Лекции
Кино
Галереи SMART TV
0 10095

Принуждение к порядку. Кто и как помогает полиции в борьбе за нравственность

— Россия — это Европа
 

Летом 2019 года бравые молодые люди из движения «Лев против» под руководством молодого брутального мужчины запугивали мирных студентов в уже легендарной «Яме». Их пятничные антиалкогольные рейды стали чуть не главным медийным событием, пока не началась предвыборная кампания в Мосгордуму, а «Яму» окончательно не закрыли. Другая организация — «Ночной патруль» — пытается бороться с пьянством на дорогах. Вигиланты-патрульные тормозят пьяных водителей, удерживают их силой и вызывают полицию. В Екатеринбурге с наркотрафиком, практически полностью подменяя полицию и следственные органы, многие годы эффектно боролся «Город без наркотиков» с Евгением Ройзманом. Про акции участников «СтопХама» и «Хрюш против» все в курсе благодаря многочисленным роликам на YouTube. После того как «Наши» оказались за бортом, они, чтобы найти себе применение, начали на камеры бороться с неправильной парковкой и прочими нарушениями ПДД, наклеивая большие стикеры на стекла автомобилей-нарушителей, или в костюмах свиней, разыскивая просроченные товары на прилавках магазинов. А казаки с нагайками наперевес останавливали Pussy Riot и Навального (как, например, в Анапе в 2016 году). Все эти разные, казалось бы, организации объединяет важное общественное явление — виджилантизм, который особенно активно начал развиваться в России в середине двухтысячных. Вигиланты — это фактически самозванцы, наделяющие себя большими государственными полномочиями, псевдополицейские и защитники так называемой общественной нравственности. Обычно это люди или группы, которые самовольно охраняют порядок. При этом они сами выбирают, что нужно охранять, когда и какими средствами.

Вигилантский бум начался с 2014 года и с тех пор немного утих, но не исчез. Под давлением обстоятельств бывшие выходцы из нацистских организаций и различных молодежных движений стали искать новые формы социальной активности. Им не сиделось в подполье, хотелось выйти из локальных сообществ, так стали появляться антимигрантские рейды в регионах и группы, запрещающие курение и алкоголь для подростков. Несколько лет назад исследовать эту новую тенденцию начал при поддержке ЕС фонд «Общественный вердикт». Из открытых источников эксперты собирают информацию об активности российских вигилантов в разных регионах страны, пытаясь как-то систематизировать, описать и выявить общие признаки. Кроме того, специалисты пытаются изучать возможности юридической помощи гражданам, которые пострадали от активистов. Виджилантизм — явление отнюдь не новое, даже если считать началом его истории закрепление самого термина vigilante в Америке XIX века. Однако предметом специального исследования социологов, антропологов, криминалистов и политологов это явление стало относительно недавно. Руководитель исследовательских программ фонда Асмик Новикова отмечает, что последние 20 лет в Европе действительно развивается тренд на разделение ответственности за безопасность между государством и людьми, так называемая концепция распределительной ответственности. Сообществам на местах рекомендуется внести свой вклад в поддержание правопорядка на собственной территории и таким образом помочь правоохранительным органам совместными усилиями и вниманием. Однако красивая концепция не до конца работает даже в Евросоюзе. Например, стихийно возникшие антимигрантские группы в Париже не прижились и очень быстро были отвергнуты обществом. В нашей стране все это обрело гипертрофированные формы, где данные общественные инициативы переросли как раз в пугающий виджилантизм, сопровождаемый насилием, отсутствием уважения к частной собственности, презумпции невиновности, в конечном счете, ответственности. «Здесь, в России, мы имеем дело с каким-то новым явлением. И уже неважно, кем эти движения и группы созданы, властями ли, или возникли самостоятельно. Они в какой-то момент сорвались с цепи и поняли, что у них есть определенная власть и полномочия, которыми они сами себя наделили. И здесь как раз возникает та самая хрупкая граница между гражданским активизмом и виджилантизмом. Группы, которые мы исследуем, всегда берут решения в свои руки, при этом оставляют за собой право имплементировать на практике то, что считают нужным. Они пытаются заместить те структуры, которые уполномочены этим заниматься на официальном уровне», — разъясняет Асмик.

Под определение вигилантов могут подпадать совершенно разные организации, между которыми на первый взгляд и нет ничего общего. Однако в фонде «Общественный вердикт» в результате двухлетних наблюдений из всего многообразия выделили несколько групп, внутри которых они связаны общими чертами:

— Устойчивая практика, регулярные рейды;

— Группа объединена общей идеей борьбы с неким «пороком» (наркотики, пьянство, педофилия и так далее);

— Самостоятельно присвоенные или делегированные «сверху» полномочия;

— Решение полицейских или квазиполицейских задач;

— Активность строится на контактах с гражданами, а не только с должностными лицами;

— Наличие принуждения (граждан «принуждают к порядку») — от вербального до насильственного: предъявление требований, наложение запретов, предписаний, принуждение граждан к подчинению;

— Общая идеология, построенная на морали и идеи общественного блага.

Вигилантская организация в той или иной мере должна соответствовать всем этим критериям. Но у разных движений они могут проявляться с индивидуальной интенсивностью. Нельзя наложить трафарет и получить нужный результат. К тому же все группы с каждым годом трансформируются в зависимости от обстоятельств и внешних вызовов. Но самая главное — это отсутствие ответственности и возможности оспорить их радикальные действия в правовом поле. В фонде говорят, что пока в России не удалось добиться ни одного разбирательства по подобным резонансным делам. Уже два дела ушло в ЕСПЧ — по поводу действий казаков, которые разгромили феминистский лагерь на Кубани в 2017 году и разбили нос активисту Александру Иванову во время акции 5 мая 2018 года на Пушкинской площади в Москве. Асмик Новикова указывает, что в этом плане фактически нет шанса привлечь к должной ответственности казаков: «В России мы сталкиваемся с одной и той же проблемой: то насилие, которое они применяют, не причиняет серьезных травм. А это значит, что публичные органы расследования ничего делать не будут. Потерпевший должен сам обратиться с заявлением, он же сам фактически это дело должен и расследовать, то есть пойти с ним в мировой суд и попробовать доказать, что пострадал. Но пока это никому не удавалось».

К тому же вигиланты умело прикрываются юридической лазейкой — нормой о якобы гражданском задержании. Юристы подтверждают, что в законодательстве присутствует такое понятие, при котором разрешается теоретически предотвратить преступление до приезда полиции. Но это вопрос дискуссионный, нормального толкования, правовой оценки и практики по данному вопросу не существует, что позволяет вигилантам трактовать его в свою пользу. «Да, есть пункт о самообороне, но это отдельный случай. А также пункт о крайней необходимости. В данном случае речь идет о совершении преступления, которое гражданин теоретически может пресечь. Но вигиланты трактуют как преступление любое самое легкое правонарушение, как неправильная парковка, например. Выходит подмена понятий», — поясняет старший исследователь фонда «Общественный вердикт» Анатолий Папп.

При этом, как подтверждают в фонде, на наших глазах происходит сращивание различных интересов, из-за чего вигилантом становится быть все выгоднее и безопаснее. Рейды вигилантов иногда проходят в составе полицейских патрулей. Особенно характерно это проявилось на примере тех же казачьих активистов или бригад из кировского «Ночного патруля». Полицейские получают работу и дополнительную силу, которую могут использовать по своему усмотрению, местные СМИ с удовольствием все это снимают и выпускают сюжет за сюжетом, а вигиланты только крепнут. При этом, опять же, по закону они ни за что не отвечают, в отличие от тех же полицейских, которые находятся на службе. То есть складывается парадоксальная ситуация, когда в полицейском патруле оказывается человек, у которого развязаны руки, который применяет насилие, ему вручают большие полномочия, но если что-то случится, то отвечать он будет все равно как обычный гражданин. В таких случаях, поясняют эксперты «Общественного вердикта», Следственный комитет не сможет начать расследование, потому что де-юре по российскому праву они не могут уголовно преследовать этих активистов  (а такие случае были зафиксированы). Если в случае полицейского гражданин имеет дело с должностным лицом и «правила игры» прописаны в законе, то в случае с вигилантом гражданин сталкивается с другим человеком, который устанавливает свой порядок так, как сам его в данный момент понимает.

Все чаще таких вигилантов используют для разгона уличных протестов. Нападения на оппозиционеров и их избиение обычно проходят на глазах у полиции, которая не обращает внимания на противоправные действия провокаторов. Здесь особенно активно себя проявляют сторонники НОД и SERB. Если происходит задержание, что случается крайне редко, их отпускают без составления протокола. И уж совсем в редких случаях их ждет необременительное административное наказание. Так, один из казаков, избивавших плеткой участников митинга 5 мая в Москве, был оштрафован на тысячу рублей — но за «неуважение к обществу и нецензурную брань». Кроме того, в прошлом году были выделены существенные деньги на обучение казачьих организаций разным формам задержания во время массовых протестов. А по итогам московских волнений «Медуза» рассказала о том, что в Кремле обсуждается возможность разгона митингов с помощью казаков и «ветеранов Донбасса». Хотя в сообщении есть оттенок неуверенности, вполне возможно, что на следующих акциях разгонять протестующих будет уже не только ОМОН, а обученные казаки. «И когда они будут применять силу, то вообще что-либо выяснить и доказать будет практически невозможно», — добавляет Асмик.

Вигилант, который делает что-то подпольно, это нонсенс. В основе их идеи — публичность и трансляция некой альтернативной ценности, альтернативного взгляда на реальности как можно на большую аудиторию.

Они заинтересованы в том, чтобы об их принуждении к порядку услышали. Поэтому новые и самые современные вигиланты — это по своей сути эпатажные блогеры, которые для собственной раскрутки применяют реальную силу и напор. По мнению исследователя Анатолия Паппа, именно популярность стала их главной целью, а вовсе не гранты или государственная поддержка, как это было раньше: «Присмотритесь, у них созданы красивые сайты, где они презентуют себя. Сегодня они монетизируют свою активность прежде всего через ролики в YouTube и соцсетях. У них очень профессионально и динамично сделаны эти видео. Кликабельность там тоже высокая. В среднем полтора миллиона просмотров в месяц у того же „СтопХама“, два-три миллиона в год. То есть они как модные блогеры с огромными рекламным доходами. Это позволяет им содержать организацию, получать различные дивиденды. Это та слава, которая приносит реальные деньги». По такой же схеме работает сейчас и «Лев против». Виджилантизм стал привлекателен и для чиновников, которые видят в нем все больше возможностей для себя. Но чаще всего для таких как «Лев против» и «СтопХам» хайп стал дороже денег и государственных должностей, а вигилантским способом его заполучить становится все проще. «В этом эмоциональная капитализация вигилантов — возможность торжествовать над другими и унижать публично», — поясняет Анатолий Папп. 

Но медийная активность вигилантов на деле оборачивается реальным насилием на улицах, поэтому в фонде «Общественный вердикт» справедливо заметили, что виджилантизм необходимо изучать, следить за его развитием и искать юридические способы защиты, чем и занимаются сейчас эксперты. У граждан сейчас фактически нет эффективных средств, но именно такие инициативы помогают раскрыть истинные цели и намерения людей, которые декларативно выступают за общественный порядок, а на самом деле производят насилие и конфликты, зарабатывая дивиденды на своей вседозволенности и безответственности.   

Фото: Алексей Абанин / Дождь

Поддержать ДО ДЬ
Другие выпуски
Популярное
Лекция Дмитрия Быкова о Генрике Сенкевиче. Как он стал самым издаваемым польским писателем и сделал Польшу географической новостью начала XX века