Матисс, Гоген и стигматы Евгении Васильевой: в галерее «ЭКСПО-88» показали, что фигурантка дела «Оборонсервиса» нарисовала под домашним арестом

Заточение пошло ей на пользу, Васильева пишет по 12 картин за ночь. Но в галерее «ЭКСПО-88» показали лишь 60 полотен. Зрители не увидели главного – портрета бывшего министра обороны Анатолия Сердюкова.

Остальные картины Васильевой обсудили с директором галереи – Еленой Яковлевой.

Лобков: Процитирую сначала саму Евгению Васильеву: «Будут кудри отчаянно виться,  прикрывая мой раненый лоб. Гвозди в спину, с усмешками лица, и в погонах убийца-урод».  Не знаю, о ком пишет Евгения Васильева. Вы с ней лично столкнулись? Вы с ней общались?

Яковлева: Да.

Лобков: Как вы можете объяснить то, что человек раньше не имел никакого отношения к искусству, то, что она была бухгалтером, очень высокопоставленным бухгалтером, вдруг в ней проснулся такой дар? Как это часто встречается?

Яковлева: Я считаю, что в разных сложных ситуациях человек вправе выбрать путь, как преодолеть эти трудности. Она выбрала путь творческий, она стала писать, она пишет стихи. И на ее стихи сейчас уже есть песни, которые звучали на открытии.

Таратута: Евгения Васильева, тут совершенно не хочется иронизировать, она – фигурант уголовных дел, довольно громкий персонаж. И на самом деле в качестве фигуранта уголовных дел, во-первых, отношение к ней общественное и провластное сложное. Как вам удалось организовать эту выставку? Насколько это было просто для Евгении Васильевой устроить эту выставку?

Яковлева: В принципе я не искала встречи с ней, ко мне пришли и попросили предоставить мою выставочную площадку. Но план выставок достаточно четкий, ничто я не могла сдвинуть ни в одну, ни в другую сторону. Между выставками всего-навсего три дня, и в эти три дня я дала возможность войти в свое пространство.

Таратута: Вы, как человек, который предоставлял Евгении Васильево выставочное пространство, у вас есть какие-то политические риски, или вы наоборот получили разрешение? Потому что фигура нерядовая.

Яковлева: Я никаких разрешений не получала, потому что галерея у меня частная. Я отнеслась к ней просто как художнику, который стоит в начале пути.

Таратута: Вы же понимаете суть моего вопроса, это же не рядовой художник. Это, конечно, публичная фигура, интерес к выставке объективный, человек известный с именем, но все же политически окрашенный.

Яковлева: Я понимаю это, но я отнеслась именно как к живописи. Больше ничего я под этим не подразумевала, организовывая эту выставку.

Лобков: Если говорить о живописи, мы сегодня смотрели довольно подробный отчет, конечно, видно, что Евгения много путешествовала, много была в музее современного искусства в мире, хорошо, я думаю, изучила наш Пушкинский музей, Эрмитаж. Там видны какие-то общие мотивы, приемы, которые очень напоминают приемы Гогена или раннего Пикассо.

Яковлева: Матисс.

Лобков: Матисс, даже профиль Анны Ахматовой очень похоже на то, что в свое время написал Натан Альтман. Вы могли бы как-то охарактеризовать творческий метод Евгении Васильевой? Является ли это, как говорят критики, сплошным «копипейстом»?

Яковлева: Я не согласна несколько с этим. Могу сказать, что на сегодняшний день она живописью занимается всего шесть месяцев. Работы, представленные в основном на выставке, это работы 2014 года. Значит, этим картинам всего три месяца. Начинала она заниматься письмом с копии каких-то известных мастеров, не исключено, что это нашло какое-то отражение. Она работает с преподавателем. Но я не могу сказать, что спустя шесть месяцев работы в этом направлении, можно сказать, что у нее четкое что-то сложилось. На выставке представлены работы и импрессионистического характера, и экспрессия, и реалистическое письмо, и наив. То есть выбранного пути еще нет.

Таратута: Елена, вы довольно всерьез говорите о творчестве этого человека, однако мы говорим не о Гогене. Вы на что рассчитывали, на то, что люди просто придут на раскрученное имя, на скандально раскрученное имя?

Яковлева: Я даже не могу сказать, что я на что-то очень сильно рассчитывала.

Таратута: Или вам понравилось, что человек в сложных жизненных обстоятельствах выбрал творчество в качестве компенсации и спасения?

Яковлева: Да, наверное, это первично. Я ни на что не рассчитывала, честно вам скажу,

Лобков: А народу много пришло?

Яковлева: Народу пришло очень много. В основном, конечно, два-три часа было большое количество прессы. Меня, кстати говоря, это удивляет, когда я обращаюсь к прессе, приглашая на интересную выставку, пресса не откликается. А вот сейчас пресса ну просто…

Таратута: Вот вы и ответили на мой вопрос.

Яковлева: Да.

Таратута: Просто это коммерческий проект для вас успешный?

Яковлева: Я не знаю, в чем успех, наверное, в том, что больше людей узнали о существовании галереи, которой 26 лет.

Таратута: А предполагается коммерческая составляющая опять же, продажа картин?

Яковлева: В отношении продаж, продаж никаких не будет, потому что на сегодняшний день она не желает ничего отпускать. Это своего рода новорожденные дети, которых надо еще немножко полюбить прежде, чем отпустить.

Лобков: А вы пытались ее уговорить? Вообще был такой разговор, что после выставки по законам шоу-бизнеса, по законам галерей полагался бы некий аукцион? У нее много денег на адвокатов ушло, другие, возможно, проблемы и так далее. Был вообще такой разговор?

Яковлева: Такого разговора не было, просто был задан вопрос: будет ли что-то продаваться.

Лобков: Кем была задан вопрос?

Яковлева: Мною. Она категорически это отвергла, никаких продаж.

Таратута: А почему?

Яковлева: Я это объясняю именно тем, что работы только что рожденные. Художник, наверное, хочет, чтобы они еще немножко прожили с ней. Наверное, это будет через год, через два.

Таратута: Мы показывали только что то полотно, которое связано с основным объектом интереса. Понятно, что имя Евгении Васильевой связывают с именем министра обороны Сердюкова, но эта картина не выставлена. Таков вопрос вы ей задавали, почему это полотно не попало в экспозицию?

Яковлева: Все полотна, которые были выставлены, были отобраны мною, потому что это мое пространство, и мне никто ничего не предлагал. Иногда люди удивлялись тому, почему я выбрала эту работу.

Лобков: А почему вы Сердюкова забраковали?

Таратута: По творческим характеристикам?

Яковлева: Нет, просто он не вошел в мое пространство.

Таратута: В смысле?

Яковлева: Экспозиционное пространство, я рассчитывала…

Таратута: Не поместился?

Яковлева: Нет, в моем восприятии он не вошел в ту композицию, которую я планировала сделать.

Лобков: Ну, по каким критериям?

Яковлева: Не знаю. Вот в статье Дудинского было написано, что этот проект «Цветы из неволи», там действительно представлено около пяти полотен цветов, цветов тех, которые ей приносят друзья, посещая ее, вроде какой-то маленький кусочек радости, и в основном работы, связанные с какой-то ее внутренней болью.

Лобков: Вот эти стигматы от погонов – это, конечно, сильное впечатление психологическое производит.

Яковлева: Да. Но выполнено в реалистическом стиле, очень неплохо.

Таратута: А вы часто устраиваете экспозиции такого рода…

Яковлева: Эпатаж, вы хотите сказать?

Таратута: Даже не знаю, как сформулировать вопрос, когда поводом для экспозиции оказывается  в первую очередь не само творчество, а фигура исполнителя, когда это политический деятель, который решил заняться живописью. Не знаю даже, какой другой пример привести. У нас есть политики, которые занимаются фотографией.

Яковлева: Вот так, чтобы ради имени я не делала ни разу за 26 лет.

Таратута: Это первый случай?

Яковлева: Я не могу сказать, что я только из-за имени это сделала. Просто сочувствие какое-то к человеку.

Лобков: То есть вы испытываете персональное сочувствие к Васильевой, у вас не просто отношения художника и галериста?

Яковлева: Наверное.

Лобков: Когда вы были в квартире ее, она вам показала  все свои работы и сказала: «Выбирай, что хочешь», или у вас была дискуссия, допустим, она хотела, чтобы вы что-то взяли, а вы говорили: «Нет, это не вписывается в мое пространство»?

Яковлева: Нет, она прислушивалась к моему мнению, понимая, что за моими плечами достаточно большой опыт работы с выставками.