«Мы все виноваты перед Лузяниным». Сергей Давидис понял, что осудили не провокатора

Давидис: Максим Лузянин и его защита избрали отличную от всех позицию по сотрудничеству со следствием, признание вины, поэтому не было никакой коммуникации, не было информации о том, как идет расследование, что именно признано, какие показания даны. Были основания полагать, исходя из того, что других фигурантов склоняли к оговору, что он на это согласился. К нему относились с определенным подозрением. Но сейчас выяснилось, что этого не случилось. Он сказал на суде, что поддался общему чувству, как оно на самом деле и было. Не стоит спорить о квалификации, коль он признает свое участие. Но все достаточно плохо думали о Максиме Лузянине.

Арно: За мысли надо бы покаяться перед ним?

Давидис: Более того, когда говорили о политзаключенных, узниках «Болотного дела», его когда-то включали в эти списки, когда-то не включали. В компании защиты он фигурировал редко, недостаточно ему была оказана моральная помощь. Он, правда, сам просил, чтобы его не называли политзаключенным и не приплетали политику к его делу. Подозрения в отношении него были, хорошо, что об этом немного говорили, но этого было естественно ожидать, исходя из ситуации. Но оказалось, что зря.

Арно: Как вы и ваши товарищи оцениваете этот приговор?

Давидис: Не могу сказать, что думают товарищи по солидарности, мы не проводили совещаний по этому поводу. Но я оцениваю его, как исключительно жестокий. Тем более, что человек, так или иначе, пошел на сотрудничество со следствием, признал вину. Думаю, что такой жестокий приговор связан с тем, что он не дал тех показаний, которые от него хотели. Если бы он полностью пошел на поводу  у следствия, уверен, он получил бы меньше.

Арно: Что он мог сказать, если он действительно стихийно там оказался?

Казнин: И не является членом ни одной из партий или движений…

Давидис: Это совершенно неважно. Насколько я могу судить по тому, что слышал, к чему склоняли других узников сразу после ареста, в неформальных беседах: дать показания, что услышали призыв Навального или Удальцова, что, поддавшись этому призыву, они туда направились, и поэтому они вступили в столкновение. Это как минимум. А как максимум – то, что ему дали денег за то, что он туда пришел. Им нужен был такой человек, который бы свидетельствовал, что он пришел туда за деньги и за деньги стал драться с милицией. Я считаю, надо извиниться за те мысли, которые были на его счет.

Казнин: Господин Развозжаев, когда на него давили, написал развернутое сочинение, где очень многих людей называл в роли организаторов. Максим Лузянин, если подвергался какому-то давлению, то совсем небольшому?

Давидис: Ситуации разные. Ситуацию Развозжаева нельзя сравнивать ни с какой другой, потому что все остальные люди были, так или иначе, в рамках УПК задержаны. Общество, защита, родственники знали, что они находятся в руках следственных органов. Все, что с ним случилось бы, было бы виной следственных органов. Они были связаны тем, что при поступлении в СИЗО проходят медосмотр. Они старались не допускать защитников, но через 2-3 дня придет защитник. А если они получат от него какие-то показания, то они получат его без защитника. Поэтому уж слишком серьезного физического давления, угроз жизни они осуществлять не могли. Совершенно другая ситуация была с Развозжаевым. Он был вне правового поля вообще. Его реально могли убить. У него были все основания предполагать, что это так и может случиться.

Казнин: Оппоненты протестного движения предъявляют претензии к заявителям и организаторам, что, мол, невольно или вольно вы тоже виноваты в том, что эти люди за решеткой, и им дают большие сроки.

Давидис: Вне сомнения, какая-то моральная вина у нас есть. По крайней мере, причинно-следственная связь есть между тем, что мы организовали это мероприятие, формально были ответственны за него. Другое дело, что все, что нам могло прийти в голову для того, чтобы обеспечить безопасность, мы сделали. И видит Бог, не мы поставили цепь полиции, перегораживающей проход там, где он должен был быть открыт. Не мы отгородили Болотную площадь, на которую было дано согласование, оставив только Болотную набережную, то есть вопреки письменному согласованию, нарушив его условия. Не мы дали приказ полиции нападать и разгонять мирную демонстрацию. Поэтому ответственность моральную я с себя не снимаю, я в этой связи участвую в работе комитета 6 мая и всем, чем могу, стараюсь помогать, но, конечно, если бы я знал, что мы могли бы сделать такого, чтобы этого избежать, я бы чувствовал себя гораздо более виноватым.

Арно: Из чего складывается цифра в 4,5? Ведь он политически не ангажирован, попросил прощения у сотрудника полиции, которому нанес удары, оплатил ему лечение. Они примирились в зале суда. Он официально признал свою вину и сказал, что «поддался зову толпы». Почему же 4,5?

Давидис: Исходя из доступных фактов, можно судить, что это был элемент мести из-за того, что не дал другие, гораздо более содействующие версии следствия показания. Второе – все это дело направлено исключительно на устрашение, когда из тех, кто по делу проходит, трех человек просто не было на Болотной площади – кто-то просидел несколько дней, кто-то несколько месяцев – понятно, что ни о каких фактах речи нет. О предвзятости следствия, о правонарушениях можно долго говорить. Даже осуждение Лузянина, который пошел на сделку со следствием: за одно и то же деяние ему инкриминировано две статьи, сложены сроки по ним. Это спорная с юридической точки позиция.

Казнин: Адвокаты еще будут оспаривать это решение. После приговора возникли опасения, что статья за массовые беспорядки будет применять и к остальным, и мало того, массовые беспорядки станут главной точкой в суде со стороны обвинения.

Давидис: Они в любом случае были бы главной, потому что она более тяжкая. А главное, идеологическая конструкция, которая была объявлена еще в мае, о том, что это были организованные массовые беспорядки, спонсируемые иностранными криминальными деньгами, и под которую следствие, за отсутствием фактов, подгоняет свои псевдодоказательства. Можно было не гадать, что будет. Следствие говорит, что готово обсуждать снятие  ст.318, но никому не готово снять ст. 212, потому что разрушается вся эта конструкция. И было бы дело Лузянина, не было бы, вне сомнения ее так же инкриминировали. Этим решением зафиксировано, что беспорядки, по мнению суда, были. Но участие каждого конкретного человека в массовых беспорядках и квалификацию его действий придется доказывать в каждом суде по отношению к каждому обвиняемому заново. Некое психологическое значение ссылаться на установление массовых беспорядков есть. Но это не критично.

Казнин: Рассуждаю как дилетант. Массовые беспорядки – и всего 17 задержанных, к тому же массовые беспорядки предполагают организаторов, а первый осужденный их не назвал.

Давидис: Массовые беспорядки не означают сотни и тысячи осужденных. По «Манежному делу» осужденных за массовые беспорядки были в гораздо меньшем числе – всего 8-9 человек. Больше, вроде, не собираются никого привлекать. Другое дело, что, учитывая версию следствия о более 50 пострадавших полицейских, и их майские заявления, что 60-70 человек принимало участие в преступных деяниях, думаю, что, к сожалению, этими 17-тью, на самом деле 19-тью, с учетом тех, кто находится в розыске, дело не ограничится. Хочется надеяться, что до 60-70 не дойдет.