Ксения Соловьева: «Я совершенно не собираюсь говорить, что Айшат Кадырова — это новое имя в фэшн-индустрии»

Синдеева: Мы сегодня погружаемся в мир гламура, глянца, красоты, какое-то сейчас для меня параллельный мир, я честно скажу. У меня сегодня в гостях главный редактор журнала Tatler Ксения Соловьева. Мне очень приятно.

Соловьева: Добрый день.

Синдеева: Добро пожаловать.

Соловьева: Видите, я даже надела вот такую футболку из коллекции Chanel Cuba, розовый пиджак…

Синдеева: Ну а где же тогда шикарные бриллианты?

Соловьева: Чтобы закрепить о себе мнение как о принцессе гламура.

Синдеева: Ксения, я пыталась, когда готовилась к программе, найти какие-то точные слова для вашего журнала. И, скажем так, мне это не удалось хорошо сделать, потому что мне не хочется просто сводить это все к тому, что это такой глянец, гламурный глянец. Как вы бы рассказали нашим зрителям, которые наверняка знают журнал Tatler, наверняка читают, но, возможно, не входят в круг его интересов? Как бы вы ему рассказали, что за журнал вы делаете?

Соловьева: Наверное, я могла бы начать скучно, с истории, с того, что британскому Tatler уже, по-моему, 307 лет, и что это старейший глянец, и исторически этот журнал писал о жизни высшего общества Великобритании, но я от этого воздержусь и скажу, что сегодня в России Tatler 8 лет, что сегодня это журнал самый острый, самый актуальный, самый бесстрашный, и журнал, четко понимающий, для кого он работает.

Синдеева: Вот это все-таки поясните. Это самый острый, самый актуальный, бесстрашный на телеканале Дождь звучит неожиданно.

Соловьева: Я имею в виду, что мы не боимся прикасаться к сюжетам, которые, может быть, кажутся кому-то не очень глянцевыми, не очень позитивными. Мы не пытаемся казаться хорошими, мы честно совершенно говорим, что мы апеллируем к такой самой состоятельной прослойке населения, мы такой главный, наверное, глянцевый носитель рекламы.

Синдеева: В чем острота? Ну это же правда так.

Соловьева: Наташа, достаточно посмотреть на наши обложки.

Синдеева: А вот расскажите.

Соловьева: Скажите, если Юлия Высоцкая дважды дает интервью именно нам, сначала она первой рассказывает о том, что происходит у нее с дочерью, затем она появляется именно на обложке нашего журнала без волос, если Светлана Бондарчук именно нам говорит о своем разводе, впервые.

Синдеева: Первый раз, первое интервью.

Соловьева: Если Карина Ротенберг, жена Бориса Ротенберга, именно нас приглашает посмотреть свои восхитительные конюшни в городе Мужен.

Синдеева: С одной стороны, вы действительно работаете, как такой очень профессиональный журналист, редактор, который бьется за эксклюзив. И удивительным образом, при том, что ваш эксклюзив, как правило, связанный с личной жизнью и так далее, это никогда не пошло, это никогда не желтое, это правда так. И вы там большие молодцы, вам удается это сделать. С другой стороны, каким-то образом действительно на вас даже стали ссылаться информационные агентства, что, в общем-то, совершенно не типично для российского глянца.

Соловьева: Да, я думаю, что это сегодня настал такой момент. И, как правило, глянец пишет про 50 лучших пальто сезона или про 20 способов пройти интервью успешно. Сейчас эта повестка дня не вызывает такого широкого интереса, она точно не способствует тому, что вас будут цитировать. И впервые, наверное, я поняла, что можно делать по-другому, когда я приняла приглашение и посетила в Молочном переулке узницу Евгению Васильеву. И оказалось, что это информационная бомба. И как-то постепенно я стала нащупывать наш такой фирменный стиль, случилась Катя Пескова с материалом с Авеню Фош. Дальше случилась Татьяна Навка, спустя год, в этом же самом журнале.

Синдеева: Как вы их уговариваете?

Соловьева: Я, наверное, неплохой психолог, может быть, могла бы работать психотерапевтом. Надо просто понимать, что может быть интересно героям в данный момент. Я всегда за то, чтобы мы где-то сошлись посередине. И иногда это желание продвинуть какой-то проект. Например, в случае с Дашей Жуковой, человеком очень сложно уговариваемым, мне совершенно понятно, что ей давно не интересно быть на обложке в красивом платье Prado в объективе Патрика Демаршелье, это для нее давно пройденный этап, у нее есть ее прекрасный «Гараж». Для кого-то интервью Tatler — это своего рода исповедь, своего рода психотерапия, потому что вы знаете, когда тяжело, иногда достаточно выговориться, проговорить какие-то вещи вслух, становится легче.

Синдеева: Ну они почему-то идут к вам. Почему та же Светлана Бондарчук пошла к вам, а не выступила с этой исповедью у себя же в журнале.

Соловьева: Ну, у себя в журнале, наверное, это было бы дурной вкус. А если выбирать все остальные носители, если делать это так, чтобы это было красиво, цитируемо, чтобы это не вышло тиражом тысяча экземпляров, наверное, есть определенная степень доверия, и вот так, как я за кадром спросила вас, о чем вы со мной хотите говорить, я вам поверила. И так же, наверное, мои героини верят мне, что я все-таки в первую очередь женщина, и я мать, и я вряд ли их как-то подставлю или обижу. Вообще глянец по сути своей жанр довольно комплиментарный.

Синдеева: Ну а комплиментарный, в общем, достаточно безопасный.

Соловьева: Да, потому что мы все-таки привыкли смотреть сквозь такую какую-то довольно радужную глянцевую линзу на мир, на героев. Мы, конечно, предпочитаем не замечать каких-то очень явных огрехов, делаем героя лучше, чем он есть на самом деле, это все правда.

Синдеева: Да, но контекст в любом случае, например, та же супруга Ротенберга. Вот она понимает, что контекст в то время, в который выходит этот материал, что это не совсем, мне показалось, даже не совсем прилично, когда твой муж находится под санкциями, когда, в общем-то, не очень даже сейчас хорошо демонстрировать вот это богатство, и она совершенно с таким достоинством, да, это невероятно красивое поместье, где прекрасные лошади, но…

Соловьева: Я хочу заметить, что муж не находится под европейскими санкциями, имеет полное право ездить в это поместье и в воскресенье там обедать. И надо сказать, что этот сюжет, как ни странно, он не вызвал какого-то такого сверх ажиотажа, так его довольно вяло перепостил Алексей Навальный, в целом…

Синдеева: Ну как вот герои? Они контекст чувствуют или нет? Или они все-таки оторваны уже от нашей с вами действительности какой-то?

Соловьева: Понимаете, герои считают, что, во-первых, их мужья эти деньги заработали, они не обязаны мне давать отчет, как именно они заработали. Всегда есть какая-то генеральная идея, например, Карина Ротенберг, во-первых, там были кони, она действительно очень не бессмысленная девушка, она работает, она скачет на них, пашет много часов в день, и она участвует в международных соревнованиях, мужа с собой в это вовлекла, она так очень не равнодушна к собакам, спасает собак, строит приюты, и вот поверьте, ей есть о чем рассказать. Это не рассказ о гектарах под Муженом. И для меня тоже очень важно, когда я вижу перед собой небессмысленную героиню, и мне в этом смысле с ней было очень приятно разговаривать, потому что она старается, она развивается, она действительно из себя что-то представляет. Вот я не могу нести ответственность за этот контекст, за то, что происходит вокруг…

Синдеева: Нет, вы точно нет.

Соловьева: Но познакомить читателей с тем, что вот такое явление есть, считаю своим долгом.

Синдеева: Нет, это очень интересное явление, мне кажется, вы иногда делаете очень большое дело, с точки зрения понимания в принципе, как устроено.

Соловьева: Я только так это и расцениваю. Мы — зеркало того, что происходит вокруг.

Синдеева: Да, и я думаю, что иногда Алексей Навальный доволен бывает вашими публикациями.

Соловьева: Конечно, мы поставляем столько фактуры. Не надо посылать дроны в Мужен.

Синдеева: Скажите, были ситуации, когда герои, например, не разрешали ставить материалы? Или очень жестко цензурировали, так, что уже даже ваш редакторское, глянцевое, совершенно комплиментарное так или иначе отношение не давало вам возможность это сделать?

Соловьева: Ну, вы знаете, у меня давно-давно, еще лет шесть назад, единственный материал, мой, который никуда не пошел в печать, был материал с «генералом Димой», с Дмитрием Якубовским.

Синдеева: Почему? Он же такой, любит вообще-то поговорить.

Соловьева: Потому что он очень активно говорил, говорил очень много, а когда прочитал все то, что он говорил, ему показалось, что он этого не говорил. Ну такое, наверное, ему хотелось, чтобы он выглядел на страницах глянца каким-то совершенно другим. А я так была захвачена этой историей, много жен, вот такой оригинальный человек, мне было очень интересно с ним общаться. Вот это никуда не пошло, и я…

Синдеева: Почему? Смотри, он не подписал интервью? Я правильно понимаю, что гость подписывает интервью.

Соловьева: Да, да, безусловно, я здесь не скрываю, конечно, я материал даю показывать.

Синдеева: Опять же глянец в этом смысле…

Соловьева: Я играю совершенно с открытыми картами. Есть такая точка зрения, что надо показывать цитаты, но поскольку очень много прямой речи, она становится косвенной речью так или иначе, цитаты эти раскиданы по всему тексту, я не хочу кокетничать, я не хочу вот этой трепки нервов, я естественно показываю этот текст целиком, и дальше уже отстаивание своих интересов, объяснение почему…

Синдеева: Как вы, убеждаете?

Соловьева: Ну, безусловно. Почему это надо так, где формат, где ваши интересы, где мои, и вот попытка сойтись в какой-то общей точке. Вот в тот момент, в случае с Якубовским, этой общей точки не существовало, поэтому я этот материал положила в ящик и с облегчением вздохнула.

Синдеева: И жду.

Соловьева: Нет, я ничего не жду, я с облегчением вздохнула. Больше в моей личной практике такой истории не было, но могу сказать, что недавно мой коллега, наш шеф-редактор, брал интервью у одной очень-очень заслуженной актрисы, взрослой, необыкновенно уважаемой, и в процессе заверения этого материала он уже убрал свое имя, это стало уже неинтересно, это уже подрывало его профессиональные амбиции.

Синдеева: Потому что было столько изменений?

Соловьева: Потому что героиня привыкла, что с ней общаются журналисты из «Российской газеты», которые пишут ровно то, что с высоты ее 73 лет кажется правильным. То есть я имею в виду, я говорю о том, что…

Синдеева: То есть вы материал оставили, но журналист…

Соловьева: Да, материал этот пошел, но он стал настолько уже не тем, чем он был до этой правки, это совершенно не было связано с обстоятельствами, с Муженом или с деньгами, это просто было связано с восприятием самой себя героиней. Статус героя совершенно не…

Синдеева: Кто эта актриса? Ну мы же скоро прочитаем это в журнале.

Соловьева: Наверное, я воздержусь, потому что не очень красиво.

Синдеева: Хорошо. А вот недавно опять же я случайно попала на комментарий Олега Тинькова, который в своей обычной хамской манере очень жестко высказался по поводу вас, по поводу журнала.

Соловьева: Да, «рассадник лохов».

Синдеева: Ну, не хочу цитировать. Понятно, он всегда так, это эпатаж, но у меня-то вопрос, он же точно визировал это текст, он точно его подписывал.

Соловьева: Наташ, ну вы это понимаете.

Синдеева: И как это? Что он потом? Это что, опять очередная игра?

Соловьева: Он, безусловно, его подписывал, он читал этот текст 20 раз, этот тест был выверен с его замечательной девушкой Дашей, которой потом было стыдно, она мне звонила и извинялась. Я в тот момент не стала давать никакой комментарий, потому что мне как-то не хотелось длить эту дискуссию, потому что любые его два предложения плюс мои три, и ресурсы типа Life просто потирают руки. Сейчас я так уже готова это сделать. С позиции Олега, в его системе координат, то, что он сделал, это невероятная реклама, это невероятное нам уважение, потому что он считает, что только так о журнале Tatler вообще узнают, что только так его…

Синдеева: А, то есть это он таким образом промоутировал свой материал, который был в вашем журнале?

Соловьева: Это невероятный промоушен. Он промоутировал наш журнал в первую очередь.

Синдеева: Нет, ну для него-то это было…

Соловьева: Да, и что все побегут покупать, и он, конечно, считает себя гораздо более популярным, чем голая беременная Ксения Собчак, в общем-то, что только он может продать журнал Tatler. И в принципе, я отдаю ему должное, потому что он человек неординарный, яркий и талантливый, и имеет право так о себе думать. Но просто то, как он это сделал, это было не тонко, не изящно, и хамски и оскорбительно. Мне понятна его идея, он хотел так как бы пококетничать, сказать, что ну вот я вроде не здесь, мне немножко стыдно, что я в глянце, но это меня уговорили, вот это мое шале, но так бы я никогда нет, вот я называю это позицией «я не такая». Ну какая ты не такая, если ты строишь шале в Курашевеле, которое сдается за 100 тысяч евро всем нашим читателям, и какая ты не такая, если у тебя в погребе винном Petrus на полтора миллиона, или если твой банк дает кредит на покупку мобильного телефона. Поэтому все мы звенья одной пищевой цепочки. И в принципе за эти годы работы я так обросла броней, и в целом я очень спокойно реагирую на критику. Например, я совершенно спокойно реагирую на какие-то такие не жесткие строчки про бал дебютанток в газете «Коммерсант» от моей подруги Жени Меловой, с которой мы накануне могли выпивать.

Синдеева: Жесткое? Что она?

Соловьева: Ну там что-то такое было про каких-то дебютанток, у которых, оказалось, есть дети. В общем, там было довольно смешно, и это формат Жени, это то, почему газету «Коммерсант» уважают, это то, почему Женя считается лучшим хроникером страны и так далее. Равно, как и, наверное, Миша Фишман, с которым мы уже лет десять играем в теннис по выходным, не будет обижаться на меня за такую тоже довольно жесткую рецензию на свой фильм в журнале Tatler.

Синдеева: А не понравился вам фильм?

Соловьева: Мне очень понравился фильм. Рецензию писала не я. Я фильм посмотрела с большим удовольствием. Поэтому я спокойно отношусь к критике, но в данном случае я немножко обиделась, как девочка. И мне показалось, что… Просто это было оскорбительно.

Синдеева: Он извинился потом?

Соловьева: Он извинялся, я пока извинения не приняла. Я пока не чувствую…

Синдеева: Пусть бриллианты присылает. Главному редактору журнала Tatler. А вам можно подарки принимать дорогие?

Соловьева: Ну, это какие-то подарки. Естественно, что речь не идет о бриллиантах, и тем более от Олега Тинькова, это скорее какие-то фэшн такие вещи, естественно, какие-то сумки, туфли …

Синдеева: Вот вы уже сказали, голая Собчак на обложке журнала Tatler. Это было, конечно, очень ярко, очень круто, и Собчак большая молодец. И вопрос, который в принципе у многих возникает, кто был инициатором? И второй — опять же очень часто федеральные каналы, мы недавно по этому поводу делали репортаж, ну и в общем-то, глянцевые журналы, а уж я не говорю про LifeNews, они платят своим героям. Вот вопрос, соответственно, кто уговорил, и кто был инициатором?

Соловьева: Кто кому платил?

Синдеева: И кто кому, условно, платил? И вообще платите ли вы иногда своим героям? Потому что понятно, что иногда, конечно, обложка продает журнал. И во всем мире, наверное, эта практика вполне себе …

Соловьева: Нет-нет, в случае с Издательским домом Condé Nast по всему миру никто никогда не заплатил ни копейки, это не принято, я даже с этим не могу прийти для обсуждения. Более того, понимаете, как правило, те герои, которые заинтересованы в том, чтобы получить какую-то от нас денежку, это не наши герои. Потому что наши люди, они… Мы не возим никого на Мальдивы, потом эти двое счастливых людей, который провели медовый месяц на глазах у всего мира, они не рассказывают нам про это, потому что наши люди сами прекрасно ездят на Мальдивы, и они для другого к нам приходят. Поэтому про деньги речь не идет, ни мы никогда не платим, ни нам никогда не платят. Я уже устала объяснять, что мы не берем деньги за малышку на миллион, ни миллион, ни миллиард, поэтому это исключительно соображение того, насколько эта обложка может продать. В случае с Ксенией я так скажу, что это было такая обоюдная дорога навстречу, у нас с ней были очень не простые отношения. И в этом смысле я с новой силой зауважала Ксению, я никогда не прекращала этого делать, с новой силой ее зауважала за ее щедрость, потому что это такой все-таки жест был. И понятно, что это была ситуация Win-Win, выигрывала она, и выигрывала я, но тем не менее, вот из такого какого-то бабского сволочизма можно было бы…

Синдеева: Не сделать.

Соловьева: Не сделать этого. Она это сделала. У меня, когда я поняла, что это будет, я меня прямо, вот знаете, руки зачесались. И у нее зачесались. То есть это такая ситуация, когда азарт и интересно, и хочется это сделать круто. Мы очень-очень старались со съемкой, окружили ее заботой, вниманием, я очень старалась.

Синдеева: Ну это было очень красивая съемка, красивые фотографии.

Соловьева: Мы обе старались, поэтому это так получилось.

Синдеева: Ксения, вот смотри, с одной стороны, я очень хорошо понимаю, это журнал, это определенный формат, но есть опять же контекст того, как мы сейчас живем, того, что происходит со страной. Вот как внутри вас, и внутри редакции в том числе, находится вот эта гармония? Вы же не равнодушный человек, и наверняка следите за всем, и наверняка не живете миром тех людей, о которых вы пишите. И вас беспокоили наверняка люди, которые сейчас вышли на улицу, на акции несанкционированные протеста. Вот у вас не бывает ситуации, когда вы говорите «Блин, это же все пустое. О чем мы!».

Соловьева: Ну, я естественно ожидала от вас этих вопросов.

Синдеева: Ну это потому, что я это прошла тоже этот путь. Я сейчас добавлю. Как смеялся всегда мой муж, говорил: «Я женился на гламурной девушке, которая делала «Серебряную калошу», которая занималась какими-то большими акциями, проектами, и вдруг оказалась на волне общественно-политической жизни». То есть у меня тоже прошел какой-то процесс трансформации.

Соловьева: Ну, у меня, видимо, он еще как-то этот процесс еще в процессе. Безусловно, я человек неравнодушный, я читающий, безусловно, я человек, который заканчивает день с вечерней «Медузой», и начинаю я день с новостей. Конечно, я предпочитаю получать полный спектр информации. Конечно, я задаю вопрос, почему на Первом канале в воскресенье не показали ничего из того, что вообще…

Синдеева: Не только Первый. Везде не показали.

Соловьева: Из того, что происходило здесь по соседству в 200 метрах. Но понимаете, сейчас я работаю в журнале Tatler, я не занимаюсь расследовательской журналистикой. Я в принципе, наверное, даже была бы в ней неплоха, я пишу большие тексты, это тексты по 20-30 тысяч знаков, я люблю звонить, для меня интересно, для меня это не мука поднять телефонную трубку и совершить какое-то движение. Я готова встречаться с двадцатью людьми, и наверное, я могла бы работать где-то в «Ведомостях» или в РБК, или даже агентстве Reuters, но пока я работаю здесь, я воспринимаю свою миссию, как информирование общества о том, что происходит.

Синдеева: Как еще одна краска жизни, которая есть?

Соловьева: Безусловно. И как зеркало того, что происходит. И мы в конце концов, понимаете, журнал Life Style, мне интересно, что завтракает Светлана Бондарчук, какие у нее чашки, какие у нее обои с птицами. Мне интересно, какие витамины пьет Рамзан Кадыров, или что там у него в списке запрещенных или разрешенных продуктов, он сейчас худеет. Мне интересно, как зовут коней Карины Ротенберг. Мне интересно, как приходится моей подруге Тине Канделаки в кругу, в такой очень конкурентной среде жестких мужчин. Поэтому все-таки мы, не надо наделять глянец, не надо его судить по тем критериям, по которым он, собственно, не создавался. Поэтому я информирую, я показываю, выводы — ваши.

Синдеева: Ну, соответственно, вы уже сказали про Кадырова. Вот недавно был вот этот великосветский выезд.

Соловьева: Да, марш-бросок.

Синдеева: Марш-бросок в Чечню. И там где-то в прессе написали, что во главе с Ксенией Соловьевой отправились московские прекрасные принцессы на встречу с прекрасным творчеством дочери Кадырова. Вот опять же, когда вам поступило это предложение, что вы в этот момент подумали, какая была первая реакция?

Соловьева: Во-первых, предложение звучало как эксклюзивное большое интервью с дочерью Рамзана Кадырова и большая съемка, которая будет только у нас. Соответственно, это все происходило вместе с показами ее коллекции.

Синдеева: Это было ваше условие поездки или это?.. То есть если бы не было эксклюзивного интервью?

Соловьева: Ну, наверное, нет. Наверное, я бы не поехала, конечно. Меня интересуют только эксклюзивы, и это знают все. Да, на самом деле мне даже отчасти польстило то, что во всем этом фейсбуковском обсуждении того кто, почему и как поехал, несколько раз прозвучала фраза, что только у Tatler была причина реально туда ехать. То есть это означает, что уже там, где чем-то пахнет жареным, там, где какой-то назревает скандал, мы там, и это хорошо, потому что мы в принципе этому синонимичны. Вот Белковский в эфире Дождя, он, по-моему, меня сделал предводительницей этого кортежа, но это его право. На самом деле, понимаете, везде же важны акценты, потому что в некоторых местах это звучало так, словно редакторы глянца пропустили судьбоносный юбилейный показ в Париже Дриса Ван Нотена и поехали в Чечню на показ…

Синдеева: А на самом деле пропустили?

Соловьева: Ну, Неделя моды проходит, она длится примерно восемь дней, это уже если в такие, в частности влезать. Я, как правило езжу к концу.

Синдеева: Но всегда ездите.

Соловьева: Да, конечно. И было сказано, что мы поехали на показ к главному мировому дизайнеру, трендсеттеру и так далее, и все это еще увенчали хэштеги #чеченскаясказка, ну если вы заглянете в мой инстаграм, вы все-таки их не найдете. Поэтому для меня, я, как журналист, я не знаю, я даже вас хотела спросить, а вы Наташа, вы бы не поехали? Или ваша команда не поехала бы? Вот ваши журналисты?

Синдеева: Журналисты обязательно бы поехали, если бы была возможность получить интервью. Просто так, конечно, нет. И собственно, поэтому и была такая реакция, потому что если в журнале Tatler выйдет эксклюзивное интервью с дочерью Кадырова, это интересно, это важно, и вы, как журналист, не имеете права это пропустить. А вот если бы меня спросили, взяла бы я интервью сама у Кадырова, я бы сильно подумала. А вот вы бы взяли?

Соловьева: Я бы взяла, наверное, да. У меня точно так же, как когда я слышу про интервью с беременной Ксенией Собчак, у меня в принципе, мне интересно, я бы с удовольствием поехала к Владимиру Владимировичу Путину, если бы он меня пригласил в Ново-Огарево, или к Медведеву в Плес.

Синдеева: Нет, мы говорим про Кадырова. Про Путина да.

Соловьева: На самом деле почему нет? Ну к нему ездили мои коллеги, к нему ездили и Ксения с Ксенией, Усков…

Синдеева: Вот, правда, тогда, когда они ездили, немножко опять же была другая ситуация, и много чего произошло после этого. Вот о чем бы вы с ним говорили сейчас?

Соловьева: Ну, наверное, я сейчас спасу себя все-таки, опять же я бы обсуждала его витамины. Но так, если серьезно, то, конечно, я все-таки делала интервью с его дочерью, и Рамзан Кадыров при всех, я не собираюсь сейчас его обсуждать, по крайней мере он мне симпатичен тем, что он не делает секрета из своих детей, его дети всегда в кадре, его дети всегда занимаются спортом, потому что спортом должна заниматься вся его республика. И он довольно спокойно, вообще он был готов, что его дочь будет говорить о чем угодно, и как раз этот текст жестко не визировался. Мы убрали один кусочек, потом могу сказать, какой, но это ерунда. Я действительно с ней сидела в семейной резиденции, мы обедали, мы ели тыквенные лепешки хингалш, мы беседовали два часа. Айшат очень-очень меня боялась, как, наверное, сейчас волнуюсь я, она начала интервью, у меня материал начинается с того, что «я вас очень боюсь». Это было ее первое, естественно, интервью большое. Вот какие-то страшные столичные журналисты, вот мы снимаем, у нас получилась очень красивая съемка, такая на редкость красивая, Данилы Головкина. Поэтому я совершенно не собираюсь говорить о том, что Айшат Кадырова — это новое имя в фэшн-индустрии и конкурентка Эли Сааба или Зухаира Мурада, но, наверное, нет. Более того, Айшат довольно адекватная и умная девушка, и с очень трезвой оценкой самой себя, она знает, что она еще только в начале этого пути. Ей 18 лет, ей очень-очень много чего еще предстоит сделать. Вы вообще знаете, что такое сегодня рынок мусульманской моды? Все-таки я представительница отчасти глянцевого и модного журнала. Это 44 миллиарда долларов только сейчас, а дальше это будет больше. Вы слышали, например, что Nike выпустил линию высокотехнологичных хиджабов?

Синдеева: Я слышала. Нет, я скажу, не знаю, но я предполагаю, конечно, что это рынок, который растет.

Соловьева: Это колоссальный рынок. У Dolce & Gabbana есть их эти абаи, у Burberry есть, у Donna Karan специальная линия, выходит арабский Vogue, с Джиджи Хадид, вы видели, это было в день показа, очень символично, запускается сайт, это такой аналог прет-а-порте, специально для… Вообще эту моду называют не мусульманской, они очень осторожно пытаются всегда обойти вот такие всякие…

Синдеева: А как?

Соловьева: Ее называют Modest fashion, скромная мода, то есть это означает, что это длинное, это закрытое, это длинные рукава — это колоссальный рынок.

Синдеева: Вы считаете, эта коллекция была сделана для того, чтобы зарабатывать деньги потом?

Соловьева: Ну нет, по крайней мере эта коллекция сделана для того, чтобы вообще в Чечне узнали, что есть мода, потому что там никакой моды не было никогда. Это какие-то такие кустарные ателье и мастерицы, и там вообще женщинам не принято про это очень много думать, и особенно после войны они вообще одевались все время в черное. А эта коллекция была такая и в розовом, и в сиреневом, и в белом. В принципе это большой дом моды, я не знаю, как они сводят дебет с кредитом, равно как я не знаю это ни про одного из российских дизайнеров, это все всегда такая история, но это все равно огромный рынок. Вы были когда-нибудь в ЦУМе, вы видели вообще, кто там покупает?

Синдеева: Да, да.

Соловьева: Это очень-очень интересный рынок, перспективный, и с Net-A-Porte приходят сведения, что средний чек с Ближнего Востока в полтора раза больше, чем любой другой чек, это растущий рынок. Поэтому для меня это явление, мне было все это очень интересно посмотреть, и очень милая девушка. Если Станиславу Белковскому приятно думать, что я в этой поездке была главная, вслед за мной уже поехали Ольга Бузова и другие инстаграм-девушки, ну пусть так думает.

Синдеева: А вот, смотрите, вы несколько лет проводите Бал дебютанток.

Соловьева: Да.

Синдеева: За этим, конечно, очень интересно наблюдать, потому что мы все мамы. И я понимаю, что рано или поздно, наверное, моя дочь тоже там окажется.

Соловьева: Я вам позвоню. И у вас будет сложный выбор.

Синдеева: Вообще не будет сложный, я сразу могу сказать.

Соловьева: Скажете «да»?

Синдеева: Да, я скажу «да», потому что…

Соловьева: Да вы что? Я ловлю вас на слове.

Синдеева: Да, потому что я вспоминаю себя, ну это же все равно какой-то момент, когда девочке надо почувствовать себя принцессой. И если Бал дебютанток дает такую возможность, то это очень здорово. У меня нет никаких предубеждений, но у меня вопрос, естественно, все равно дождевский, конечно.

Соловьева: Конечно. Я на них отвечаю каждый год, потому что Денис Катаев к нам приходит.

Синдеева: Значит, вот был сейчас опять же выход людей на улицу, и было очень много молодежи. И собственно, это первый раз за последние несколько лет было очень таким новым, заметным, каким-то трендом.

Соловьева: Явлением.

Синдеева: Явлением, когда вышли школьники, вышли студенты в большом количестве. И вот у меня, когда я, конечно, думала про наше с вами интервью, я подумала, а вот интересно, ваши герои, герои Бала дебютанток, как вы думаете, они могли бы оказаться там? Может быть, вы даже кого-то знаете, кто мог там быть? И насколько, как вы думаете, вот это поколение, которое вы видите в журнале, на своих страницах, и те, которые вышли на улицы, они живут в параллельных мирах?

Соловьева: Ну, давайте будем честны. Безусловно, я думаю, что те девушки, которые танцевали у нас на историческом паркете Колонного зала Дома Союзов, в каких-то кутюрных платьях, они, наверное, так обласканы жизнью, обласканы судьбой. Я не думаю, что в них зреют какие-то такие протестные настроения. Я думаю, что безусловно это какой-то слой вот этого слоеного пирога, который не смешивается. Мне сложно сказать, мне даже сложно сказать, например, пошел бы на этот митинг мой сын, ему вот сейчас будет 18 лет. И наверное, он уже будет вправе принимать сам эти решения, но мне бы хотелось ему напомнить о том, что вот его мама, у которой не было родителей с большой фамилией, то есть, наверное, меня бы не позвали на Бал дебютанток, я не училась в 20-й школе, я не жила где-то на Патриарших, в каком-то Гранатном переулке, мне это ничего никто не подарил. Более того, у меня не было богатого мужа, и мне не дарили журналы. И вот каким-то образом все-таки я в этот социальный лифт, как-то я же в него села, как-то я приехала туда, где я сейчас. Поэтому с моей стороны было бы страшной неблагодарностью сейчас как-то начать это все очень сильно ругать.

Синдеева: Но так вы благодаря своему таланту и своей, может быть упертости…

Соловьева: Трудолюбием, я думаю.

Синдеева: Трудолюбием сумели этого добиться. Или потому, что вам это принесли на блюдечке, и потому, что страна мотивировала, или государство мотивировало вас на это, понимаете? Собственно, коррупция, от которой…

Соловьева: Нет, на блюдечке никто ничего не приносил. Я все-таки работаю с 18 лет.

Синдеева: В том-то и дело. Понимаете, когда меня тоже, я вот сейчас очень много говорю, в регионах встречаюсь с ребятами, они говорят: «Ну вот я же сам, вот я же сейчас живу лучше, я же сам сумел много чего добиться». Я говорю: «Давайте еще раз разделим. Вы благодаря чему это сумели добиться? Да, были исходные данные. Слава богу, рынок, Ельцин, Горбачев когда-то все это поменяли и дали возможность стране развиваться. Но дальше...». Собственно, та коррупция, про которую мы говорим, это же наши с вами деньги. Это наши с вами налоги, которые мы платим не 13%, а 43%. И по какой-то причине мы этого не осознаем до конца, потому что ножками туда не идем. Поэтому здесь, мне кажется, есть немножко лукавства, что мне как бы не хочется против этого выступать, но это ваша заслуга, Ксения, а не потому, что вам… Знаете, и работаете вы в частной компании, в частной компании, которая тоже когда-то рискнула выйти на этот рынок, и рискует, и платит налоги. А они потом принимают закон об ограничении владения иностранцами. То есть наоборот, государство все делает для того, чтобы было сложнее и тяжелее вам.

Соловьева: Ну, Наташ, а как тогда? Ведь можно же повернуть иначе. Я считаю себя работодателем, я, наверное, могу так сказать, у меня в подчинении находятся 30 человек. Я знаю, что очень многие молодые участники митингов говорили о том, что недостаток рабочих мест, что нет возможности куда-то пробиться, безнадега и так далее. Но вот эти 30 мест, вот мои коллеги, они на метро, на автобусе, пешком, на машине, как угодно, к 9.30 едут вот сюда на Большую Дмитровку. Они здесь получают довольно неплохую зарплату, они сидят в красивом офисе, они получают страховку, и они в принципе чувствуют себя довольно защищенными. И вот как я могу, испытывая ответственность перед ними, вдруг как-то выйти на этот митинг?

Синдеева: Подвергнуть риску.

Соловьева: И подвергнуть риску, естественно, тех людей, с которыми я работаю, подвергнуть риску сдачу номера, оказаться на 15 суток… Кто будет его сдавать? Кто будет моей дочери, которой 9 лет, кто ей будет варить кашу? Кто будет ее водить в школу?

Синдеева: Вот вы сейчас сказали, что они получают неплохую зарплату, и в общем-то, их не очень это касается, а вот я-то опять же сталкиваюсь с тем последнее время, что как бы неожиданно вдруг политика входит туда, где ее не должно было быть. И как раз мы все сейчас незащищены, незастрахованы от того, что завтра это не может оказаться внутри вашей семьи или вашей работы. Вот хороший пример, сейчас была консерватория, когда профессор консерватории, или преподаватель консерватории, я не знаю, видели вы это или нет…

Соловьева: Нет.

Синдеева: Она зачитала своим студентам консерватории московской, список «врагов народа», «пятой колонны» и так далее. И студент в общем-то достаточно убедительно и резко ей ответил. Но мне позвонила моя подруга, она профессор консерватории, она говорит: «Ты понимаешь, вот мы так жили в своем прекрасном каком-то мире, нам казалось, что все это так далеко, вот это не с нами, вот это все где-то там, Путин, Украина, Донбасс вообще… Мы тут занимаемся большим, великим, музыкой…». И вот, оно вошло в из жизнь, и сейчас консерватория бурлит, преподаватели пишут письма, они хотят защитить репутацию консерватории. Вот это все очень быстро оказывается рядом, поэтому невозможно сказать, вот я тут живу, в своем мирке…

Соловьева: Закрыться в своем уютном...

Синдеева: И вот так вот, у меня тут есть ответственность, а завтра все это может…

Соловьева: Ну, я думаю, вы совершенно правы, и все мы в глубине души это понимаем, но ваша повестка дня, я читала вашу сегодняшнюю утреннюю рассылку, — это покупка украинской дочки Сбербанка, и что происходит сегодня с заключенными в СИЗО. Я начинаю свое утро с утренней рассылки с The Business of Fashion, у меня немножечко другая повестка дня. Да, наверное, где-то это взаимопроникновение, может, и неминуемо произойдет, но пока я в принципе сторонница теории малых дел, пока я возделываю аккуратно, в меру своих сил и возможностей вот тот участок, который доверен мне, и я вот в это верю. Я очень хорошо понимаю вас, у вас есть свой контекст, у меня свой контекст, вы хотите меня призвать к совести, к ответственности.

Синдеева: Нет-нет, я как раз не к совести, извините, что так, может быть, это выглядело, нет, я не про совесть. Меня, правда, тоже беспокоит очень сильно, потому что это наша с вами жизнь. И мы действительно не живем в параллельной жизни, вот это пересечение происходит, и мне не к совести вас призывать, просто понять, что опять же движет человеком. Я снимаю шляпу, когда вы защищаете свои ценности и своих сотрудников, которых 30 человек, это очень верно и правильно.

Соловьева: Я защищаю свой формат, скорее всего.

Синдеева: И свой формат тоже. Это у меня так жизнь повернулась, и я оказалась…

Соловьева: Да, а мы помним вас совершенно другой.

Синдеева: Я всегда была неравнодушной. Но так или иначе, я точно так же жила в каком-то своем мире, и о том, что есть 31 статья Конституции, и 31 число, когда люди выходят на улицы, я тоже как-то знала, ну там где-то что-то происходит, пока не оказалась внутри этого информационного поля. Поэтому вопрос не праздный, и не заставляющий вас или меня…

Соловьева: Оправдываться.

Синдеева: Оправдываться. Это вопросы, которые сейчас возникают, на которые хочется найти ответы. Ксения, программа закончилась. Я на самом деле хочу сказать, что то, как вы делаете свой журнал, это очень здорово. И вообще не секрет, что единственный глянец, который я вижу, который читают люди, а не просто он лежит на столе, я не буду называть другие прекрасные и уважаемые бренды, это, конечно, журнал Tatler. Я даже я знаю некоторых людей, которые вообще интеллектуалы, которые в принципе не про светскую жизнь и не про гламур, они с большим удовольствием читают ваш журнал, потому что там много фактуры.

Соловьева: Большое спасибо. Это, наверное, лучший комплимент для меня.

Синдеева: У нас есть такой дорожный стакан, или дорожная кружка, что можно взять с собой

Соловьева: Мне он пригодится.

Синдеева: Спасибо вам большое.

Соловьева: Огромное спасибо.

Синдеева: И кофемашина, которая будет вам варить кофе.

Соловьева: Тоже меня где-то ждет? Спасибо. Всего самого доброго.