ― конфеты, Бетховен ― собака, понимаешь? То есть чтобы поняли, что это композиторы.
Ну да, а не конфеты. Это я так думала об этом. Сейчас уже, чтобы закрыть. Мы же всё равно с тобой на Дожде, мы не можем про это не говорить. Вот так у нас устроено, что если есть хоть какой-то доступ к первому лицу, то понятно, что все думают о том… потому что мы же все понимаем, что вертикаль, что единственный, кто может что-то поменять и сделать и кому-то помочь, ― это он.
Ага.
Да? Вот всё упирается в одного человека. Нравится нам это, не нравится, но вот такая есть данность.
Вот тебе хотелось за кого-то попросить?
Конечно! Но у меня не было возможности, например, там, потому что я, во-первых, был слишком озадачен вот этой всей режиссерской темой, там было много текста, много всяких там городов, перекличек и так далее, вот. Но если говорить конкретно о Серебренникове, я бы его попросил, чтобы с него сняли домашний арест, например.
То есть если будет возможность, попросишь?
Да. Ну потому что как-то это унизительно вообще.
А что ты вообще по поводу этого процесса думаешь?
Ну, я думаю, что нарушения можно везде выявить.
Это да.
Я только об этом думаю. У любого из нас.
В девяностые годы ты был невероятно популярным. Ты собирал стадионы, «Олимпийский» в двадцать лет собрал! И я сейчас как продюсер хочу задать тебе вопрос: как тогда в отсутствие интернета, ютьюба, радиостанций коммерческих было очень мало…
Толком не было, да. Почти не было.
Телевидение, конечно, было. Какие тогда срабатывали механизмы?
Конечно.
Расскажи. Это как было? Вот как сейчас?
Ничего, сарафан, афиши. Афиша просто вешалась, а сарафанное радио ― и всё. А сейчас…
Нет, ну подожди. Для этого же надо вначале узнать, кто такой Дима Маликов.
Ну песни же были! Нет, ну песни же были популярные.
А что, клипы крутились?
Нет. Кассеты. Кассетная популярность. Вот есть такой парень, Андрей Лукинов, он сейчас работает вместе с Игорем Матвиенко. Он тогда занимался кассетами. Я записал несколько песен, буквально три-четыре, и он взял и эти песни… А тогда очень популярна была группа «Мираж». И он просто эти песни в дописку поставил, потому что у группы «Мираж» альбом 35 минут был, а кассета ― 45. И он поставил ― группа «Мираж» плюс Дима Маликов. И всё, и пошло это всё. Ну, как «Ласковый май».
Я уже забыла, это правда. Пыталась сейчас вспомнить.
На кассетах раскрутилось. Потом пару эфиров телевизионных было у меня. Тогда была передача «До и после полуночи», там какое-то… Пошла свежая волна такая просто, молодежной эстрады не было до этого, вот. «До и после полуночи» показали, где-то в «Утренней почте». То есть одного-двух-трех эфиров было достаточно. Моська симпатичная. И всё.
И собрал двадцать тысяч «Олимпийского».
Да.
И не один раз.
Да, и не получил за это толком ничего.
А почему? Вот тоже.
Это хороший вопрос.
Кстати, вопрос, почему ты не получил.
Нет, я получил семь с половиной тысяч рублей. Два концерта ― пятнадцать тысяч. Это был стандартный гонорар мой за дворец спорта.
А гонорары от кого? Тогда же не было, наверно, продюсерского…
Почему? Лисовский проводил.
А, вот это Лисовский.
Да. «ЛИС’С».
А, то есть все деньги собирал.
Да, да. Вот. И, к сожалению, у меня не хватило, я не боюсь в этом признаться, потому что надо было с Сергеем мне просто пообщаться и, в принципе, можно было бы большие деньги с этого забрать. А я тогда был… что-то всё профукал.
А ты потом ему не вспомнил?
Нет.
Не сказал: «А что же ты меня так обманул-то?».
А чего вспоминать? Это бесполезно, вот. После драки кулаками не машут.
А продюсер тогда у тебя какой-то был?
Неа. У меня не было продюсера, у меня были родители, которые, так сказать, немножко…
Помогали.
Курировали, да. У меня был директор концертный. Ну, я на этом деле не парился, мне было 19–20 лет, и поэтому я за три года объездил всю страну и собирал такие дворцы почти в каждом городе. Просто в Москве я собрал два, а потом приезжал в Новосибирск, там было восемь дворцов спорта.
Башню сносило в какой-то момент?
Я надеюсь, что нет, потому что я учился на дневном отделении Московской консерватории, поэтому как-то мне было…
Тебя там…
Ну, какая-то была ответственность дополнительная. Потом, я не склонен был, так сказать, к алкоголю там, к чему-то ещё. И девушки тоже меня не шибко волновали, потому что у меня была пассия одна, Наташа Ветлицкая, и поэтому как-то так я был ею увлечен.
Да, это вообще тоже такой яркий эпизод. Ты давно видел Ветлицкую?
Давно очень, да.
Да.
Лет десять не видел.
Я тоже. Я её всё время зову, приглашаю.
Но она, по-моему, не возвращается в Россию, да? Она не живет, да.
Не возвращается, да. Смотри, это было очень голодное время, да, вот тогда.
Я этого не чувствовал. Да, я как раз помогал родителям, потому что у меня у родителей закончился тогда такой этап жизни, ансамбль «Самоцветы». И я им помогал. Отец это сейчас вспоминает, я это даже не очень помню. Говорит, он был вынужден работать за сто долларов где-то. Вот.
А скажи мне, вот девяносто первый год ― это же время путча, да?
Ага.
И вообще тебя тогда это цепляло?
Неа.
Никак?
Я ничего не понимал вообще, что происходит. Я был на гастролях. По-моему, во время путча я был в городе Ужгород, вот. Или Житомир. В общем, короче, где-то на Украине там, да. И я просто приехал. Потом уже танки были, да, девяносто третий год?
Да, девяносто третий.
Да. Тоже ― во время танков я был в Москве, мне было страшно, я не понимал. Двадцать, двадцать два года, человек не соображает ничего толком, понимаешь?
А твоя дочь, которой сейчас семнадцать, соображает?
Мне кажется, она больше соображает, чем я в двадцать, да. Она какая-то смышленая такая, да.
Ну вот я где-то прочитала, что у неё есть желание стать журналистом и писать об обществе, о политике.
Да, она поступила на международные… это самое, в МГИМО на международную журналистику.
И что, её волнует это?
Её волнует, да. Её волнует, так сказать… Мне кажется, похвальное желание накопить знания сейчас, накопить какую-то базу. А куда она повернется, я не знаю.
А вот ты говоришь: «Они совсем другие». Она тоже у тебя такая другая или тебе её… Как?
Мне трудно её анализировать. Ну, она какая-то такая, очень… не знаю, своенравная, самостоятельная. То есть для неё нет авторитетов, так же как и для всей молодежи, как и для нас было. И действительно, незнание… Не знаю, в общем, много всего. Она против мата, например. Она матом не ругается, она это осуждает.
А она слушает баттлы?
Она не любит баттлы.
Нет? А она вообще как оценивает вот твою сейчас такую очень активную интеграцию в эту молодежную культуру, твое появление на «Версусе», твое появление в программе «Большой»… как это?
Big Russian Boss.
Big Russian Boss. Я благодаря тебе посмотрела этот формат.
Молодец!
Да.
Популярный формат, между прочим.
Она считает, что это правильно? Или она тебе говорит: «Папа, да не лезь ты туда!».
Она ничего не говорит.
Нет?
Она не говорит. Она… Ей что-то нравится. Дело в том, что она достаточно так, как это ни странно, индифферентна. Объясню, почему. Потому что она настолько была занята экзаменами, настолько была занята поступлением вот эти месяцы как раз последние, когда был и Дудь, и Big Russian Boss, и всё… Ей нравится. Слушайте, но они все сами…
А Лене? Лена, жена.
Да. Они… Молодежь собой занята на самом деле, если быть честным. Вот.
Лена моя пожимает плечами, например. Но отдает должное моему чувству юмора.
Тебя называют королем твиттера, у тебя там уже порядка 800 тысяч подписчиков. И я даже хотела начать программу с вопроса «Как дела? Тяжеловато?».
Оно старое уже, старое.
Я реально спросил у людей, как у них дела.
Да. И как-то это было очень вот так созвучно, наверно, людям.
Созвучно.
Поэтому это полетело.
Да, наверно.
Там куча мемасиков, там остроумные тексты.
Шутки.
Там какие-то шутки, там какие-то фоточки и так далее. Вот мне всегда вообще казалось как человеку, далекому от соцсетей, что любая вот такая соцсеть ― это какое-то обязательно высказывание, да, должно быть. Может быть, это не так.
Нет, ну что касается твиттера, то я просто… Любой человек, не знаю, если он хочет успеха, хайпа, то он, так сказать, этот хайп и успех, в принципе, для меня равнозначные понятия, да? Вот. Просто это молодежное слово. Я просто вижу, что заходят только приколы.
Да?
Ничего серьезного не заходит, в том числе музыка.
А зачем тогда тебе нужен такой твиттер, понимаешь?
А мне просто реально нравится, когда есть реакция на мои шутки, вот и всё. То есть это естественным образом. Вот в твиттере я органичен. Я, например, не органичен в инстаграме. Почему? Потому что инстаграм ― это похвальба. Все люди хвалятся, понимаешь? «А я вот такой красивый, а я вот это съел, а я вот такой накачанный, а у меня вот столько-то людей на концерте, вот так меня принимают».
А я не люблю это, понимаешь? Мне это не нравится. Я не люблю хвастаться.
Остроумно пошутить ― это тоже, в общем-то, такое. Хочется этим похвастаться: я так могу. Как в компании хороший анекдот рассказать.
Да. Абсолютно верно. Остроумно пошутить ― это кайф, это как бы ирония и самоирония.
Ну хорошо. Но с другой стороны, это огромный же ресурс
Да.
Я попробовал разные форматы ведения твиттера. Не работает ничего. То есть как только… Да, если нужно какую-то донести информацию… Вот даже реклама спектаклей в твиттере не работает, моих же спектаклей. Вот этой молодежи, которая это читает, ― да ей пофигу мои спектакли! Шутки давай! Мемасики давай, Димон!
И мы идем у них на поводу.
Да.
А зачем
Ну, во-первых, какие-то удачные шутки… Во-первых, сегодня человеку, который тридцать лет на эстраде, очень тяжело напоминать о себе чисто творчеством.
Поддерживать, ага.
Вот. Эта площадка позволяет мне, по крайней мере, умозрительно иметь шанс каким-то образом донести свое творчество, опять же, если оно будет созвучно молодежи и созвучно тем, кто, до этих людей. Иначе просто вариантов нет. Радио они не слушают, телевизор они не смотрят. Чтобы в интернете набрать взрослому артисту большое количество просмотров ― сама знаешь, как это сложно.
Вообще.
Вот, почти невозможно.
Но это не борьба такая с ветряными немножко мельницами?
Ещё я хочу сказать, что все артисты испорчены. Это же большой грех ― тщеславие. Мы все тщеславные люди очень, мы все хотим успеха ― (хайпа). И я за эти тридцать лет работы привык к этому успеху, вот. И я его стал терять, понимаешь?
И это стало такой мотивацией.
А это вдруг такая вот, твист такой, изгиб такой, интернет-изгиб, который совершенно случайно появился. Я его никак пока не монетизировал, я просто над этим, так сказать, немножко посмеиваюсь и так далее. Но тем не менее это некая такая альтернатива успеху музыканта. Может быть, это передышка моя. Может быть, я сейчас соберусь с силами и сделаю что-то в музыке, то, что будет интересно. А может быть, нет.
Вот ты знаешь, я тут была у родственников в провинции. Там, значит, понятно: телевизор включен всегда, он активный участник любого застолья.
Ага.
Вот, и там я смотрела федеральные каналы, потому что в Москве я их не смотрю, не успеваю, некогда. По разным причинам, да.
Мало кто их вообще смотрит, к сожалению.
Я себя вернула опять же в Мичуринск, ещё в девяносто какой-то год, где я ещё там жила. Те же артисты на сцене: Буйнов, Газманов. Но тебя не было.
Да я вывалился из этой тусовки.
Ну, то есть понимаешь, как бы прошло почти уже тридцать лет, и ничего на этой эстраде, в этом телевизоре вообще не поменялось!
Телевизор оказался крайне консервативным. Более того, он работает на очень взрослую аудиторию, очень взрослую. Я не знаю, что делать. Я, например, скептически отношусь к телевидению сегодня. И я отказываюсь от очень многих походов на федеральные каналы в том числе, особенно в ток-шоу и так далее. Потому что мы просто выполняем какие-то жалкие роли там, и всё.
Вот всё-таки ведь телевидение, СМИ ― это всё равно огромный ресурс, да? И тут как бы можно идти за аудиторией, а можно пытаться эту аудиторию за собой как-то вести, да?
Но не ведут они за собой аудиторию. Они всё-таки скорее стараются… они очень консервативно стараются сохранить свою аудиторию, взрослую. И они тем самым её теряют, молодежь они теряют, теряют и теряют. И будут терять.
А потом, мне кажется, что это стало неудобно. Ну неудобно прийти и в определенный момент, в определенный час включить телевизор. Я хочу посмотреть… А мне нравится эта программа, я хочу посмотреть тогда, когда мне удобно!
Нет, это понятно. Это всё, конечно, поменялось потребление очень сильно.
Поменялось, да. Просто источник. Раньше телевизор, правильно я где-то слышал, Саша Любимов, что ли, говорил, что телевизор раньше был, так сказать, такой заменой костру. То есть люди садились в прежние века у костра и смотрели всей семьей, понимаешь. Ели там, пили, смотрели.
То же самое в определенный момент ― телевидение. А сейчас, мне кажется, сейчас мобильный телефон ― вот костер.
А были ли в последнее время какие-то опыты в музыке кино? Вообще тебе интересно кино? Ты же писал что-то.
Мне это интересно. Я писал, да, но, к сожалению, я не стал полноценным кинокомпозитором.
Почему? Не случилось?
Не случилось ― раз. Во-вторых, это такая достаточно сподручная работа, которая обслуживание вкусов режиссеров и продюсеров. То есть композитор очень несамостоятелен, особенно в современном, да.
Зависимость.
То есть такого авторитета я не наработал, чтобы сказать: «Я, ребята, сделаю так, как сделаю, и всё». В-третьих, огромное количество сериалов. В-четвертых, имя композитора не звучит сегодня, как раньше. То есть хайпа не словишь на киномузыке. Вот. И так далее. И ещё много чего.
Просто не сложилось. Хотя я считаю, что моя музыка очень хорошо подходит определенного рода таким лирическим фильмам, скажем.
Но ты продолжаешь всё равно писать музыку.
Я продолжаю сочинять вопреки всему, хотя в последнее время я делаю это почти в стол.
Да?
Это никому не нужно.
Нет, я могу сказать, что это нишевая история. Просто я уткнулся… Вот опять же, я избалован, испорчен, можно сказать. Я испорчен славой. А тут надо просто начинать всё с чистого листа, нужно брать и ехать по малым залам филармонии и либо бесплатно, либо полубесплатно давать эти концерты. На них будет приходить другая публика, у которой нет денег, которые не могут заплатить больше 300–500 рублей за концерт. А на Лепса билеты стоят 5–10 тысяч, условно говоря.
Соответственно, мне не хватило… как сказать? Мощи, чтобы полностью переформатироваться и забросить эстрадную деятельность, стать целиком кино- и инструментальным композитором.
Вот а что ты вкладываешь в это «испорчен славой»? Ну, то есть, не знаю, чтобы были поклонницы и автографы раздавать.
Я привык к успеху, да.
А вот что? Нет, он выражается, не знаю, в деньгах. Ты стал меньше зарабатывать. Что главное?
Он выражается в количестве людей, которые приходят тебя слушать, или смотреть, или что. Количество.
Понятно. То есть когда ты выходишь на стадион в двадцать тысяч или…
Нет, я сейчас не говорю про стадион в двадцать тысяч. Хотя бы тысячный зал. Эстрадный артист сегодня ― это тысячный зал. Стадионы собирают Земфира и Шнур, и всё. Вот, больше никто стадионов не собирает, дворцов спорта. Может, я кого-то сейчас уже забываю. Неважно.
А важно то, что тысячный зал. И тысячный зал вот этим я собрать не могу. Я могу собрать триста человек.
Ага.
Но это не значит, что не надо писать! Если музыка из тебя идет, то надо. У меня сейчас готовы, например, три новых пьесы. Я думаю над другим вопросом: как их подать? Если я просто их выкладываю в iTunes, это тысяча скачиваний. А мне нужно хотя бы сто тысяч. Но не для денег, а просто для того, чтобы это количество людей услышало.
И поэтому вот сейчас понятно, что нужно обязательно это подавать в виде визуального какого-то произведения. Какого? Просто так лирическую красивую музыку, природа, мальчик с девочкой? Не работает. Значит, что нужно? Нужна провокация. Провокация входит…
Вот тут Хованский! Вот тут всё и понеслось.
Да, всё пошло. Провокация входит в диссонанс с самой музыкой, потому что музыка не провокативная, музыка лиричная, которая получается.
А скажи, пожалуйста, а на радио сейчас крутят тебя?
Да.
Буквально несколько лет назад ― может, все забыли? ― был скандал, связанный с «Русским радио», когда, собственно, Владимир Киселев, лидер группы «Земляне»… Не будем давать точных оценок.
Вдаваться в подробности.
Вдаваться в подробности, но так или иначе от прежних владельцев, которые создавали «Русское радио», радиостанция перешла к новым владельцам.
К новым владельцам.
И там был тот самый хайп, потому что часть артистов выступили за старых владельцев, за Сергея Кожевникова, и писали в его поддержку какие-то письма, выступали активно, да? Часть, может быть, не поддержала Сергея или активно поддержала Киселева.
Был ли ты в том или ином лагере
Не был. Я в нейтралитете.
Вот. Потому что я знаю, например, что те артисты, которые поддержали Кожевникова, они потом были закрыты для ротации на «Русском радио». Не знаю, правда или нет.
Благополучно сейчас все там звучат.
Очень много ходило разговоров, что ну точно, не только на «Русском радио», но про «Русское радио» точно, что артисты платили деньги за ротацию музыки. Это правда?
Я не могу говорить за всех, я могу сказать за себя. Я не платил. Ни одного рубля никогда я за радио не платил, потому что я умудрялся в течение двадцати лет сочинять песни, которые сами заходили на радио. Потом у меня это перестало получаться. Но двадцать лет… у «Битлз» пять лет получалось.
А книжки писать не думал?
Нет. А это не актуально. Твиттер, 140 знаков! Короткая фраза. «На первом сексе никакого свидания».
Выступления наших артистов эстрады разных в Чечне по приглашению Кадырова. Принимал приглашение?
Да, один раз.
Это было давно?
Давно. Относительно, года четыре-пять.
А сейчас бы туда поехал?
Повод какой?
Не знаю, день рождения, не знаю, праздник, день города. Любой. Общественный.
Ну, это не имеет никакой политической и другой окраски. Это территория России. Поехал бы. Просто на концерт, выступить, на концерт, порадовать людей ― поехал бы.
Кому ты звонишь, если тебе очень плохо?
Хороший вопрос. У меня есть два направления людей, которым я могу позвонить. Первое ― это близкий друг, например. А второе ― это человек, живущий в другом городе, которого я знаю много лет и который не является… Я с ним виделся только на концертах. То есть это поклонница, к примеру.
То есть это конкретный человек?
Да, это конкретный человек. Если говорить о самом близком друге на сегодняшний момент, это Володя Матецкий, с которым я разговариваю каждый день по телефону с утра, минимум полчаса, а то и час.
Володе привет. Надо пригласить Матецкого в программу, я его сто лет не видела.
Да. А что касается… Мы с ним весь спектр тем обсуждаем. Вот, и личные, и безналичные. Всё. А что касается вот каких-то моих переживаний глубинных, то я сейчас, например, состою в переписке с одной девушкой. Не буду даже называть город, потому что многие мои поклонницы поймут, они ревностно очень относятся. Но она, к сожалению, в юности заболела и прикована к инвалидной коляске. Очень красивая девушка, очень умная и очень тонкая.
То есть я тянусь к людям тонкой душевной организации. Например, вчера… За последнюю неделю я отказал примерно десяти съемкам на федеральных каналах. Первый, Второй, НТВ и так далее. Ничего личного, просто отказал, потому что где-то пилотная передача, где-то пойти не в том качестве. В общем, неважно. Вот.
Я вот на две съемки согласился ― на твою и вчера я сходил на канал «Спас». Маленький канал вообще, его очень мало кто смотрит. Маленький православный канал. Но мне интересно. Кстати, это на киностудии Горького происходит всё, это всё такая убогость, в ужасном положении это здание, короче, кошмар полный! Я считаю, что чем давать деньги на фильмы, лучше бы привели в порядок киностудию Горького, понимаешь? Но это ладно.
Так вот, зачем я туда пошел? За какими-то ответами. Поэтому мне, например, не хватает духовного учителя среди, может быть, какого-то православного священника, к примеру. Вот такие люди… Таких людей я ищу, такого общения мне не хватает.
И вот эта девочка, прикованная, то есть она твой такой визави.
Ну да. Она меня успокаивает. Она меня успокаивает, да. Она пишет правильные вещи, которые я знаю, в общем, но они лишний раз мне напоминают о том, что нужно жить настоящим. Есть тебе Господь что-то не дает сегодня, то, что ты хочешь, значит, для чего-то это нужно. Попытайся понять, для чего. Попытайся найти какую-то этому альтернативу, потому что ты можешь быть полезен там-то, там-то и так далее. Много таких тонких. Это просто переписка в мессенджере.
А когда тебе хорошо, кому ты звонишь?
А кому? Маме, жене. Кому еще?
То есть маму с женой своими глубокими переживаниями ты не беспокоишь.
Ну да, да. Зачем? Вот маму не хочется расстраивать, потому что всё-таки человек в возрасте. А Лена всё-таки, если честно, не до конца меня понимает, мне так кажется.
Ох! Знаешь, это прямо заголовок практически. Но мы его давать не будем.
Ну всё, уже программа заканчивается. У меня два вопроса.
Мы только разговорились!
Да. Слушай, у меня два вопроса. Один: вот опять же в твиттере я прочитала: ты пригласил на баттл Киркорова, Баскова.
Ну, это шутка.
Это шутка.
Это шутка.
А вдруг согласятся?
Не согласятся! Они даже не отреагировали никак.
Нет? Не умеют?
Это очень сложная история. Я, кстати, не могу участвовать в баттлах, потому что я сам не сочиняю стихи. То есть это целая история. Конечно, можно подготовиться, но это культура другая. Скорее я рэп зачитаю, да. Это можете от меня подождать.
И последний у меня вообще женский вопрос. Тебя как будто заморозили. Секрет такой неменяющейся внешности.
Умеренность во всем!
Ну ладно, спорт какой-нибудь есть, я не знаю? Это вот ещё Парфенов такой же, понимаешь, которого тоже заморозили.
Как говорится, бухать ― это вам не спортом заниматься, тут здоровье нужно! Вот. Нет, на самом деле всего понемножку, правда. Я вот сегодня перед тем, как прийти к вам на передачу, пробежал пять километров.
А, то есть чуть-чуть бегаешь.
Чуть-чуть бегаю, чуть-чуть подтягиваюсь, чуть-чуть отжимаюсь, чуть-чуть массажик делаю.
Господи, я тоже хочу всего чуть-чуть, и чтобы…
Да, и что еще? Какая-то умеренность. Вот сейчас какие-то продукты исключил. Умеренность в еде. Да ничего, правда ничего. Генетика хорошая, тьфу-тьфу-тьфу. Спасибо маме с папой.
Да. Как они?
Нормально. Спасибо. Уже тоже…
Спасибо тебе большое. У меня для тебя подарок. Наш прекрасный BORK. Вот этот декантер, который, значит, декантирует не только вино, а он декантирует в том числе и крепкие алкогольные напитки. Так как ты иногда пьешь виски…
Нет, я виски не пью.
Как? Ты Дудю сказал!
Ты мне хочешь виски подарить?
Нет, ты Дудю сказал, что ты пил виски, двести граммов, что это было много для тебя. Это была случайность?
Нет-нет, сейчас я пью… Вино нам нужно пить для здоровья. А здоровье нужно для того, чтобы пить водку!
Так вот, смотри, водку тоже можно декантировать. И сомелье BORK говорит, что утром встаешь, голова не болит и всё прекрасно.
Спасибо.
Вот, так что.
Хорошая, красивая. Мне вообще нравится, у меня есть техника этой фирмы дома.
Да. Я люблю её тоже. Спасибо.
Пока.
