Волкова vs Хрунова: Pussy Riot отказались от прежних адвокатов еще неделю назад
Сами Полозов, Фейгин и Волкова, не вдаваясь в подробности, говорят, что так девушкам будет лучше и безопаснее. Под вечер на «Лента.Ру» появилось интервью с Екатериной Самуцевич третьей осуждённой и приговорённой к условному сроку участницей панк-группы. Она неожиданно чрезвычайно резко высказалась о команде адвокатов, заявила, что они забрали у неё паспорт, ключи от квартиры, заставляли подписывать пустые бланки и без согласия её, а также Алёхиной и Толоконниковой, зарегистрировали бренд «Pussy Riot».
Марк Фейгин, по словам Самуцевич, не обсуждал с девушками своих планов, и, в частности, то, что торговый знак будет регистрировать на фирму своей жены. Мы с большим трудом дозвонились до адвоката, который находится сейчас в Мордовии. Он заявил ДОЖДЮ, что читал интервью Самуцевич, что всё в нём – от первого до последнего слова – неправда. И вообще комментировать это должна его коллега Виолетта Волкова.
Возможно, разбираться со всей этой историей теперь придётся новому адвокату Pussy Riot. Это Ирина Хрунова. С сегодняшнего дня она будет защищать интересы не только Екатерины Самуцевич, но и двух находящихся в колонии активисток – Надежды Толоконниковой и Марии Алехиной.
Ирина Хрунова и Виолетта Волкова были у нас в студии. До разговора с ними "Дождю" удалось записать интервью с Екатериной Самуцевич.
Самуцевич: Мой паспорт последний раз я видела в Таганском суде на избрании меры пресечения. Там был продемонстрирован мой паспорт моим защитником Волковой. После этого я его не видела. Я не знаю, где он находится. Я не смогла его найти. И мой папа долго дозванивался до Виолетты, до Коли Полозова. На что они сказали, что они не знают, где он находится. Мне пришлось идти в полицию, писать заявление о потере паспорта. Сейчас я пытаюсь сделать новый паспорт.
Казнин: Вы прочитали интервью?
Волкова: Да, интервью я прочитала. Не за один раз, а за три. Та ложь, которую моя бывшая подзащитная выложила в данном интервью, настолько для меня была ошеломляющей, настолько меня распирали внутренние эмоции, что я не смогла его прочитать за один раз. Я бросала телефон, потом снова его брала, читала до следующего пикового момента. Потом опять бросала, опять брала. Я не могу сказать, по какой причине наша подзащитная выкладывает в паблик такую ложь, но она меня возмущает.
Казнин: Конкретизируйте, что там ложь?
Волкова: Почти все.
Казнин: Например, есть заявление о том, что адвокаты давали подпись пустые бланки.
Волкова: Были бланки, которые не были заполнены конкретно на нас, но впоследствии были – это доверенности в ЕСПЧ, они имеют определенную форму. Екатерина знала, что именно мы будем представлять ее интересы, соответствующие документы были поданы. Они были поданы предварительной жалобой, и эти доверенности приложены. И впоследствии была подана окончательная жалоба, еще по предварительному следствию – по тем моментам, когда был избран арест как меря пресечения и при его продлении.
Казнин: Значит, бланки были. Екатерина не обвиняет…
Волкова: На бланках доверенности есть шапка, рисунок Европейского суда. Невозможно сделать какой-либо договор. Более того, в этом договоре имеется три подписи: Самуцевич, Алехиной и Толоконниковой. Я сама лично разговаривала с Екатериной, она подтвердила, что у нее были мои коллеги, которые ей принесли договор, она не возражала против регистрации бренда. И регистрация эта некоммерческая, чтобы закрепить определенное право в интересах наших же подзащитных. Что происходит сейчас – мне сложно сказать, потому что ее слова на 100% не соответствуют действительности.
М: Что происходит сейчас, Ирина? Вы занимаетесь ЕСПЧ? Вы не боитесь давать что-то подписывать, а потом будет скандал?
Хрунова: Нет, не боюсь. Екатерина подписала мне доверенность еще месяц назад. Неделю назад мне пришла доверенность от Толоконниковой, вчера я получила доверенность на ЕСПЧ от Алехиной.
Макеева: Вы неделю назад стали адвокатом Толоконниковой?
Хрунова: Наверное, да.
Макеева: А вы знали об этом?
Волкова: Нет, мы не знали. О всех изменениях адвокатов мы узнавали постфактум через несколько дней после того, как это происходило.
Казнин: Из прессы или лично вам сообщалось?
Волкова: Иногда из прессы, иногда лично, иногда нам сообщали третьи лица об этом. Есть определенные группы неких интересантов, которая была заинтересована в смене адвокатской группы. И они это удачно продвинули. Я не хочу ничего говорить о профессиональных качествах моей коллеги. Я наоборот, их хочу похвалить, я слежу за ее деятельностью. Независимо от дела Pussy Riot, она адвокат профессиональный, и я не сомневаюсь, что она сможет выполнить все необходимые профессиональные обязанности адвоката и защитника. Но я могу констатировать, что я месяц занималась бесполезной работой адвоката. Я написала полностью надзорную жалобу, готова полностью жалоба в ЕСПЧ, в которой, как мы договорились и с Толоконниковой, и с Алехиной, они полностью подтвердили мои полномочия перед тем, как их увезли по колониям. Жалобы объемные, серьезные. Жалко потерянной работы и времени.
Макеева: По поводу жалобы в ЕСПЧ ваши подзащитные давали какие-то новые просьбы?
Хрунова: Сейчас та стадия процесса, когда у адвокатов не так много полномочий, не так много можно что-то сделать. Первое, что нужно сделать – подать жалобу в Европейский суд. Я сразу хочу сказать, что она написана наполовину, в полном объеме будет подана в декабре – январе. Жалобу я пишу на английском языке, это для быстроты прохождения в Европейском суде. Жалоба очень объемная. Я не виделась со своими клиентками в колонии, потому что я должна приехать и представить какую-то работу. Как только будет готова жалоба, я ее привезу, они ознакомятся с ней, и она уйдет в суд. После этого мы будем разговаривать про надзорную инстанцию.
Казнин: Многие считают, что если вы вошли в дело, должны двух оставшихся в неволе участниц группы отпустить.
Хрунова: Мне трудно комментировать это.
Казнин: У вас есть план помимо жалобы в ЕСПЧ? Как это возможно с юридической точки зрения?
Хрунова: С юридической точки зрения, анализ уголовного дела и обращение с надзорной жалобой. Надзорная жалоба не является эффективным средством. Верховный суд удовлетворяет 0,1% жалоб. Но вдруг этот процент будет наш?
Казнин: Когда вы подадите туда?
Хрунова: Думаю, в январе.
Казнин: А когда может быть решение?
Хрунова: Практически сразу.
Казнин: Верховный суд или отказывает, или удовлетворяет. И тогда?
Хрунова: И тогда будет надзорное рассмотрение, куда будут приглашены девушки, адвокаты. Мы будем доказывать свою позицию.
Казнин: Сколько может это продлиться?
Хрунова: Недолго.
Казнин: Девушек могут отпустить?
Хрунова: Вполне.
Казнин: Это дело двух-трех месяцев?
Хрунова: По сути, да. Учитывая, что уже в марте возникает право на УДО, они могут подать еще и в суд по месту нахождения в колонии документ об условно-досрочном освобождении.
Казнин: Это вы должны делать?
Хрунова: Мы будем решать, кто это будет делать: местные адвокаты или я.
Макеева: Ваш коллега, кажется, Марк Фейгин, заявил, что девушкам будет безопаснее, если они больше не будут их адвокатами. Вы можете это как-то прокомментировать?
Волкова: Дело в том, что наше участие в процессе вылилось в громкий процесс «дело Pussy Riot», которое стало известно во всем мире. Раньше даже в деле Ходорковского не было такого, чтобы первое лицо государства с порога в разных странах встречали вопросом деле Pussy Riot. Мы как адвокаты, которые вели дело публично, а в публичных делах закон значит очень мало, стали большим раздражающим фактором для власти.
Макеева: Предполагаю, что Петр Верзилов не согласится с вами.
Волкова: К Петру Верзилову много вопросов, в принципе. Я не думаю, что их стоит решать в паблике. Мы знаем вопросы, которые возникают друг к другу. Не думаю, что эта та фигура, которая может давать какие-то юридические профессиональные комментарии по данному делу.
Казнин: В интервью Самуцевич заявила несколько раз, что вы даже не юристы, а больше пиар-деятели. Они выступали как адвокаты, а вы как художники.
Волкова: Вся письменная юридическая позиция по данному делу отписывалась мной. Мы эту позицию проговаривали с моими другими коллегами, чтобы удостовериться, что мы правильно идем. Мы о ней рассказывали Генри Марковичу Резнику, который был с ней полностью согласен, в том числе, с той позицией, которую мы придерживались при арестах девушек, когда мы пытались вывести их на меры, не связанные с арестом. Я юрист, адвокат, не пиар-деятель. Пиар – побочный эффект. По-другому невозможно решить какие-то юридически-политические проблемы, когда идет защита по политическому уголовному делу. Публичность при этом – не самоцель, а тот самый побочный эффект от деятельности, которую мы делаем по публичному ведению дела.
Макеева: Это не помогло, а возможно, даже помешало?
Волкова: А может, это помогло. Статья предусматривает до 7 лет лишения свободы. Мы видим, что девушки получили два. Мы надеялись на мудрость власти, и что они не пойдут на реальный срок, но, тем не менее, власть не показала себя достаточно мудрой.
Казнин: Самуцевич еще обвиняет вас в том, что вы не больше пяти минут уделяли общению с ними. И даже обида была, что, не успев поговорить о делах, вы уходили. Это больше относилось к Марку Фейгину, но тем не менее…
Волкова: Я посещала Екатерину достаточно, чтобы вести дело, пообщаться, и даже в те моменты, которые были не связаны с ведением дела, а для того, чтобы посетить и поговорить, что, в принципе, не относится к функциям адвоката. Все адвокаты, которые работают с данным делом, не исключая моих коллег, оплачиваются. Мы были единственные, которым не оплачивалось ни копейки. Мы вели их дело в то время, когда еще не было никаких счетов, никаких касс дополнительных и возможностей оплаты. Мне известно, что письмоносцы, которые приносили в следственный изолятор письма, работали небескорыстно.
Макеева: Девушки обсуждали публичность дела, интервью? Может, предложили вам как-то в чем-то разобраться?
Хрунова: Я воздержусь от комментариев, поскольку закон об адвокатской деятельности не разрешает комментировать действия моих коллег. Я работаю в рамках уголовного дела.
Казнин: Если признают ролик экстремистским, это осложнит вашу деятельность?
Хрунова: Нет. Это домыслы.
Казнин: Виолетта, вы будете подавать на Самуцевич в суд за ложь, как вы утверждаете?
Волкова: Если это не будет касаться каких-то серьезных репутационных рисков, которые повлияют на мою практику, я не буду подавать на Самуцевич никаких заявлений.
Казнин: Это же удар по репутации.
Волкова: Да, понимаю, но суды – еще больший скандал, и это навредит не мне, а всему делу защиты группы Pussy Riot. Раздувать скандал из ложных посылов одной из участниц группы, - я не могу понять, зачем она это сделала – нет необходимости.
Казнин: Вас не пустили в колонию, вы уже знали, что вы не адвокат?
Волкова: С Екатериной мы расстались 28 сентября, когда мы с ней обговаривали в последний раз перед процессом 1 октября, как мы выйдем на этот процесс. Она не обмолвилась о том, что собирается менять адвоката. На выходные мы от членов ОНК узнали о ее решении. И 1 октября она это огласила. Мы ее поддержали в ее мнении, хотя причина нам была непонятна. Сейчас Екатерина снова дает непонятные сведения, например, о том, что нас не пустят в колонию, мы не знали. Мои коллеги приехали, как мы договаривались с девушками. На мне лежала техническая работа. Но когда не получилось к ним зайти, администрация колонии способствовала тому, что адвокаты не прошли к подзащитным, это говорит о многом. Обычно, когда подзащитный отказывается от адвоката, это делается с глазу на глаз. И все необходимые заявления все-таки сначала подзащитный делает своему адвокату. В данном случае, что с Екатериной Самуцевич, что с другими девушками мне непонятно, почему администрация колонии не допустила моих коллег, сославшись на какие-то помарки в ордерах, хотя такие помарки при соответствующем их исправлении не мешали адвокату куда-либо зайти.