Алиса Хазанова: «Мне было интересно поразмышлять о том, что время для каждого человека течет по-разному»

Синдеева: Сегодня у меня в гостях гость, который год назад был в программе. Это Алиса Хазанова, у нее недавно случилась премьера. Она сделала первый большой фильм как режиссер — «Осколки», и скоро мы это увидим в прокате. Встречайте Алису Хазанову.

Синдеева: Ну что, у нас сегодня тоже снимается кино. У меня сегодня в гостях актриса, режиссер, балерина Алиса Хазанова.

Хазанова: Очень приятно очутиться здесь вновь.

Синдеева: Привет, Алиса. Мы с тобой говорили буквально фактически за несколько дней, мне кажется, или недель до твоей поездки, собственно, в Нью-Йорк на съемку фильма «Осколки». И тогда ты первый раз рассказала про свои планы и говоришь: «Я обычно не люблю рассказывать», — но рассказала. А фильм уже вышел, на Московском кинофестивале была премьера.

Я тебя поздравляю, потому что критика блестящая. Зрители все, кто был, все в восторге и сказали, что это было вообще одно из основных событий Московского кинофестиваля. Я тебя поздравляю. И я сама только что утром сейчас посмотрела кино, к сожалению, не на большом экране, в маленьком экранчике телефона. Слушай, это искусство, это сложное кино, и я…

Понимаете, мы сейчас Алису, конечно, попросим немножко рассказать про этот фильм, потому что, как зритель, я не могу его объяснить. Я могу рассказать свои впечатления, что, когда я смотрела это кино, мне хотелось в какой-то момент, в принципе, уже как-то придать ускорение и сказать: «Ну, уже где? Ну где этот выход? Где он?».

И потом, когда я села в машину и вот ехала сюда, я поняла, что меня не отпускает фильм, и я не вижу, что вокруг меня машины, Садовое кольцо. Я оказалась там, вот в этом нью-йоркском отеле, и я все время о нем думала. И это, конечно, как мне кажется, что вот это настоящее искусство — когда тебя не отпускает.

Хазанова: Сейчас я как-то переживу этот момент быстро, я попробую рассказать честно, хотя тяжело рассказывать, о чем фильм. Такого рода фильмы, их тяжело сформулировать, потому что, когда ты начинаешь формулировать, это все как-то растворяется, превращается в какую-то обыденную штуку, и сам фильм при этом куда-то ускользает. Но я попробую. Дело в том, что оригинальное название фильма, фильм называется «Middle ground» по-английски.

И «Осколки» были придуманы для того, чтобы найти русскую адаптацию для названия, что, конечно, совершенно два разных названия, но просто, как сказать, если переводить дословно с английского, то получается «средняя земля», что, конечно, не может быть названием фильма. И что я пыталась вообще в этом фильме описать, это вот какое-то пространство между мирами, которое застывает, и оттуда очень тяжело выбраться, пока ты сам не найдешь выход в своей голове, вот это безвременье какое-то.

Конечно, если начинать говорить про квантовую физику, черные дыры и о том, что время относительно, это сразу можно уходить и, как бы сказать, идти в темный угол и там это все самой себе рассказывать. Но мне было интересно, скорее, поразмышлять на тему того, что время для каждого человека течет по-разному, что время — это вообще условная единица. Но это все вроде знают, это вроде как бы такое формальное уже…

Синдеева: Ты скажи, когда писала сценарий, ты уже приняла вот это для себя, что время — это… Ты понимала это?

Хазанова: Да, я понимала. Это одна из идей фильма, в том, что время — это условная единица. Я думаю, что каждый человек физически на себе это ощущал иногда, что если ты находишься в состоянии, допустим, грусти или депрессии, или какой-то безвыходности, оно течет очень-очень медленно. В то время как, когда ты находишься в счастье, в любви, и ты вдохновлен, то оно пролетает мгновенно.

Синдеева: Хотя, кажется, наоборот, хочется, чтобы оно протянулось в это время.

Хазанова: Да, но так не происходит, хотя по часам это все как бы течет по тем же условным единицам. И это было какой-то одной из отправных точек. Я думаю, что, в том числе и поэтому, тебе было тяжело в какой-то момент смотреть фильм, потому что это, в общем, сознательный мой нелегкий выбор. Честно говоря, это очень страшно и волнительно, сознательно показать вот напрямую, что это такое, когда человек застрял, и он не может найти выход, и как время в этот момент тянется. Ведь…

Синдеева: Но тебе это точно удалось, потому что ты в этот момент, нет, более того, я в этот момент начинала вспоминать свои какие-то тоже эпизоды, что-то такое было, ты это чувствовал, но, в общем, это…

Хазанова: Мне несколько людей после премьеры написали, что, ты знаешь, вот эта сцена, она из моей жизни, вот этот диалог, он из моей жизни. И для меня это было невероятно ценно, и был большой, на самом деле, сюрприз и счастье, потому что это ведь не моя жизнь — то, что я там описывала, но это, как бы это сказать, осколки какие-то моей жизни и то, что я вижу вокруг, — проблема поколения, которое думает: «А что было бы, если бы я прожил другую жизнь?».

Вот мне кажется, что нашему поколению это очень-очень свойственно, потому что вдруг в какой-то момент открылось столько возможностей, с изменением медиа, с появлением интернета в таком объеме, в котором он появился за последние, не знаю, 15-20 лет, вдруг у людей возник вопрос: «А что, если бы я сделал другой выбор когда-то давно? Как бы сложилась моя жизнь? А что, если я мог бы стать кем-то другим?».

И я столько этого видела вокруг и столько видела ситуаций, когда люди просто из-за отсутствия коммуникации нормальной, из-за того, что они на разных уровнях находятся, они просто настолько в заторможенном состоянии. Наблюдать за этим грустно, это щемящее чувство такое, что ты видишь людей, которые каждый по себе отдельно хороший человек, но вместе они не могут коммуницировать.

И мне было интересно вот на эту тему порассуждать, на тему того, что я вижу вокруг себя, что со мной иногда тоже происходило. И убрать из этого как бы сознательно некий социальный аспект, что, конечно, делает этот фильм еще более сложным для, скажем так, продажи. Вот если говорить о нем, как о продукте, это такой новый термин, его все употребляют.

Синдеева: Ну, это, знаешь ли, это же, конечно, некоммерческое кино, мне кажется.

Хазанова: Нет, оно и сознательно было сделано как некоммерческое.

Синдеева: У него какая дальнейшая вот судьба, помимо вообще проката? Ты будешь его еще куда-то…?

Хазанова: Оно будет в прокате, и для этого фильма это уже, мне кажется, большая победа, если честно. Когда такие фильмы выходят в прокат, даже небольшой прокат, даже сознательно маленький прокат, потому что я не хочу его переозвучивать на русский язык, он будет идти на английском языке…

Синдеева: С титрами.

Хазанова: С субтитрами, потому что, мне кажется, он сильно потеряет, если его переозвучить. Это сознательно очень такой нацеленный продукт, снятый за небольшие деньги для небольшой аудитории. Да, я могу это сказать, что это честный сознательный выбор, и я…

Синдеева: То есть это кино не для всех.

Хазанова: Я очень рада, что у меня, как сказать, мне повезло в жизни получить такую возможность — сделать то, что я хочу, сделать кино, точно направленное на тех людей, с которыми в этот момент хотелось бы вести диалог. Дальше, дай бог, я буду делать что-то другое и более линейные истории какие-то, разные истории.

Синдеева: А скажи, а фестивальная судьба может быть дальше у фильма или нет? Или уже…?

Хазанова: Она еще может быть дальше у фильма, и этим занимается продюсер фильма Илья Стюарт, ему большой привет.

Синдеева: Илья Стюарт. У нас в каждой программе практически сейчас Илья, знаешь, такой проходит красной нитью. И это тоже очень здорово. Он талантливый парень и оказался во всей проектах просто.

Хазанова: Он талантливый парень, и он очень смелый парень, который взял на себя смелость сказать: «А я хочу делать вот такое кино. Я считаю, что оно имеет место быть, я не хочу сразу просчитывать, где и сколько мы заработаем, я считаю, что автор имеет право на высказывание». И за это ему огромное спасибо, потому что это действительно, как бы это сказать, только смелые, молодые, наглые и талантливые могут на это решиться.

А дальше уже будем надеяться, что у всех судьба сложится, и будут, я уверена, разные проекты, и с разным ориентиром, и более коммерческие, и менее коммерческие. Но вот то, что мы это сделали, это большой подарок судьбы, я так это воспринимаю.

Синдеева: Но вот в прошлой программе мы звонили Илье прямо из программы, узнавали бюджет, и тогда он сказал: «Нет, не надо». А сейчас он уже эту цифру озвучил, бюджет фильма — 600 тысяч долларов. Для полного метра, большого кино это, все профессионалы говорят, что это очень…

Хазанова: Небольшой.

Синдеева: Небольшой бюджет, и, знаешь, вот это удивительно тоже, фильм снимался в Нью-Йорке, и практически все задавали эти вопросы во всех интервью, почему Нью-Йорк? Потому что города, как бы, вроде, там нет, и ты его не показываешь, там есть отель. Отель, действительно, один из главных героев. И мне очень понравилось, как ты там где-то в интервью сказала, (по-моему, Катаеву), что, как говорится, в какой-то момент его воспринимают как рыбу. Отель — это рыба, в которой что-то происходит.

И, знаешь, у меня так, ну, это я уже потом прочитала, и да, было ощущение, что этот отель живет сам своей жизнью, существо, живое. И ты знаешь, там действительно есть воздух Нью-Йорка. Я не знаю, каким образом тебе удалось это сделать, потому что нет ни одного плана Нью-Йорка, там нет ни одной картинки, там ничего не говорит о том, что это этот город, но ты понимаешь, что это Нью-Йорк. Хотя, опять же, этот сюжет мог быть где угодно.

Хазанова: Ну да. Ну видишь, так сложилось, что это Нью-Йорк. И я страшно рада. И когда говорят, что что-то в воздухе, это вот что-то необъяснимое в воздухе, оно именно там появляется. Ну, плюс еще потрясающие нью-йоркские актеры, с которыми мне невероятно повезло, просто это было счастье работать с ними. Супер профессионалы, потрясающе относятся к материалу, к сценарию, очень внимательно. То есть тут я просто опять же могу только сказать спасибо, мне очень повезло.

Синдеева: Скажи, а как вот, опять же, я же смотрела по-другому немножко этот фильм, представляя, что ты, с одной стороны, режиссер, ты должна сидеть там и, не знаю, смотреть на кадр, знаешь, с оператором, работать все время с актером. Но ты практически все время в кадре! То есть, это фильм, в котором, не знаю, у тебя нету перерыва. Это вообще как? Это очень сложно?

Хазанова: Это очень сложно.

Синдеева: Как это происходит на площадке?

Хазанова: Это очень сложно. Это был опять же мой сознательный такой, наглый выбор. Сложно почему? Потому что очень сложно физически. Потому что это все были ночные смены, у нас были только ночные съемки, потому что объекты, в которых мы снимали, мы их могли получить только ночью. И физика, конечно, она уже в какой-то момент подводит.

С другой стороны, я очень рада, что я сделала именно так, потому что у меня было ощущение, что я такой метроном, который находится внутри процесса. Это возможно, конечно, только когда ты доверяешь людям, которые рядом с тобой. И в этом плане огромное спасибо оператору картины Федору Ляссу, который был со мной долгий подготовительный период.

То есть, да, мы быстро сняли это кино, но мы к нему готовились полтора года с Федей, очень-очень пристально и скрупулезно. И благодаря этому была возможность какие-то вещи делать быстро. И я знала, что он понимает, чего я хочу, потому что мы об этом договорились уже заранее.

Синдеева: То есть, ты на площадке, условно, сцену в этот момент не выстраивала, да? Уже она была там как-то…

Хазанова: Ты ее выстроил заранее, как бы это сказать, ты ее выстроил, прорепетировал. Мне же не обязательно в кадре сидеть, пока мы репетируем, потом я уже все это вижу, иду и сажусь. И, опять же, со мной был Рома Волобуев, который…

Синдеева: А Рома как креативный продюсер этого проекта?

Хазанова: Которому вообще большое спасибо, потому что Рома был одним из первых людей, который, прочитав сценарий, сказал: «Слушай, это здорово, надо же это как-то тебе делать!».

Потом это как-то все, мы про это забыли, это все как-то подразвалилось, и потом мы вдруг опять встретились с Ромой, он говорит: «А что сценарий-то?». Я говорю: «Как-то вот, знаешь, пробовали делать в Америке, но все сложно с документами, какая-то такая штука непонятная». Он говорит: «Так вот же мы со Стюартом, вот, мы сделали кино, это потрясающие ребята, это такая команда!». И он нас с Ильей, собственно, и познакомил.

И дальше это вот каким-то таким волшебным образом сложилось. Когда мы уже поехали все в Нью-Йорк, то Рома был на площадке. И он был вот этим подстраховочным, что называется, плечом, который мог мне сказать, у нас брак по звуку, в какой-то момент, когда я просто не успевала услышать, или сказать, нет, наоборот, все хорошо. То есть, физически…

Я очень дотошная, поэтому я хотела смотреть обязательно сцену после того, как мы ее сняли. У нас физически иногда на это просто времени не было, поэтому я говорила, давайте, снимаем, потом буду отсматривать. Но Рома в этом плане был такой надежной опорой.

Синдеева: А вот с актрисой на площадке режиссер же должен работать? Или…?

Хазанова: Это уже случилось внутри, плюс, ты знаешь, у меня здесь сознательный был выбор такой, что женщина эта, о которой идет речь в сценарии, она вообще другая. Она от них от всех отличается просто потому, что она очень закрытая, и она как такой отражатель. Она все время работает неким отражателем, чтобы люди могли себя проявить как-то так или иначе. Поэтому она осознанно, в общем, такая очень закрытая эмоционально, потому что мне казалось это единственно правильным способом вот эту историю всю рассказать.

Синдеева: Передать это время.

Хазанова: И передать это время, и вообще, что с человеком происходит в данном случае. Поэтому, не знаю, очень естественное состояние было, и тут как бы партнеры были замечательные, и все это сложилось само собой. То есть, буквально, просто чтобы понимать немножко наш процесс, Крис Битем, который играет роль мужа в этом фильме, он появился за день до съемок. Я не утверждала актера и уже сама страшно нервничала, и все время было такое…

Синдеева: То есть ты с ним даже не встречалась?

Хазанова: Либо люди слетали по каким-то причинам, либо я говорила: «Не то, не то, не то». И вот мне присылают ролик Криса, я смотрю и говорю: «Да». И каким-то магическим образом от агента приходит согласие, что тоже «да». И мы с Крисом встретились первый раз на съемочной площадке.

Синдеева: Крис играет мужа, да.

Хазанова: И сразу, он читал сценарий, он сразу говорит: «Ну, что?». Я говорю: «Ну, давай, может, порепетируем?». И мы просто сели репетировать диалог, и в какой-то момент приходит кто-то и говорит: «Вы что, ругаетесь?». То есть, это было настолько естественно, мы настолько быстро впрыгнули вот в эту вот систему координат людей, которые уже устали друг от друга, что это был стопроцентно правильный выбор в итоге. Вот это мне тоже опять же повезло.

Синдеева: Круто! Я желаю проката этому фильму.

Синдеева: Слушай, но у тебя за это время еще случилось опять же очень важная премьера. И ты в Пермском театре оперы и балета сыграла, станцевала одну из ролей в балетном спектакле «Распад атома», атомов?

Хазанова: Атома, одного, да.

Синдеева: Для тебя это возвращение как бы в такое твое, твое детство, твою юность. После такого большого, огромного перерыва ты вышла на сцену танцевать. Я задавала вопросы до программы, как ты ноги поднимала, в принципе уже?

Хазанова: Ну, видимо, мне нравится, во-первых, вызовы себе какие-то ставить, задачи, во-вторых, ну, наглая, наверное, все-таки. Это получилось случайно для меня. Получилось, как сказать, по идее и вдохновению Теодора Курентзиса, который просто ко мне обратился с тем, что, знаешь, я хочу сделать спектакль, где будет актриса, которая умеет танцевать профессионально, и я хочу сделать что-то совершенно новое, не похожее ни на что. И вот есть такая талантливая девушка в Петербурге, ее зовут Лилия Бурдинская, она потрясающий хореограф contemporary dance, и вот если вас соединить и вот что-то такое сделать…

Ну, собственно, Дягилевский фестиваль этим известен, что это, в том числе, очень такая креативная площадка не только для музыкальных премьер, но и для балетно-театральных, скажем так. Потому что, конечно, жанр этого спектакля, он все-таки смешанный, поскольку я актриса и на сцене еще и говорю. И танцую я, конечно, но не так, как танцевала раньше, но за это время я приобрела какие-то другие навыки. И вот это все там смешалось, и вот каким-то таким волшебным образом стало востребовано.

И в этом плане, конечно, да, это был вызов самой себе — пойти обратно в класс, понять, что ты вообще ничего не можешь, что ты раньше мог. Вот как бы на все на это так посмотреть трезвым взглядом, без обмана. Сначала прийти, как бы сказать, в уныние от этого всего, потом объяснить себе, нет, стоп-стоп-стоп, сейчас ты делаешь это совершенно по другим причинам, ты больше не балерина, ты актриса, которая умеет танцевать. И если это востребовано, то давай, пожалуйста, пойди и сделай, что люди просят тебя сделать.

И еще это было очень здорово — получить этот опыт после того, как я закончила работу над фильмом, потому что, когда ты говоришь людям, что… Они тебя спрашивают: «А что ты делаешь?». — «Я работаю над фильмом». — «Когда выйдет твой фильм?» Я говорю: «Я не знаю, я еще не доделала». И вот так продолжается какое-то долгое время, и люди начинают думать, что ты, ну либо у тебя что-то не так, либо ты в какой-то проблеме.

Синдеева: Конечно, фильм — это обычно очень долгий процесс, несмотря на то, что вы это вообще сделали очень быстро. Есть же фильмы, которые по пять, по шесть лет…

Хазанова: Да, но просто людям со стороны, я понимаю, что это тяжело как бы услышать, что процесс идет, идет, идет. Им тяжело представить, что это может занимать какое-то такое продолжительное время, и мало того, что ты еще кроме этого ничего не делаешь.

А я просто, правда, физически не могла делать ничего другого, потому что это абсолютное погружение, я, в общем, занималась всеми этапами постпродакшена этого фильма. Поэтому для меня это было такой вот, да, тоже выбор и вызов самой себе, что я больше ничего не делаю, я занимаюсь только фильмом. И после этого, закончив, вдруг погрузиться в…

Синдеева: Сразу.

Хазанова: В репетиционный процесс.

Синдеева: А вы где репетировали? В Москве?

Хазанова: Мы репетировали в Петербурге, я почти 4 месяца прожила в «Сапсане», ездила туда-сюда. Ну, потому что дети и муж здесь, а работа там, и вот я как бы так вот курсировала. Ну, ничего, в принципе, мне не привыкать. В студии у Лилии Бурдинской, которая находится на улице Белинского, прекрасной, в Петербурге.

И опять же, это было замечательно, вот погрузиться в этот творческий процесс, провести столько времени в Петербурге, о чем я на самом деле давно мечтала. И как-то немножко еще со своим эго поработать, потому что ты в какой-то момент оказываешься опять просто подчиненным, артистом, который должен принять систему координат, которая тебе предложена. И это вот для меня, я думаю, было очень полезно на тот момент, это прямо было здорово, это придало мне каких-то сил.

Синдеева: Скажи, а Москва-то увидит этот спектакль или нет? Потому что, я так понимаю, что он на фестивали поедет, наверное?

Хазанова: Да, да. Я очень надеюсь, что Москва его увидит. Я не могу сказать точно, когда, но я знаю, что продюсеры спектакля этим занимаются. И Пермский театр оперы и балета, он как бы взял на себя эту функцию продвижения этого спектакля дальше.

Синдеева: А Теодор доволен результатом?

Хазанова: Теодор, да, сказал, что доволен. Конечно, это пересказывать всегда как-то глупо звучит, надо спросить самого Теодора, но сейчас пока его где-то здесь нету…

Синдеева: Я жду его очень в программу, очень!

Хазанова: Теодор, приезжай.

Синдеева: Да, приезжай.

Хазанова: Но он, да, он остался доволен результатом, что, конечно, было большим счастьем.

Синдеева: Круто! Я очень рада, что у тебя так все насыщенно, и я тебя все равно спрошу потом про какие-то планы, может быть, ты что-нибудь расскажешь. Смотри, я немножко вернусь не к кино, а к вот, собственно, я не буду спрашивать тебя про демарш Волобуева на «Кинотавре», потому что все друзья, все отказались говорить на эту тему. Но я про другое. То есть, в любом случае он поднял вопрос — режиссер или продюсер, кто важнее?

И я сейчас практически со всеми гостями, которые оказываются у меня в программе, так или иначе касаюсь этой темы, потому что это интересный вопрос. И он интересный, потому что его каждый раз, ну, так прямолинейно не решишь. Вот в вашем случае это, конечно, сто процентов авторское кино было. И вот как ты считаешь, есть ли вообще этот вопрос, и есть ли эта дилемма? То есть, кто? Яйцо или курица? Продюсер или режиссер?

Хазанова: Раз этот вопрос поднимается, значит, он, безусловно, существует. Опять же, насколько я эксперт в этой области? Нет, я не эксперт, но у меня безусловно есть какое-то свое мнение.

Синдеева: Но ты сейчас попробовала себя все-таки уже…

Хазанова: Мне кажется, как в любых человеческих отношениях, будь то семейная пара или…

Синдеева: Вы все про семью говорите, так. Вы договорились все говорить про семью?

Хазанова: Я специально сказала, мы не договорились, просто я специально, потому что опять мы туда пошли, уже это было озвучено. Нет, я вообще честно верю в то, что в любых человеческих отношениях очень важная вещь, что вот как договорились на берегу, все чтобы понимали условия, в которые входят, как договорились, договоренности соблюдаем.

И вот этот момент мне кажется ключевым также и в отношениях режиссера и продюсера, чтобы потом не оказывалось, как бы сказать, разочарованных или обиженных людей. Потому что иногда просто в суете, в какой-то эйфории, в чем-то один другого понял, ему показалось, что договорились, а на самом деле второй думал что-то совершенно другое, и дальше пошло-поехало, процесс запустился, он стоит больших денег, это все сложно, это все уже машина как бы пошла в действие…

Синдеева: А вот эти договоренности, это, может быть, все-таки контрактом надо прописывать?

Хазанова: Может быть. Может быть, надо прописывать контрактом.

Синдеева: А вот, когда ты садилась с Ильей, опять же, запускали, вот у вас был? То есть, вы говорили об этом? Вот ты говоришь тоже, договоренность.

Хазанова: Я, конечно, вот этот творческий человек, который про контракты мало чего понимает. У Ильи было столько контрактов с американской стороной! Потому что в Америке такие сложные профсоюзы и правила, что там надо очень четко все подписывать, что тут уже было не до контракта моего с Ильей, а просто мы — против системы другой, нам незнакомой, в которую мы решили влезть вот таким вот смелым образом, и у нас уже не было пути назад.

Но я бы не стала это использовать как некий пример, то есть у нас это вот таким каким-то образом сложилось, и слава богу. Я не думаю, что это может являться неким примером или руководством к действию в других каких-то случаях.

Синдеева: Нет, ну просто, если бы вдруг случилась такая ситуация, что на монтаже вдруг продюсер тебе, ну… Или может ты просто потому, что плохо сделала, например, да?

Хазанова: Безусловно. Тут я еще тоже продюсер этого фильма, поэтому тут как бы у нас есть зоны ответственности, которые мы еще поделили между собой, и изначально входили в это с тем, что это авторское кино. Я — автор, который контролирует все креативные решения в этом конкретном фильме. В следующий раз, может быть, будем договариваться по-другому.

То есть, опять же, вот правда, честно, мне кажется, даже мужчины с женщинами часто, как бы это сказать, и ссорятся, и расходятся из-за того, что звучит: «Ну, ты же мне, мы же так не договаривались, ты же мне обещал совершенно другое». Вот это вот как бы всегда какой-то человеческий фактор. Мы все люди, никто не отменял человеческий фактор.

Да, наверное, должны существовать какие-то очень скрупулезные четкие контракты, и да, наверное, дружба не всегда является гарантом того, что получится работать вместе. Этому есть много примеров не только в кино, но и, думаю, что в любом…

Синдеева: Это и на сцене, в группах, в музыке.

Хазанова: Про бизнес, наверное, даже говорить нельзя, сколько таких примеров. Поэтому, ну что? Ну, человеческий фактор.

Синдеева: Конечно, я не могу с тобой не поговорить про недавнюю отмену «Нуреева» в Большом театре, это вот случилось все на днях. Вот смотри, ты из этого мира, ты знаешь, как устроено внутри. Я сейчас хочу с тобой поговорить именно как человек, который не понимает процесс. Скажи вот, я искренне, несмотря на миллион версий, пытаюсь понять эту ситуацию, пытаюсь понять Урина, который оказался в этой ситуации, почему он принял такое решение.

Я категорически не верю в то, что были какие-то звонки. Мое мнение, что это он принял такое решение. Но опять я, слушай, дилетант, не знаю, не внутри. Вот к тебе вопрос первый. Могло ли такое быть, что спектакль, который за три дня до премьеры, объявленной премьеры, проданных билетов, афиш, огромного количества журналистов, которые приезжают на эту премьеру, то есть вообще вот эта отмена, это возможно?

Хазанова: Ну, смотри…

Синдеева: И как процесс… Да, вот как он там организован внутри, этот процесс?

Хазанова: Я в этом театре работала все-таки давно очень, почти 20 лет назад я оттуда ушла. Поэтому в тот момент, когда я там работала, это было абсолютно такое тоталитарное государство в государстве, то есть это был свой такой микрокосмос с очень жесткими законами подчинения, распределения, принятия решений и всего остального.

Насколько это изменилось за это время? Честно говоря, я не могу сказать, что я знаю, потому что я сознательно от этого отошла очень-очень далеко и, в общем, сделала выбор быть фрилансером. Нелегкий, но я о нем не жалею. Что касается возможности отмены спектакля за три дня до того, как он выходит, по причине того, что он как бы плохо отрепетирован…

Синдеева: Вообще такое может быть? Вот я опять же, понимаешь, ну как? Эта же репетиция, это же не за три дня она случилась? Понимаешь, это же процесс?

Хазанова: Для меня этот нонсенс. Есть такое слово: «нонсенс», вот для меня это нонсенс. Дальше. Как откомментировал эту ситуацию Кирилл? Он сказал: «Театр принял такое решение, я это решение не обсуждаю». Потому что сам факт говорит гораздо больше, чем логика принятия этого решения, которое ни ты, ни я, даже люди, которые внутри театра находятся, они, в общем, не могут объяснить, что же на самом деле произошло.

То, что это решение было принято, на мой взгляд, ну, просто невероятно, как сказать… «Грустно» — неправильное слово, но это вот какая-то такая тоска. Тоска, потому что представить себе, что профессионалы, которые участвовали в постановке этого спектакля, как бы сказать, не довели бы его до состояния готовности…

Ну, понятно, что любой спектакль, все знают, что премьера — сырая вещь, и дальше спектакль догоняет и как-то входит в форму, это все понятно. Но этим же занимались профессионалы высочайшего уровня! И представить себе, что это не было доведено до какого-то там уровня, на котором это можно было показать зрителям, мне тяжело, честно. Дальше есть люди, которые принимают решения, и они за них отвечают, и все рассуждения на тему того, кто, зачем и почему…

Синдеева: Ну да, это очень, конечно, наше такое…

Хазанова: Какая цель? Чтобы что? Чтобы завтра все сказали: «А да, на самом деле было так! Ой, слушайте, давайте срочно сейчас мы вернем этот спектакль, и мы его сейчас вот всем покажем». Но это же невозможно по очень многим причинам. Поэтому цель расследования этого…

Синдеева: Но жалко, конечно, очень. И, ты знаешь, вот за последние какое-то количество, не знаю, времени, лет, ну, год, два, три, мне кажется, театр вообще это стал наш главный экспортный товар, ты знаешь? Ну, вот театр, наши режиссеры, наши спектакли. Там такая свобода! И появление, и проявление уже именитых режиссеров, и появление новых имен, и совершенно экспериментальные спектакли.

И, знаешь, я вот подумала, вот что сейчас нам можно предъявить миру? Ну так, глобально? Вообще-то не особо чего. В космос уже там все летают, в медицине нет, там нет, там нет. А тут есть! Все режиссеры востребованы, их приглашают по всему миру. И вдруг, понимаешь… Да, и мы все тихонечко радовались. Ну, так знаешь, что есть какой-то кусок свободы, такой творческой свободы. И тут «Дело седьмой студии», обыски, аресты, и закрытие этого спектакля. И ну, в общем…

Хазанова: Ну, видишь, к сожалению, что получается? Получается, что востребованность во всем мире не является гарантом востребованности в своей стране или свободы творчества.

Синдеева: Вернее, востребованность зрительская-то есть.

Хазанова: Да, но я имею в виду сейчас, скажем так, такую востребованность на официальном уровне. То есть это что значит? Это значит иметь возможность делать то, что ты хочешь делать, иметь свободу творческого высказывания.

И налицо, мне кажется, сейчас некое противоречие того, что вот как-то есть мир, который готов воспринимать человека по его творческим высказываниям и не по чему-то другому, и вот у нас отдельная какая-то территория, которая на сегодняшний день, к сожалению, по каким-то причинам находится в каком-то непонятном состоянии такой трясучки, когда меры, применяющиеся по отношению, скажем так, к художникам, к творческим людям, они никак не обоснованы.

И непонятно, зачем было действовать именно так, когда можно человеку просто задать вопрос и получить ответ на этот вопрос. Вот. Это странная очень ситуация. На эту тему сейчас очень много говорится, и остается надеяться только на то, что все высказывания, они не пройдут незамеченными, они просто обретут какую-то силу, энергию, что это кто-то услышит. Потому что соглашаться с тем, что мне плохо, я поеду куда-нибудь в другое место, — это, конечно, плачевно будет.

Синдеева: Я сохраняю все равно оптимизм, переживем и это.

Хазанова: Ну да, Optimistic Channel.

Синдеева: И очень, конечно, ужасно не хочется, чтобы произошло вот это выдавливание талантов. А мне почему-то кажется, что, знаешь, в ситуации с Кириллом происходит именно это. Я очень надеюсь, что выздоровеем мы все вместе с нашей многострадальной…

Хазанова: Все надеемся. И тут важна, мне кажется, поддержка. Надо друг друга поддерживать.

Синдеева: Сто процентов. Расскажи чуть-чуть все-таки, что готовишь? Ну, немножко. Ты же в прошлый раз все-таки рассказала. Какие планы, да?

Хазанова: Ну, во-первых, готовлюсь, так сказать, написать другую историю. Нет, пишу другую историю, сценарий, который будет гораздо более, скажем так, линейный. Детектив.

Синдеева: То есть, закольцованности не будет?

Хазанова: Закольцованности такой не будет, хотя, ну, как сказать, очень рада, что сделала именно то, что сделала. Ну, в общем, работаю над новым сценарием с Романом Волобуевым, над которым мы начали работать давно еще, в процессе…

Синдеева: Кто же продюсером-то теперь будет?

Хазанова: Ну, это решим, кто будет продюсером. Главное, чтобы история была написана и сложилась.

Синдеева: Детектив?

Хазанова: Да, детектив. Надеюсь, что…

Синдеева: Ты будешь там играть?

Хазанова: Нет, не буду играть. Буду просто снимать его, да. Не хочу играть, хочу снять историю без собственного участия в кадре.

Синдеева: То есть это будет еще один опыт, тоже новый такой уже?

Хазанова: Да. Просто в этом плане будет легче в какой-то момент, потому что, когда мне приходилось кричать Феде Ляссу: «Федя, а сейчас эту женщину, пожалуйста, не снимай, давай мы просто снимем как бы все моими глазами», — потому что я понимаю, что я физически просто не могу уже войти в кадр, и смотреть на это будет невозможно, вот здесь у меня такой ситуации, надеюсь, не будет.

В общем, мне эта история очень нравится, она меня вдохновляет, и пока что мы находимся вот… Еще я осенью буду сниматься у Миши Идова в его дебютной режиссерской работе, в фильме «Юморист».

Синдеева: То есть он тоже все-таки режиссером стал?

Хазанова: Ну об этом уже в новостях написано, поэтому можно сказать. Я надеюсь, что все сложится, и осенью приступим к съемкам. Еще я поеду на Сахалин, буду в жюри фестиваля в конце августа. Это меня, в общем, тоже как-то радует. Я давно хотела туда поехать, и все говорят: «Ой, это такой замечательный фестиваль! Такой замечательный фестиваль!». Кроме восторгов я даже ничего и не слышала, поэтому я жду этого с нетерпением.

Синдеева: Алиса, спасибо тебе большое. Я желаю удачи. В ноябре прокат фильма «Осколки». Я очень надеюсь, что спектакль «Распад атома» увидит московская публика. Хотя ради этого иногда можно и в Пермь сгонять, но хочется в Москву.

Хазанова: Нет, мы бы хотели его показать в Москве. И, кажется, еще в Лондоне, может быть, он будет.

Синдеева: Спасибо! У меня для тебя подарок, смотри.

Хазанова: Ух ты! Ничего себе! Такое прекрасное место.

Синдеева: Я уже много рассказывала про этот чайник. Но вот сегодня у нас вообще новый пример работы этого чайника, то есть в нем можно заварить любой чай, можно сделать ягодный. И у него есть функция, когда он держит температуру, там надо нажать две кнопочки, подержать, и он будет хранить температуру. Я тебя поздравляю, будешь Мите заваривать чай.

Хазанова: Прекрасные люди, прекрасное место. Спасибо большое за подарок. Буду Мите заваривать чай.

Синдеева: Спасибо.

Хазанова: Спасибо.