Алена Долецкая: «Люди в силу обстоятельств больше любят прошлое, чем пытаются посмотреть в будущее»

Синдеева: Каждый раз я улыбаюсь, когда ко мне приходит этот гость. У меня сегодня в гостях голос телеканала Дождь уже 10 лет Алена Долецкая.

Долецкая: 10 лет пролетели как год.

Синдеева: Вообще!

Долецкая: Один. Быстрый, яркий, молодой.

Синдеева: Ты знаешь, не знаю, насколько он молодой, но точно очень яркий. Да. Аленушка, я очень рада тебя видеть. Мы давно не виделись с тобой в эфире. Расскажи мне. Я специально не стала тебя представлять и представляю только как голос телеканала Дождь, но у тебя много сейчас разных ипостасей. Вот расскажи, от чего ты сейчас кайфуешь?

Долецкая: Слушай, ну, я действительно, у меня сейчас такой период серьезного втыка. Я вошла в один проект. И я была бы счастлива и тебе, и всем телезрителям телеканала Дождь рассказать о нем, но он пока находится в конфиденциальной коробочке.

Синдеева: Черт возьми! Но, может быть, маленькую новость, если начала?

Долецкая: Да, неудачно я зашла. Но у меня другая есть новость, которую я раскрою. А эту я не раскрою, но зато и ты, и все наши любимые телезрители будут ждать того, когда же я эту коробочку открою. К сожалению, это не мой личный секрет, это секрет скорее командный. Корпоративный и так далее.

Синдеева: Но ты же хоть направление дай!

Долецкая: Направление – Третьяковская галерея.

Синдеева: Но ты же, подожди, но ты и сейчас работаешь в Третьяковской галерее креативным, как это?..

Долецкая: Консультантом, креативным консультантом. Это такой мини-МЧС, я себя называю и отлично себя при этом чувствую. А вот то, во что мы сейчас входим, и положили много рук на столы, на бумаги, но синопсисы, на идеи, на все такое прочее, вот про него прям про мясо я рассказать не могу. Но я тебя уверяю, как только…

Синдеева: Это скоро будет?

Долецкая: Нет, это не может быть скоро, это большой проект. Придется подождать два года. Но два года вы потерпите еще, дождики? Ну, полейтесь еще, потерпите, сожмите зубы! Терпеть, стоять! И каких-то жалких два года, вот. На самом деле, это очень мало для большого выставочного экспозиционного проекта. Это вот, значит, то, отчего у меня, я сижу, а у самой по-женски с трудом я сдерживаю челюсть, чтобы тебе все это не рассказать. Ну, правда, с трудом. Другая история, она менее, которая, тем не менее, очень важна, и важна не столько мне, сколько всем нашим слушателям и зрителям. Только одна маленькая часть. Короче, 19, нет, простите, 16 декабря я наконец осуществляю невероятный подвиг всех времен и народов…

Синдеева: Так?

Долецкая: И расстаюсь с 99,9% своего гардероба.

Синдеева: Ну, сейчас можно я тут твой пафос сниму?

Долецкая: А давай.

Синдеева: Потому что я видела твой гардероб. Когда я пришла к Алене однажды в гости в ее маленькую уютную квартирку на Кропотке, и я, конечно, я сказала: «Можно я схожу в гардероб?» Я открыла гардероб. Я говорю: «Алена, а где вещи?» Она говорит: «Я много не ношу». Ты не понимаешь, это образец гардероба, это моя мечта! Не знаю, я столько времени его вспоминаю! У Алены там типа пять видов брюк очень похожих, все приблизительно одной модели, там три-четыре рубашки, несколько каких-то джемперочков. Единственное, там не было вечерних платьев. Видимо, они где-то в другом были месте. Я говорю: «А как?» Она говорит: «Надо просто хорошо комбинировать». И это что, вот эти 99% гардероба? Или это?

Долецкая: Рассказываю. Ты же не доехала. Когда ты доехала до моей дачи, мы с тобой поднялись наверх. А там наверху был такой военный склад НАЗА, вот НАЗА-Групп, где, куда у меня отправлялись вещи, которым я, например, хотела дать отдохнуть, к которым я хочу потом вернуться. И, короче, вот ты будешь смеяться, знаешь, сколько единиц в моем благотворительном аукционе?

Синдеева: Сколько?

Долецкая: 210 единиц, Наташа!

Синдеева: Только обуви?

Долецкая: Простите?

Синдеева: Обуви только или сумок?

Долецкая: Нет, это все. Но это по-честному. Это платьица, это брючки, это свитерочки, это рубашки. Это, конечно, много платьев, туфли, сумки. Да. Чего там нет?

Я решила пойти поперек всем традициям благотворительных аукционов. Я решила не делать никаких ужинов, белых скатертей, шампанских дорогих и прочих длинных платьев. Меня это а) утомило, б) я подумала, что в этом есть какая-то невероятная глупость, потому что если придут настоящие друзья, то я с ним повидаюсь, а зачем вот этот весь пафос? Таким образом, я соединилась с одной очень молодой командой ребят, которые организовали, создали application и вэб-сайт.

Синдеева: Да ладно! Это все будет в онлайне?

Долецкая: Это все будет в онлайне!

Синдеева: А как же померить, пощупать? Подожди.

Долецкая: А там все назад, пожалуйста. Ты можешь приобрести, там своя политика. Ты можешь померить, ай-яй-яй, тут я не прошла, тут мне не очень, а тут, может, укоротить. Все, решила, но мое, например, оставляешь. Не мое – спасибо большое, ты отправляешь.

Синдеева: Подожди, очень интересно. То есть, никуда ногами ходить не надо? 16 числа открывается этот app. А как он называется?

Долецкая: Да, запускается appstore. Называется он Lots, как «много всего».

Синдеева: Так, подожди. Я скачиваю этот appstore, захожу туда и вижу все твои 210 наименований?

Долецкая: Единственное, что с обувью, конечно, сложность такая, что туда уходили туфли, которые я надевала, допустим, один раз. Ну, то есть, чтобы внутренняя подошва была свежая, нижняя и так далее. Потому что все-таки это обувь, это такая штука важная. Это уходит в продажу, поэтому называется Alyona-bigsale. Он на фиксированных ценах. Там все уже зафиксировано. И, ты знаешь, этому предшествовало, я не знаю, до какой степени это всем интересно мужчинам, но мальчики тоже, девочки точно слушают. Нету вот у девушки, у женщины большего счастья, чем когда она видит опустошенный гардероб.

Синдеева: Это правда.

Долецкая: В этом есть такое свежее дыхание. В этом есть какая-то изумительная надежда на будущее, что очень скоро он опять наполнится. Но какое-то время подышать и снять вот это наше проклятье, которое называется «некуда повесить, нечего надеть», это известное дело.

Мне кажется, что самое важно в этой истории заключается в том, что я никогда не думала, что а) это со мной произойдет, и что не будет более замечательного момента, чем сегодняшний день. Почему? Потому что хватит. Вот уже хватит.

Синдеева: Потребления хватит.

Долецкая: Хватит потребления. На самом деле, я давно люблю винтажную одежду. Я ее покупаю, я ее ношу. Я знаю, как ее носить. Я ее надеваю, я смотрю пропорции, где-то удлинить, где-то укоротить. Это всегда безупречное качество, потому что я покупаю хорошую винтажную одежду. И на самом деле все, что вокруг нас происходит, уже немножечко, как говорят англичане, too much. Ну, хватит уже. Ну, правда не нужна 16-ая пара брюк. Ну, мы же не сороконожки. Поэтому, первое, что надо отдавать, надо меняться.

Синдеева: Ну, и потом это очищение. Все же говорят, что эту энергию ты просто захламляешь, и надо чистить.

Долецкая: Конечно. Поэтому, ну, что, му-сю-сю, да, в нем я обнималась с, а в этом я праздновала 10-летие. Ну, праздновала, все есть в сети, я посмотрела, обрыдалась, подумала, ах, какая я была прекрасная. А зато какая-то божественная фея, может быть, это будешь ты, наденет это платье Живанши от кутюр, можешь себе представить? Руками для меня сделанное! И будет ходить и сиять, и наслаждаться тем, какая же она красавица! И поэтому все эти вещи, как я полагаю, они разойдутся по тем, кому они реально нужны, и которым будет кайф в них ходить, потому что это не остромодная фигня.

Синдеева: А не будет к каждой вещи баночка варенья от Алены Долецкой?

Долецкая: Это другой департамент!

Синдеева: В пользу кого будет благотворительное?

Долецкая: Деньги уйдут в два фонда, которые я поддерживаю много лет, ну, последние пять условно. Это фонд «Вера» и «Хаски-хэлп».

Синдеева: Это приют?

Долецкая: Это больше, чем приют. Их уже четыре приюта.

Синдеева: Только для хаски?

Долецкая: Только для хасок. Это девочки, которые поняли, что произошел бум моды на хасок где-то 5-6 лет назад. Люди их берут, не справляются, привязывают в лесах, привязывают в магазинах. Собак избивают, потом они начинают их плодить, потому что щенки дорогие. Щенки не продаются, они их выбрасывают тоже. Происходит такая невероятная ситуация, когда человечество не справилось. И девочки абсолютно удивительные, они спасают этих хасок. Они проводят им всем лечение, естественно, стерилизацию, вытягивают в реанимациях, и потом раздают людям, очень проверяя каждого человека, который хочет взять собаку. И многие из них невероятной красоты и доброты. Но вообще эти собаки удивительные.

Синдеева: Многие, наверное, видели двух прекрасных хасок Алены.

Долецкая: У меня уже три, Наташа.

Синдеева: Как три?

Долецкая: Потому что произошла вот такая история на Щелковском шоссе: выкинули коробку. 4 месяца назад просто коробку на Щелковском шоссе. Кто-то остановился, боясь разрушить машину, потому что люди иногда делают. А там оказался щенок. И щенка отдали в «Хаски-хэлп». Ребята не справляются, потому что этот щенок был 3-смесячным. Его надо 4 раза кормить, писать, какать. На этот уход не было возможности. В общем, мне пришлось помочь.

Синдеева: А как ты сейчас с ними обходишься? Они у тебя все время на даче?

Долецкая: Они всегда на даче.

Синдеева: Всегда.

Долецкая: Они всегда на даче. Я считаю, что держать хасок в Москве, в городе, это тяжелый случай.

Синдеева: Слушай! То есть, правильно я понимаю, что ты ни копейки себе, ничего себе не оставляешь?

Долецкая: Я оставлю какие-то денежки, чтобы заплатить за труд ребят, которые помогали, вот. И еще я вот думаю, у меня другая проблема, которую я хотя бы кинула прям в эфир. У меня, как ты знаешь, есть друзья, которые держат свои фонды. Это и Ксения Раппопорт, и Дуня Смирнова, и Люба Аркус. И все это мои и наши друзья. И все мне помогают по силе, возможности. Где-то надо выступить или как. А вот тут такой бум большой, вот. Им же тоже хочется помочь. Но хочу всем напомнить: когда мы были маленькие почти все, не было более любимого удовольствия, там, помнишь, 5, 6, 7 лет? Ой, какая у тебя майка крутая! Дашь поносить?

Синдеева: Да, да, да.

Долецкая: Мы менялись и получали от этого удовольствие. А сейчас уже взрослые наши дети по 25-26 сидят все в сайтах swap и все друг с другом меняются. Ну, что, Наташ? Это время.

Синдеева: Ален, так, а можешь чуть-чуть про Третьяковскую галерею рассказать? Про вот то, что сейчас там делаешь. Ну, ты можешь пригласить, кстати, куда-то, если сейчас есть какие-то твои кураторские проекты.

Долецкая: Моих личных нет, у меня другой кураторский проект, сейчас расскажу. В Третьяковке, как мне кажется, после того как новая Третьяковка зашла на территорию ЦДХ, не зашла на территорию, а, собственно, реобладает ею, мне кажется, что там проходит тоже очень-очень много интересных вещей. Сейчас идет крошечная выставка фотографий Ревазова, на которую нужно пойти, которая с Антоном Носиком. Нина Гомиашвили – куратор. Мы, я бы рекомендовала, конечно, вот-вот он закроется, «Список №1». Это русский авангард. Совершенно удивительная выставка в новой Третьяковке в западном крыле. Ну, пока рекорды бьет Поленов.

Синдеева: Поленов, да?

Долецкая: Да, Поленов бьет рекорды невероятные и приближается к рекордам, прости господи, Серова. Что меня, честно говоря, потрясает.

Синдеева: А как ты это объясняешь?

Долецкая: Я объясняю это следующим образом: люди в силу ряда обстоятельств больше любят прошлое, чем попытку посмотреть в будущее. Люди считают, что красиво то, что они узнают. Узнал московский дворик? Молодец, да, да, да. Вот в учебнике был. Ой, а там вон еще. Узнаваемое. Частое смотрение рождает у человека в голове мысль о том, что это красиво. Ничего плохого в этом нет. Но это чуть-чуть, если хочешь, застывшая позиция, потому что на самом деле и жизнь, и искусство, и музыка, они все время находятся в движении. Они все время развиваются. И в искусстве это особенно интересно, наблюдать за этим. Но вот такой успех Поленова, я думаю, связан с тем, что она, конечно, огромная! Такого грандиозного Поленова никто не видел. И, может быть, те, кто выросли на его работах, смотрели какие-то вещи в Третьяковке, а теперь там целый огромный зал на 60. Им может показаться, досмотрю-ка я вот своего любимого художника. Вот это с этим связано. Особенно в турбулентные времена (это моя собственная такая тема, возможно, я неправа) мы держимся за то, что с нами было давно. Мы считаем, что это и есть миссис Надежность. А вот с этим современным всем и невнятным авангардом, и непонятным супрематизмом…

Синдеева: Ну, может быть, это еще потому что, знаешь, ты же не зря сказала, турбулентные времена. Что мы сейчас наблюдаем в России? Что мы никто не видим будущего. Мы все живем сейчас этим днем, либо цепляемся за что-то прошлое. Я, например, не могу планировать даже надолго вперед свою жизнь, потому что я понимаю, что завтра может все измениться. И мы будем жить завтра еще в какой-то другой стране.

Долецкая: Знаешь, это совершенно верно. Это происходит всегда от испуга. Когда люди пугаются, они не хотят ничего планировать, они хотят закрыть свои норки и сказать: «У меня сейчас все хорошо, тут все доделаю, и не трогайте меня. Какое еще будущее? Я не знаю, что произойдёт!» И, с одной стороны, это консервативная нормальная реакция человека, а, с другой стороны, она чуть-чуть нас делает неподвижными. Не дает нам дышать. А дышать нам положено всегда, везде, в любую минуту. А страх делает только одно: он парализует людей.

Синдеева: Ну, да, ты права.

Долецкая: Поэтому я тебе произношу 22-ой год, а ты с испугом на меня.

Синдеева: Ну, правда!

Долецкая: А для меня это типа завтра, у меня паника, там такой огромный проект! Надо его делать, и так далее, и так далее. Про кураторство. Вот, собственно, 18 декабря Музей Современного искусства празднует 20-летие. Пока мы тут вот все создавали, вот этому Музею Современного искусства уже 20 лет! И к 20-летию музей сделал очень интересный проект. Они собрали 20 человек, которые, по их мнению, являются важными значимыми игроками в их сфере. Но которые в той или иной…

Синдеева: В сфере арта? Или? А, в разных сферах? Вообще разных?

Долецкая: Нет, сферы, абсолютно верно. За литературу там отвечает Сорокин. За, не знаю там…

Синдеева: Собрали как кураторов?

Долецкая: Да! Это 20 кураторов. Там Сорокин за литературу, Михаил Шибаев за кардиохирургию (хотя на самом деле он самый известный тонкий коллекционер русского искусства). И так далее. Я тоже была выбрана в качестве, значит, представителя медиа. Я отвечаю за медиа. Каждому из нас выдали зал в Музее Современного искусства на Петровке. И вот 17-го первого открытие, 18-го второе. Два открытия таких. А потом всем добро пожаловать, вот. И там очень такой интересный важный для меня проект.

Синдеева: Кого ты туда поставила?

Долецкая: Не скажу! Не могу.

Синдеева: Черт возьми, ничего не говорит! Вообще какой-то кошмар.

Долецкая: Ты как будто пришла неизвестно зачем, ничего сказать не можешь. А на самом деле там, понимаешь, какая история? Я приоткрою только форточку крошечную, вдруг тебе удастся, если ты останешься 17-18 тут. Это все-таки Музей Современного искусства. Я пыталась понять, что не то с современным искусством, почему оно вызывает так много раздражения? Часто бешенства? Неудовольствия?

Синдеева: Непонимания опять же.

Долецкая: Совершенно верно! Все это, вот все, что я перечислила, сводится к фактически непониманию. Потому что когда мы не понимаем, мы начинаем злиться. И в своем зале я пытаюсь эту тему поднять и приоткрыть.

Синдеева: Через медиа?

Долецкая: Через и работы современного искусства, работу, верней. И через то, что я вокруг нее натворила.

Синдеева: Так, у нас уже, значит, два анонса: 16 декабря, значит, app называется Lots. И 17-18 открытие выставки в Музее Современного искусства.

Долецкая: 22-ой год, выпрямляем спину и идем к 22-ому году смело, радостно, не боясь никого и ничего.

Синдеева: Ален, я не могу тебя про это не спросить, потому что я посмотрела интервью у Лизы Осетинской в «Русских норм» с Кариной Добротворской. Ты посмотрела?

Долецкая: Честно?

Синдеева: Да. Ну, честно.

Долецкая: Нет.

Синдеева: Потому же, почему она не стала читать твою книжку? Знаешь, что она ответила там, почему она не стала читать твою книжку? Ну, вообще, наверняка тебе рассказали все равно, ок, ты не посмотрела, но тебе наверняка рассказывали.

Долецкая: Полдня я не могла держать мобильный телефон, писали все, это правда. Более того, я честно начала читать, потому что я как раз в трафике стояла. Ой, не читать, слушать. Смотреть, да. Вот. А потом я уже приехала, а потом уже все завертелось, а потом еще то, что ты меня не спросила, а я, пока мы не виделись, озвучила еще две важнейших книги для аудиоверсии, которые взрывают интернет, и так далее. В общем, у меня не получилось. А потом кто-то сказал, слушай, не трать время, 40 минут, кошкин блюз, бессмысленно. Кто-то говорит, ой, какой ужас, какой! И вот это вот вся какая-то истерика понеслась, я подумала, ну, что, у меня же дел полно!

Синдеева: Меня, конечно, много что зацепило именно в вопросе, связанном с тобой. Значит, там было несколько ключевых моментов. Я просто зрителям напомню, что Алена 10 лет, собственно, возглавляла и фактически начинала, 12 лет, Vogue в России. И Алену Карина, которая пришла в издательский дом, которую Алена сама пригласила, и Карина была замом. А потом Карина стала начальником, и просто в один день увольняет Долецкую из журнала Vogue. Это был шок для всех. Я помню, как ты это все переживала. И Лиза ее конечно про это спросила. И Карина говорит о том, что (сейчас, конечно, интересно пересказывать это интервью), но суть в том, что…

Долецкая: Прости, если бы ты меня попросила, я бы посмотрела. Ну, ладно.

Синдеева: Суть в том, что она говорит: «Да, я вот сейчас понимаю, что это было очень некрасиво. Мне за это стыдно». У нее не было такого раскаяния, но так или иначе, она несколько раз сказала о том, что сейчас бы она никогда так не поступила. Она по-другому бы вообще это сделала, нашла другой подход. Но при этом, конечно, не преминула сказать, что вообще-то вот это вот все, что миф великого журнала Vogue при Алене, это все миф. А вот потом-то выросли опять, значит, тиражи, и так далее. Вот, смотри, прошло же много лет. Наверняка ты уже успокоилась. Как ты считаешь, почему Карина тогда так поступила? Это же ее было решение такого увольнения. Хотя она ссылается вот на этого босса, что типа он сказал: «Я всех главных редакторов увольняю так».

Долецкая: Слушай, ну, сейчас я прозвучу как-то, боюсь, не очень лепо. Я пыталась искренне проанализировать это в книжке. При этом самое-то смешное, что этому конкретному эпизоду уделено целых 18 тысячных объема этой книжки. Я думаю, что, в общем, это все лукавство, все все прочитали. Но не в этом дело. Почему? Это очень и очень сложный вопрос. Никакого отношения к тиражам, я абсолютно уверена, это не имеет. Ни малейшего. Потому что когда ты хочешь, чтобы твой подчиненный поднял тиражи, когда ты обеспокоен этим, когда ты обеспокоен тем, ты садишься, начинаешь с ним говорить. Слушай, родной, ты делаешь фантастическую работу, у тебя потрясающий продукт, но у нас падают тиражи. Давай подумаем, чем мы их можем с тобой поднять вместе?

Синдеева: А вообще не было таких разговоров? Ну, то есть, вообще не было?

Долецкая: Нет, и более того, это очень странная история, потому что как раз там последние 2,5 года мне уже давали цифры. Раньше не давали главным редакторам в 1С смотреть.

Синдеева: Цифры не давали?

Долецкая: Нет, не давали. Я очень долго работала в молоко. Вообще не понимала, что сколько мы продаем и так далее. А потом после там ряда изменений мне стали давать цифры. Мы за ними очень внимательно следили. Это почти как кардиограмма сердечная, знаешь? То же самое в любом медийном источнике, то поднялось, то упало. А ты садишься, анализируешь, почему упало, зачем. Вот. И мне кажется, что это тот случай, когда это к тиражам не может иметь ни малейшего отношения. Это скажет любой менеджер. Потому что если ты, кто-то у тебя ведет продукт, и он тебе нравится, ты понимаешь, он значимый, он яркий, он красивый, он уважаемый, фантастический кредит цитирования, лояльность аудитории невероятная была! Ок, начал падать тираж, давай сядем, подумаем, как это сделать? В чем засада? Как что?

Синдеева: Личное?

Долецкая: Я думаю, что это какая-то история личная. Наверное, все-таки личная. Понимаешь, если ты не хочешь на работе работать с этим человеком, то ли тебе его лицо не нравится (извините, что я на вас рукой показываю, вы мне как раз очень нравитесь, и вы мне нравитесь, это я просто руками люблю размахивать). Все может быть. Не нравится лицо, не нравится характер, не нравится красота, не нравится звездность, не нравится манера дышать, кутить. Очень смешно, мне ребята рассказывали, в какой-то момент их вызвали к начальству и сказали: «Почему у вас все время хохот в редакции? Вы почему все время там ржете?» Действительно, большей частью проходили всю эту историю, все эти дедлайны, все эти факапы, все эти рухнувшие надежды. Хотели, чтобы снимал Марио Тестино, а снял какой-то Пипкин, Пиписькин, Какашкин. Какой ужас, позор жизни! Все это было невероятной трагедией, но при этом команда была такая, что у нас действительно все время был фан.

Синдеева: А как вот ты сейчас оцениваешь ее карьеру? Почему такая успешная?

Долецкая: Тоже, ты понимаешь, вопрос сложный. Это действительно удивительная совершенно карьера. Надо было мастерски сорганизовать, соркестровать. Я думаю, что она умеет… Я думаю, что, может быть, это во многом связано с умением поставить задачу, до нее добежать. Вот хочу как в сказке о золотой рыбке. Я хочу быть владычицей морской! И пошла. Ну, рыбка сработала. Но мне кажется, что это такое внутреннее невероятное желание именно осуществить некий успех в этой социальной лестнице.

Синдеева: А ты смогла уже ее простить?

Долецкая: Ой, да нет, с прощением у меня вообще все хорошо. Простила я ее давно. Я нахожусь в состоянии иногда такой озадаченности. Нахрена было так дурно себя вести? И зачем было себя так? Зачем тебе было портить карму так? Зачем? Ну, простите за вульгарность, но зачем так вести себя недостойно? Зачем так обрушивать журнал? Ну. Мы же видим, что происходит с русским Vogue? И это тоже огорчительно. Ну, почему же, если ты такой умный, почему же так все не получается хорошо именно с этим журналом, да? Потому что блестящие ребята. Вика там, которая пришла после меня, это мой, как бы это сказать, бывший редактор отдела красоты, которая выросла очень, которая была главным редактором «Гламура» и «Татлер». Работящая невероятно девочка! Маша Федорова сейчас возглавляет. Тоже работящая, очень любящая моду, амбициозная. Очень хороший человек. Просто замечательные ребята, всерьез! А продукт-то…

Синдеева: Ты знаешь, я не могу сказать, я честно скажу, да? Смотри. Честно, я что тогда не читала Vogue, кроме картинок не смотрела, что сейчас.

Долецкая: Позор! Зря, там были очень хорошие заметки.

Синдеева: Нет, это без обид. Это просто потому, что не хватает ни на что времени, можно только картинки посмотреть. Но, конечно, ну, вот эта вот харизма твоя, которая так или иначе, обогащала, как мне кажется, Vogue, конечно, ее нет при всем моем уважении к девчонкам, правда, и они большие умницы. Но для меня Vogue, конечно, в ассоциации с тобой, вот с этим совершенно лоском, не знаю, породой и так далее. И мне кажется, что для Vogue это очень важно. Для журнала Vogue именно.

Долецкая: Это было очень важно.

Синдеева: Ты недавно тоже где-то в интервью говорила, зачем тратить деньги большим брендам на размещение рекламы в бумаге и даже в диджитале, если можно за красивую кофточку, ну, ок, даже с каким-то бюджетом, я не знаю, пойти к блогеру, понимаешь, у которого 5 миллионов подписчиков. Это реально увидит 5 миллионов человек, а не 50 тысяч там, не знаю, читателей журнала Vogue, ну, или какого-то другого.

Долецкая: Так уже и нет 50 тысяч. Неважно.

Синдеева: Для брендов это является проблемой, да?

Долецкая: Это мой любимый вопрос. Вообще не хватит у вас тут эфира, чтобы это все… Целые миллионы лекций про это можно читать. Во-первых, надо понимать, что на рынке большой серьезной моды игроков проживают разные бренды с разной историей, с разной корпоративной культурой, с разным прошлым и с разным настоящим, что очень важно. И команды, которые занимаются маркетингом, пиаром и рекламодательской политикой, абсолютно разные. Прям совсем. Это раз. Поэтому некоторые компании, извини, вэб-сайты стали запускать свои только считанное количество лет назад. А кто-то, кто там посовременнее, помоложе, как компания Gucci, которая, когда зашел Алессандро Микеле, молодой, отвязный, очень счастливый по-своему человек, который все сделал поперек. И дальше и их реклама, маркетинг и как это называется? Коммуникационная политика стала тоже совершенно другой. Ушла надменность, так сказать, того, что было в какие-то прежние времена. Ах, мы Gucci, не трогайте нас. Алессандро очень любит сеть. Он любит в принципе людей. И он начал как бы рушить определенные правила высокой моды – и с точки зрения фотографии, и с точки зрения рекламы в журналах, и с точки зрения диджитал. Но надо понимать, что и продукт очень изменился у Gucci конкретно. То есть, это прям революция была, он сделал колоссальный прыжок собственно в контенте. Соответственно, контент, рекламная политика, и дальше свои ходы. Есть…

Синдеева: Но Шанель пойдет?

Долецкая: Шанель! Вот, сняла у меня с языка. А Шанель спокойно может к ним не ходить. И как, как мне кажется, и как та самая, мудрый бычок тот самый, помнишь, который вставал на горе с теленком и говорил: «А мы сейчас с тобой, мой маленький, встанем, медленно спустимся с горы и дальше займемся любовью со всем стадом». Так вот, Шанель во многом, как мне кажется, в силу а) консервативности, б) того, что креативным директором долго был один и тот же человек (на которого можно было положить все, и на котором держалось все), с феноменальной, очень-очень давней сильной историей, с потрясающим архивом и с людьми, которые следуют корпоративной этике дома Шанель своим особым образом. Они могут не суетиться, они могут не бегать за Ким Кардашьян и умолять ее схватить сумочку на провешке куда-нибудь. Она могут это спокойно не делать. Могу себе спокойно позволить это не делать. Однако это не мешает, вот в последний раз в четверг, или по четвергам, или по пятницам, Шанель Раша делает такие поп-ап, почти ночные, по-моему, часов с 9. Как бы это назвать?

Синдеева: Вечеринки?

Долецкая: Вечеринки. С замечательным совершенно (я просто была на последней), я получила огромное удовольствие. Выступал такой молодой репер. Парень, который называется Eighteen, на самом деле его зовут Даня, а фамилию не помню. Матвеев. Значит, очень молодой, 23-летний. Жег рэп. Огромная прекрасная аудитория. Стояли ребята, которые допевали его песни. Я, к своему стыду, была на первом концерте. Вот. Как ты это говоришь, не ко всем поспеешь. И получила море удовольствия. Лился какой-то прекрасный коктейль, народ гулял. Средний возраст составлял ровно, по-моему, 24 года.

Синдеева: Но вопрос, являются ли они потребителями? Или они пытаются вырастить будущих?

Долецкая: Это неважно. Когда человек привыкает и видит, что то место, в которое он пришел погулять, также на первом этаже показывают какие-то новые удивительные красивые сумочки Шанель, он скажет: «Ух ты, такая она, она так ничего, а почем процесс?»

Синдеева: А начали мы с тобой с тем, что изменилось потребление, надо его сокращать. И вот мы пришли.

Долецкая: Неважно. Может быть, они купят одну сумочку Шанель, им больше не нужно. Но они как бы узнают то, что свои ребята гуляют там в том контексте, в котором появляется действительно высокая, достаточно дорогая мода. Это тоже. Мы сейчас только пор политику. Это другая политика. Условно говоря, у дома Диор другая. Да, при этом надо понимать, что у Шанель после смерти Карла зашла его, так сказать, художественным руководителем или как он называется? Художественный руководитель - креативный директор Вирджиния Варда, которая молодая, прекрасная, которая рядом с Карлом выросла и делает блестящие совершенно коллекции – очень свежие, очень… Сохраняя вот этот лоск и шик. Представляешь, сколько им нужно думать, этим компаниям, идти разворотом или не идти? Или идти им в телевидение или не идти? Они очень тщательно заняты главным образом тем, как этот продукт доставляется до тех людей, которые его хотят, которые его любят, которые его ценят. А вот это вся пудра (маркетинг-пиар и эта реклама – пудра!) Ты прекрасно знаешь, что в тяжелые времена это первый отдел, который увольняют.

Синдеева: Знаю. До сих пор не набрала.

Долецкая: Вот именно!

Синдеева: Скажи, пожалуйста, верну тебя в телеканал Дождь и в нашу повестку. Наблюдала, ну, ты наверняка наблюдала за московскими протестами, нервозно было за этим не наблюдать, за этим московским делом. Читала ли ты последнее слово Егора Жукова на суде? Этого прекрасного молодого парня. И не посмотрела ли ты его интервью, вот у нас было с Катаевым, но был на «Эхе». Вообще ты как-то наблюдала за этим парнем?

Долецкая: Я наблюдала за этим парнем, особенно за его родителями, которые из суда выходили совершенно, благодарили всех.

Синдеева: Ему 21 год. Знаешь, я хотела с тобой про новое поколение поговорить.

Долецкая: Это моя единственная надежда, если честно. Я очень горжусь этой историей, ну, и с Ваней Голуновым, прости.

Синдеева: Нет, этим летом, на самом деле, вот эта вот солидарность, несмотря на то, что все равно на нее наплевали, все равно, извини, оттоптались, да, во многом на этом совершенно гражданским проявлением.

Долецкая: Но все-таки, все-таки!

Синдеева: Но все-таки удалось что-то сделать.

Долецкая: Ты посмотри! Вытащили раз, вытащили два. Пересмотрели «Сестер». На самом деле там, я имею в виду, хотя это не политика…

Синдеева: Еще пока она в очень-очень, ждем.

Долецкая: Ждем. Мне кажется, что наш успех, вот в чем бы его не делали: в телеканале, в наших выступлениях в сети – это самое важное, на чем мы сейчас все должны сосредоточиться. На солидарность. На солидарности со своими. Потому что мы очень легко сваливаем все в критиканство. Ой, «Медуза» могла бы получше написать! Ой! А этот вообще непонятно какой-то, тоже пришли последние, сделали это интервью с этой. Вот это все. Мне кажется, что вот сейчас помимо той доминанты, о которой мы с тобой говорим, это вера в ребят 21+, именно вот такого уровня. Посмотри, как Оксимирон себя повел потрясающе! Удивительный проект, да? Но это же все на наших глазах! Это последние два года! И, прости, пожалуйста, такой креатив! Это просто текст. Я просто, то ли во мне филологическая душа взыграла, просто уже не знала, что бы ему отправить, какой-то просто текст. Как блистательно и точно он к себе людей присоединяет! Как он не плакатами жжет: «Подонки!» «Гады!» «Танки!». Он без этого. Он идет через другое, он идет через понимание.

Синдеева: А это совершенно новая вот эта вот идея, да.

Долецкая: Блестяще! Блестяще!

Синдеева: Да, я согласна. А вот, знаешь, когда я готовилась к программе, я думала. Вот если бы сейчас ты была главным редактором, например, журнала Vogue. Ну, ты понимаешь, одно дело быть главным редактором в такие тучные нулевые, знаешь, когда это все, жирные тогда, да, и вот сейчас. Как ты думаешь, журнал Vogue, каким образом бы он, ну, скажем так, реагировал на эту повестку? Которую невозможно не замечать, потому что она вот рядом с нами.

Долецкая: На политическую повестку?

Синдеева: Ну, вот, вот слушай, я не знаю, конечно, она политическая. Но слушай, она социальная, она же политическая. Вот тебе и Жуков, и вот тебе Оксимирон тот же, и так далее. И сестры Хачатурян, женская тема.

Долецкая: И вот тебе Голунов, так сказать, совсем изнашиваться. Смотри, мне кажется, что очень показательно, хотя меня не позвали на премию GQ «Человек года», но, видимо, там распоряжение последние 10 лет, никуда никогда. Но я посмотрела номинантов, посмотрела победителей.

Очень было важно и точно по людям. Значит, издатель, ну, ок, не Vogue, а все-таки GQ выбрал вот такой ход поддержать, или похвалить, или наградить весьма себе правильных людей. Очень точных. На эту тема масса спекуляций. Понятно, что GQ нужно поднимать тиражи, и поэтому они пошли с фронта. Но, по-моему, это все чушь. Я считаю, что самое главное это результат. Самое главное, это результат, что достойные люди, у которых была абсолютно свобода взять микрофон на сцене и сказать ровно то, что они думают, то, что мы видим, там и Кирилл, и все. Замечательно! Значит есть какой-то диалог.

Синдеева: Но вот что бы ты делала? Вот у тебя номер, понимаешь?

Долецкая: Я так отдохнула. Ты знаешь, меня очень 5 лет интервью журнала перекрыли вот эти, сейчас почему-то все Vogue вышли с одним и тем же выносом Vogue Values – ценности Vogue. Я пока не разобралась, что имелось в виду, просто я слежу все равно за коллегами. Я смотрю и американский Bazаar, русский Bazаar. Это как бы, ну, тема есть тема, 12 лет не пролетает мимо, поэтому я, мне интересно смотреть, потрясающий украинский Vogue, я хочу тебе сказать. Ох! Блестящую съемку сделали с Зеленским, с его женой!

Синдеева: А, я видела.

Долецкая: Чудную! Причем, вот именно не залакированную, человеческую.

Синдеева: Материал еще хороший.

Долецкая: И материал хороший, это правда, это правда. И то, что они вот так дались. В общем, молодцы ребята. То есть, все Vogue себя ведут чуть-чуть как бы по-разному. Мы видим довольно ярко, как американский Vogue заигрывает с социальными обстоятельствами. Там афроамериканцы на обложке через каждые два номера и так далее. Ох, ну, я бы села думать, потому что все-таки журнал – библия моды. Значит, надо все-таки или садиться и перепридумывать чуть-чуть. Но всегда, когда я его делала, мы все-таки очень много брали людей из социума. Мы и тебя снимали не один раз. Но я думаю, что…

Синдеева: Я тогда была гламурной девушкой. Я тогда не занималась общественно-политической повесткой.

Долецкая: Но какой ты прям, извини, уж прямо и гламур.

Синдеева: Не, ну, так, знаешь, муж мне все время говорит: была нормальная гламурная девушка, делала «Серебряную калошу», вечеринки в Нахабино, понимаешь? А теперь?

Долецкая: А теперь пашет танки. Тоже при этом сохраняешь свою тем не менее прекрасность и гламурность, и так далее. Я думаю, что надо было бы подвинуться вообще. Вся наша жизнь про адаптацию, про понимание этих процессов, которые происходят вокруг нас. И способность их впитывать, уважать.

Синдеева: У меня была в гостях красивая фантастическая Алена Долецкая. Голос телеканала Дождь, креативный куратор-консультант Третьяковской галереи. 16 декабря все скачиваем, значит, app Lots. И потом идем на выставку в Музей Современного искусства на Петровке.

Долецкая: И смотрим «20 лет современного искусства», и в частности мой проект тоже.

Синдеева: У меня для тебя есть подарок. Компания «Делонги», наш партнер. У нас есть партнер! Кофе-машины. И они делают вот такие вот бокалы. А почему мы пили сегодня из других бокалов? Вообще!

Долецкая: Потому что мы воду.

Синдеева: Они не нагреваются. Они очень клевые.

Долецкая: То есть, это взятка. Пойди, озвучь еще немножко. Пошла.

Синдеева: Озвучь нам еще немножко, да. Мы тебе приготовили целый список. Скоро вы услышите новые отбивки и фразы с Аленой Долецкой.

Долецкая: Так и сделаем. Всем мира! Люблю.

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.