В деле Магнитского появилось убийство

В докладе, который опубликовал сегодня фонд Hermirage Capital, приводятся документальные свидетельства того, что к Магнитскому применяли силу.

Доклад называется "Пытки и убийство Магнитского. Сокрытие правды государственными органами". В нем приведены фотографии и рапорты сотрудников изолятора, которые подтверждают, что Магнитского били. Кроме этого, в докладе приводится объяснение врача "скорой помощи" Корнилова, который указывает на более чем часовое ожидание бригады "скорой" возле СИЗО после приезда кареты по вызову.

У российских правозащитников, которые занимаются делом Магнитского, также есть доказательства, что юриста избивали. Об их дальнейших действиях рассказал член совета по правам человека при президенте РФ Валерий Борщев.

Писпанен: Вот есть уже документальные свидетельства того, что Сергея Магнитского попросту убили в СИЗО. Понятно, кто это сделал, понятно, кто не предотвратил этого. Как вы считаете, сейчас, имея на руках эти доказательства, можно посадить виновников?

Борщев: Надо сказать, что многие доказательства, которые приводит доклад, были известны и раньше. Что касается свидетельства Корнилова, это я сам разговаривал с Корниловым, это в нашем отчете Общественной наблюдательной комиссии написано. Что касается самого факта применения резиновой дубинки - мы знали об этом, и в докладе президенту мы сообщали, что было использование. Теперь мы имеем документ – это акт «О применении наручников и резиновой дубинки» и фотографии, которые свидетельствуют, что, действительно, было насилие, потому что те раны, те травмы, которые есть, они могут быть получены только лишь при насилии. Вот у нас в четверг было заседание президентского Совета. Туда пришел Александр Бастрыкин, там был зам. Генерального прокурора, были представители СК и я тоже делал доклад и говорил об этих фактах. Следственному комитету все это известно, все эти факты они знают. И тогда Бастрыкин сказал, что надо как-то определяться: виновен следователь Сильченко или нет, виновата ли Александра Гаусс или нет (мы считаем, что это главные виновники) и, конечно, надо разбираться с фактами применения наручников и дубинки. Если вы прочтете отчет нашей Общественной наблюдательной комиссии (мы встречались 19 ноября), то Александра Гаусс говорила, что «Магнитский вдруг стал говорить, что его могут убить, что роются в его вещах» и так далее, она решила, что у него острый психоз и вызвала психиатрическую «скорую помощь» и 8 надзирателей, которые заковали его в наручники…

Писпанен: На одного больного юриста?

Борщев: Да, на одного больного 8 надзирателей, причем, с наручниками.

Писпанен: То есть, он настолько буйно помешанный, она считала?

Борщев: Вот им так, видимо, показалось. Хотя, даже из рассказа Гаусс, этого не следовало. Кстати, экспертиза Института им. Сербского показала, что никакого острого психоза она там не увидела в этой ситуации. Но потом, через четыре дня после того, как мы поговорили с Гаусс, появляется такое заключение, основание для применения спецсредств, где пишется, что «Магнитский размахивал руками, выражался нецензурной бранью, стремился совершить суицид, членовредительство» и прочее, прочее, прочее.

Зыгарь: И избил 8 надзирателей?

Писпанен: Избивал себя дубинкой и приковывал наручниками?

Борщев: Да. И вот на этом основании они заковали его в наручники.

Писпанен: А это законно? Возможно ли даже на таком основании заковать человека в СИЗО в наручники?

Борщев: Действительно, если у человека какие-то буйные проявления, под наблюдением врача…

Писпанен: Ну, его, наверное, кладут в психиатрическую больницу?

Борщев: Во-первых, конечно. Между тем, врачи-психиатры, которые приехали в «скорой помощи», их час не пускали. Если, действительно, у него острый психоз, так пусть придут специалисты, они приедут через пятнадцать минут, они решат эту проблему гораздо лучше, чем 8 надзирателей, и своими медицинскими средствами, а не спецсредствами. Мы отметили, что вот это разночтение того, что сказала Гаусс, хотя и Гаусс врала, потому что я убежден, что никакого острого психоза не было, но то, что здесь записано в обосновании – это откровенная ложь и фальсификация. И почему Следственный комитет не обратил внимания на это, потому что никакого основания заковывать его в наручники и уж, тем более, применять резиновую палку не было? Поэтому здесь надо возбуждать уголовное дело.

Писпанен: Я про другое спрашиваю. Было или нет – это, мне кажется, в другом веке, это инквизиция. Возможно ли это, в принципе, по закону?

Борщев: По закону избивать невозможно, конечно, ни в каком случае.

Писпанен: Как можно заковать человека и избивать резиновой дубинкой? Какие были основания?

Борщев: Оснований никаких нет. И даже из вот этого дутого объяснения тоже никаких оснований… Даже наручники применять!

Зыгарь: Какие теперь возможные судебные перспективы, или другие легальные перспективы открываются в связи с опубликованными документами?

Борщев: Повторяю, что эти факты были известны. Более того, буквально через несколько дней адвокаты подали заявление о совершении преступления. Я скажу больше, гораздо больше: был такой районный следователь Левин, который 19 ноября дал рапорт руководителю следственного отдела Преображенского района Следственного управления, в котором пишет: «Принимая во внимание, что при проведении проверки могут усматриваться данные, указывающие на признаки преступления, предусмотренные статьей 105 (то есть, убийство), полагал бы данный рапорт зарегистрировать в КРСП (Книге регистрации сообщений о преступлении)». У них это должно быть зарегистрировано, они должны были это расследовать.

Писпанен: А где теперь этот Левин?

Борщев: Левин, я так полагаю, жив-здоров, я с ним не встречался, но главное, есть документ и они должны были с ним встретится, они должны были поговорить. Когда я спросил следователей, насколько это расследовалось, мне ничего вразумительного не ответили. Никакого расследования, хотя это уж более, чем серьезно: пишет следователь и, ни много ни мало, по 105-й статье ставит вопрос, то есть, убийство. Поэтому, конечно же, они давным-давно должны были возбудить дело и признать, есть ли основания, нет ли оснований. Вот вам вопрос о законности применения дубинки, о законности наручников. Вот следователь Левин ставит вопрос о том, что, возможно, совершено преступление по 105 статье.

Писпанен: Интересна теперь судьба Левина, куда он делся.

Зыгарь: Он не проходит свидетелем, например?

Писпанен: Если это человек, который увидел, что…

Борщев: Насколько я ознакомился с делом, честно говоря, эту фамилию, этот документ я встретил совершенно недавно, раньше я о нем не знал. И это было, в общем, удивительно, что обычный районный следователь оказался гораздо серьезнее, принципиальные, чем множество других. Сейчас создали, после заседания президентского Совета в четверг, рабочую объединенную группу: наша рабочая группа при президентском Совете и представители Следственного комитета. Бастрыкин сказал, чтобы мы как-то вместе с этим разбирались. Ну, посмотрим. Конечно, большого оптимизма у меня нет, но, благодаря тому, что все это придается гласности, что все это не сокрыто, в общем-то, есть надежда, что чего-то добьемся.

Зыгарь: Как вам кажется, такой огромный общественный, в том числе, и международный резонанс – вмешательство иностранных правителей, Госдепа британского, МИДа – это все как-то помогает движению этого дела, или, наоборот, злит российские власти и они упираются еще сильнее?

Борщев: Злит, это естественно. Но отчет нашей комиссии, как я сказал, был направлен 29 декабря всем инстанциям, начиная от президента, Генерального прокурора и так далее. Было молчание. Ноль внимания. Ноль реакции. И только когда пошло вот такое активное внимание, активный интерес со стороны, как российской общественности, так и международной, конечно, это серьезно повлияло. Злит, конечно, злит, но то, что это влияет положительно, то, что это не дает возможности замалчивать… Эти же факты замалчивались! Вот я только узнал об этом рапорте Левина. Извините меня, он ставит вопрос о преступлении и по 105-й статье. Мы об этом не слышали. Почему мы об этом не слышали? Это серьезная вещь!

Писпанен: Мы, естественно, будем продолжать следить за этим дело и, надеюсь, увидим тех, кого надо, на скамье подсудимых.

Борщев: Будем надеяться.