Даниил Дондурей о том, за какое кино готов платить Мединский: чиновники любят позитивный фальшак

15/08/2013 - 21:15 (по МСК) Михаил Зыгарь, Лика Кремер
Патриотизма оказалось мало. Министерство культуры показало, как на практике будет работать система отсева неугодных фильмов. Приоритетные направления для кино озвучил лично Владимир Путин около двух месяцев назад на встрече с киносообществом. Это семья, страна и вера. И вот началось.

Сценарист и режиссер Александр Миндадзе решил снять ленту «Милый Ханс, дорогой Петр». Обратился за поддержкой в Минкульт – и в поддержке этой Миндадзе отказали. Мол, военный патриотизм в кино подменили описанием «панталон главной героини» – это цитата из заключения исторического совета при министерстве.

Фильм Миндадзе – это история советского инженера Петра и его немецкого коллеги Ханса, который приехал незадолго до войны в командировку в Советский Союз, на стекольный завод.

Но такой сюжет показался министерству неинтересным. А директор департамента по кинематографии Минкульта Вячеслав Тельнов и вовсе заметил: «есть опасность, что к 70‑летию Победы над Германией выйдет фильм, не соответствующий нашим представлениям о мировой войне».

Кто эти представления задает? Не понятно. Можно предположить, что лично министр Владимир Мединский, активный борец с тем, что по его личному мнению является фальсификацией истории. Из произведений о войне уже доставалось, например, сериалу Николая Досталя «Штрафбат».

Сегодня Мединский все‑таки встретился с режиссером Миндадзе. Сам кинемагографист сказал, что удалось найти взаимопонимание. Минкульт даже рекомендовал другому органу – Фонду кино – выделить деньги на проект. Правда, собственную позицию о несоответствии фильма историческим задачам – там менять не стали. А к Миндадзе приставили историков из РАН – чтобы те следили за исторической честностью.

К чему может привести такой подход в кино – об этом мы поговорили с главным редактором журнала «Искусство кино», культурологом Даниилом Дондуреем в прямом эфире.

Кремер:  К чему  это может привести? Какие ваши ощущения по поводу  всего происходящего вокруг картины Миндадзе  и с этим экспертным советом культуры и кино?

Дондурей: У нас были довольно свободные 20 лет. Кинематографисты снимали фильм о том, что им интересно, о человеке современном или не современном. О том, как  они понимают родину. Тема того, что государство должно контролировать содержание фильмов – возникла в последний год. Действительно, ни один из предыдущих министров, а я входил в предыдущие коллегии, начиная с 1992 года, эта тема не обсуждалась. Потому что было понятно, что существует какое-то профессиональное представление, представление общества, что значимо, что нет. И отдельно государственное, как особое, главное, противостоящее и тому, и другому. Это не обсуждалось. А сегодня вводится такое понятие буквально всеми текстами: мы даем деньги, мы девушку и танцуем. Кто это мы? Я не слышал ни одной профессиональной дискуссии в среде даже общественной какой-то, я член совета по правам человека, никогда не обсуждалось, кто это мы? Государство – кто это?

Кремер: Это министерство культуры, я так понимаю. Позиция министерства: мы не запрещаем, снимайте, какие угодно фильмы, просто на эти госденьги нужно соблюдать некоторые госправила.

Дондурей: Но здесь есть два важных обстоятельства: первое – невероятно важное. Во всех странах мира есть господдержка. Есть специнституты, которые имеют большие программы по продвижению национального кино, поскольку американцы – это действительно 60-65% мирового экранного времени. Это основной продукт их производства. И я они даже вне Америки зарабатывают больше, чем в самой стране.

Кремер: Я так понимаю, что министерство культуры кивает на Америку, мол, вот сколько много у них патриотичного кино, пусть у нас будет столько же, тогда смогут дать деньги и на другое.

Дондурей: Дело в том, что мы не можем соревноваться с американцами, потому что если внутри страны мы имеем 15%, то вне России мы имеем десятые или сотни доли процента. Вы понимаете, что российские фильмы нигде, кроме зарубежных фестивалей – в кинотеатрах Франции, Германии, Италии, в тех странах, куда качается наша нефть – не смотрят. Там русского кино.

Зыгарь: Нужно давать в нагрузку к нефти, чтобы оплачивали нефть и газ квотами на российские фильмы в местных кинотеатрах.

Дондурей: Было бы замечательно, но даже здесь это невозможно. Во всех странах мира есть «правило длинной руки». Сами чиновники ни в Германии, ни в каком фонде – датском, шведском, польском , израильском, каком угодно –  сами не участвуют в голосовании, решении. Только эксперты и раз в два-три года происходят ротации этих экспертов и профессионалов. Это важно.

Кремер: Так у нас тоже экспертный совет.

Дондурей: Нет. У нас введено потрясающее понятие: экспертный совет имеет только совещательный голос.

Зыгарь: То есть непосредственно деньги раздает лично  Мединский?

Дондурей: Да, и какие-то его консультанты. Так как важно, что он сейчас курирует кино, обычно это делают его замы по направлениям, то, видимо, его…

Кремер: Сейчас просто один зам, Иван Демидов, ушел.

Зыгарь: Полномочия Демидова перешли к Мединскому?

Дондурей: Он просто их оставил за собой. В этом смысле он прав. Кино – невероятно востребованный продукт, конечно, не только в кинотеатрах, хотя в кинотеатрах у нас отлично идут дела. Народ много смотрит американского кино, примерно 80%. 15% - российского и 5%...

Кремер: Такие патриотичные фильмы, как «Легенда №17», по-моему, тоже хорошо идут.

Дондурей: Мы выпускаем примерно 70-80 картин в год.  А «Легенда №17» или «Три богатыря», или «Добрыня Никитич» - чемпионы, большие мультики, которые во всех странах за новый год зарабатывают все, что другим не снилось. Это вполне патриотично. Но он-таки один.

Кремер: Я так понимаю, что Минкульт хочет, чтобы таких было больше. Над этим и работает.

Дондурей: У них еще есть такая идея, это так называемые русские мейджеры продвигают. Хорошее кино – это 10%. Поэтому если вы хотите, как в Америке или во Франции, во Франции примерно 250, в Америке – 600 фильмов, то и удваивайте деньги на производство. Но государство за 20 лет могло бы заняться такой мелочью, как созданием альтернативной системы проката. Мы одна из единственных стран Европы, где этого нет. В Москве, где 300 залов, нет возможности 10 (ну, хотя бы 30) отдать для качественного кино.  У нас происходит невероятная драма: в 14-миллионном мегаполисе нет людей на 15 сеансов лауреатов «Золотой пальмовой ветви» или «Золотого льва». Нет зрителей, они будут либо скачивать, либо смотреть за рубежом. Такого не было при советской власти никогда. Аудитория ухудшается, скукоживается.

Зыгарь: Я хотел бы еще про одну драму спросить. Понять, это какой-то единичный случай или новый признак нового почерка Минкульта. Нашумевшая история про штраф Гарри Бардину за то, что он не уложился в срок изготовления своей новой картины.

Дондурей: Это такая публичная порка. Очень хочется показать стране и миру, что все теперь будет по каким-то правилам. Например, введена система питчинга. Этого же не было никогда. Народные артисты выступают со сцены перед своими коллегами, нервничают. Паша Чухрай, народный артист России, говорит о том, что он так нервничал, никогда в этом не участвовал, снял множество фильмов. Это хорошо, только мелочь. Не будет приниматься значение тому, как проголосуют эксперты. Или в фонде, например, все обсуждают то, что туда не пригласили журналистов, но никто не обсуждает, а кто же решал.

Зыгарь: Поясните для зрителей, что такое питчинг, и как это технически устроено?

Дондурей: Когда не собраны деньги, то на проекты иногда деньги собраны. Американские мейджеры, 8 компаний, дадут эти несчастные 50-100 млн. долларов, и никакие питчинги не проводятся. Там владельцы или топ-менеджеры все решают. А в европейской традиции много ко-продукции. Например, 40% французских фильмов сняты совместно с другими странами, они все считаются французскими, но там иногда по 5-6 стран. Кроме того, есть льготы: если у тебя 3 страны, то в европейских странах тебе дают помощь для продвижения. Питчинг – это публичное представление фильма для сбора денег. Сидят тузы-покупатели, которые говорят: «Это мне нравится, я дам какую-нибудь мелочь в 50 млн. рублей на этот фильм» или «не дам».

 Зыгарь: Минкульт тоже среди тузов, и тоже может своим бюджетом поделиться?

Кремер: И имеет больший голос?

Дондурей: У нас все так устроено: 3 млрд. рублей из примерно 5,5 млрд. переданы в этот фонд. Почему туда? Потому что фонд как хозяйствующий субъект. Любое движение в Минкульте – 50 проверок: это вы не можете, это запрещено, каждый глоток через конкурс. Поэтому люди сообразили, передали деньги в фонд. А в фонде их уже ждали мейджеры (у нас примерно 300 компаний производят кино), сначала их было 7, а сейчас 10. Это, естественно, тузы, большие компании, в которых есть деньги. Они должны снимать такие фильмы, как «Метро», «Легенда №17», «Духлесс» и многие другие, на которые кажется, что зрители приходят. Но у нас зрители приходят на 5-6 проектов из 70-ти.  В первую десятку попадает один-два, могут конкурировать с американцами.

Кремер: Что случилось с Александром Миндадзе? Сначала минкульт отказал в финансировании фильма, а уже вчера Александр уклончиво говорил, чувствовалось, что идут какие-то переговоры, он не хотел наезжать на министерство культуры, с улыбкой отговаривался. Почему им удалось договориться?

Дондурей: Тут несколько факторов всегда, как и в любой ситуации. Во-первых, Александр Миндадзе – выдающийся сценарист.

Кремер: Ну, он и был им в тот момент, когда ему отказали.

Дондурей: Но иногда новые руководители не взвешивают то, что сегодня невероятно ценно в этой сфере – репутация. Это и есть капитал. Не эти 50-70 млн. рублей, а репутация. Приходит Миндадзе, который получил множество призов, Венеция признала его лучшим сценаристом мира какого-то года…

Зыгарь: Мединский не рассчитал, с кем имеет дело.

Дондурей: Не рассчитал. Ему, видимо, проект не понравился, но он не рассчитал. Он, может, не любит Звягинцева, но Звягинцев  самый награжденный режиссер за 100 лет русского кино. Никуда тут не денешься. Хотя когда смотришь «Возвращение» или «Елену» - тоже не триумф патриотизма. Там нет того позитивного фальшака, на который все руководители надеются.

Кремер: То есть репутация режиссеров мешает  Мединскому бороться с фальсификацией истории?

Дондурей: Таких знаменитых не так много, а фильмов – 70-80. Кроме того они собираются, что вызывает у меня, как у эксперта, улыбку, помогать телевидению снимать патриотические фильмы. Это все равно, что в доме для детей или престарелых собирать деньги для «Норникеля» или «Газпрома». Только на рекламе, сериалах и ситкомах первая десятка российского телевидения зарабатывает 80 млрд. рублей, что больше, чем весь бюджет.

Кремер:  Но я так понимаю, что помощь министерства культуры в основном идеологическая. Или денежная тоже?

Дондурей: Существует почти 40 тыс. библиотек, больше 2 тыс. театров и музеев и много чего, на что идут деньги Минкульта. Особенно федерального подчинения. Более того, минкульт курирует все фонды, региональные программы. Это крупнейший инвестор в кинематографе и во всех других сферах. Поэтому тетеньки в музеях получают самую меньшую зарплату в нашей стране. В этой связи помогать жирным телеканалам – это совсем странно. Но одна вещь, которую я всячески приветствую, она в последние два месяца раскручивается, хотя много есть опасностей – это попытка работать со скачиванием в интернете, то есть с пиратскими копиями. Здесь, конечно, без президента ничего решиться не может. И это очень важно, хотя опасно. Мне один эксперт рассказывал недавно: люди подходят к кинотеатру в малых городах для того, чтобы посмотреть, какие фильмы выйдут, идут домой, начинают скачивать.

Другие выпуски