Почему окружение Путина ждет «Игра в кальмара» и как это может спровоцировать войну с Украиной? Объясняет Глеб Павловский

28/10/2021 - 19:48 (по МСК) Анна Немзер

Глеб Павловский, политолог и публицист, в программе «Политика. Прямая линия» поговорил с Анной Немзер о том, какая борьба за власть будет происходить в Кремле перед предстоящими выборами в 2024 году и кто же станет хозяином «суверенного интернета».

Я не знаю, в теории «черных лебедей» можно ли говорить, что Горбачев был «черным лебедем», в конце концов, он был человеком из системы, номенклатурным человеком. Все изменения, которые совершались благодаря ему, совершались оттуда, изнутри.

Система действительно выстроена таким образом, что есть вот эта серия технократов, которые могут перемещаться по горизонтали, как-то довольно быстро перемещаться по горизонтали, и никто, в общем, особенно не способен сделать никакого вот этого вдруг такого кульбита вверх неожиданно. Как при этом застое, действительно, возможны ли тут какие-то «черные лебеди», возможны ли здесь какие-то?.. Как бы так прозвучать, чтобы я не заставляла вас быть Кассандрой, предрекать какие-то, значит, ужасы. Но просто системно как это работает?

Тип игры будет другой. Во-первых, все равно все мы люди, могут происходить неожиданные вещи, в том числе, между прочим, и в мире могут. Но я думаю, что это другая игра, это скорее «игра в кальмара». Так что к какой-то фазе той игры мы можем подойти, когда начнется борьба за то, кто выйдет из игры с призом. И тогда, я боюсь, правила не будут действовать, даже те, которые продиктует лично Путин. Просто сейчас он может диктовать все, что угодно, но эта возможность резко исчезает при изменении ситуации. То же самое было в Политбюро 1985 года, Громыко был всесилен раньше, а когда уже умер Черненко, он уже заключал сделки, да, с Горбачевым.

Поэтому здесь в окружении Путина есть сильные люди, которые, наверно, чего-то захотят. Но, повторяю, как бы это была не «игра в кальмара».

«Игру в кальмара» я в заголовок вынесу, мы с вами просмотров наберем! Как я понимаю, у этого застоя, системного застоя все-таки есть, действительно, вот эта конфигурация, если совсем грубо и прямым языком говорить, все это заключается в том, что все-таки Путину не нужно, чтобы кто-то резко куда-то возвышался.

Но есть еще второе, что вы упомянули мельком, а я бы хотела обратить на это внимание, что силовой блок все очень сожрал вокруг себя. С ним какая ситуация? Он как будет развиваться?

А он не все сожрал, не надо.

Не все, да?

Он не все сожрал, он сожрал кое-что и кое-кого, конечно, при этом. Но когда там Улюкаев сел, лет пять-шесть назад?

Сейчас я вам скажу, это семнадцатый год. Нет, декабрь семнадцатого года ― это суд, по-моему.

По-моему, шестнадцатый, все-таки раньше.

Да, а суд ― семнадцатый год, правильно.

Я уже не помню.

Суд и приговор ― семнадцатый год, да.

Смотрите, есть ведь огромные новые ресурсы. Есть, например, цифровизация. Многие, во всяком случае, думают, что это какая-то пропаганда. Это совсем не пропаганда, это гигантский мясистый, так сказать, калорийный кусок, которого не было раньше в нашей игре, так сказать, на столе игровом. И здесь пока, скажем, силовые структуры запускают туда щупы, но это пока не их доля.

Я думаю, что здесь будет какая-то игра вокруг того, кто будет хозяином суверенного интернета. Суверенный интернет будет, не беспокойтесь, а вот кто будет его владельцем? И вот тут начинается большая игра, большая игра на большие ставки. Так что это только одна тема, скажем, пропаганда, наша телепропаганда и прочая ― это очень важная часть, важная власть, но она все-таки секторная вещь, ее трудно монетизировать, а речь идет о собственности на долгие времена, потому что сменится власть и пропаганда в этом виде потеряет ценность. Они попытаются.

Там надо будет перепрошивать как-то, да.

Они попытаются использовать момент ухода, мы увидим очень яркие картины антипутинизма в исполнении Соловьева, Эрнста, Киселева, мы увидим какие-то сериалы об ужасах коррупции, значит, кремлевской и так далее.

Кадры фильма про дворец в Геленджике будут использовать.

Да, и они будут сделаны очень профессионально. Но это все будет ничтожно, это будет все самозащита, а все интересное в перспективе, а перспектива в цифровизации.

Суверенный интернет. Все-таки, вы знаете, я никак не могу, я давно про него слышу, с каждым годом он все обрастает подробностями, деталями, реальностью и так далее, но, смотрите, есть все-таки люди, которые дали понять, что они не хотят вакцину. И эти же люди очень привыкли даже не столько к интернету, сколько, может быть, действительно к каким-то его…

А вот интересный вопрос, да, я вас понимаю. Так сказать, выразят ли они в такой же степени, так же определенно свое «нет» в этом деле, как выразили в вопросе о вакцинации. Я думаю, что нет, здесь что-то другое. Да, конечно, выйдут, так сказать, тронь YouTube, и выйдут мамочки.

Все выйдут!

Нет, не все, понимаете, не все. Выйдут мамаши с этими самыми, какие там, «Свинка Пеппа» и так далее.

«Свинка Пеппа», «Маша и медведь», да?

Да. А вот выйдут ли мужики, которые не верят в вакцину, я не знаю.

Слушайте, а где карбюратор мы чиним? А если карбюратор починить? Я просто немножко цитирую сама программу, которую я же сделала с ребятами из «Роскомсвободы». Карбюратор там чинят, там, в конце концов, как свечи поменять, там очень много всего, как цементом там что-то, не знаю…

Постараются вам это обеспечить, карбюратор и цемент, я думаю. Я не знаю, я не думаю, что в этом вопросе будут слишком резко и быстро действовать, но будут пробовать, будут пробовать, потому что… И не по идейным причинам, а потому что очень жирный кусок. Он дважды жирный: вы сперва получаете гигантские бюджеты, значит, на суверенный интернет, а потом цифровизация сама по себе ― это очень большие деньги. Поэтому я думаю, что вот здесь, вот сюда хлынут силовые структуры, силовые кадры.

Глеб Олегович, легко представить себе бенефициаров, которые понимают, какие там деньги и как их можно хорошо использовать, но еще тут вопрос курицы и яйца, еще должен кто-то эти деньги дать, а это действительно очень дорого все, о чем вы говорите, и суверенный интернет, я не знаю, как мне тут объяснили, пакет Яровой невозможно реализовать, потому что это просто для начала чудовищно дорого, а во вторую очередь совершенно нереализуемо.

Эти деньги ― это кто-то должен пойти на это решение и сказать: «Хорошо, ребята, берите и делайте». А потом уже начнутся те процессы, о которых вы говорите.

Путин в состоянии, именно в состоянии «берите и делайте». Это его стиль принятия решений. Но он будет, конечно, охранять кубышку, но не в такой же степени. Он должен что-то, предоставлять кому-то допуск, иначе исчезнет его власть. Это раз.

Второе: вы все время, я думаю, и в Кремле тоже есть расчет на какой-то ― это обычная вещь в политике ― переход. Сперва это еще далеко, много-много-много там впереди у нас, а потом когда-то, когда будем подходить, будем думать, как экономить. Этого перехода нет, то есть сперва много-много-много, потом раз ― и ничего. И начинается спор: а кто это, а где деньги, Зин? Кто украл? А может быть, даже и не украл, в 1991 году, собственно говоря, там же не воровство было в основе, там была чудовищная степень непонимания и бесхозяйственности.

Поэтому мы, по-моему, подходим к этому моменту, так сказать, как только станет ясно, что через некоторое время денег не станет, сразу все планы, все стратегии переменятся именно на то, чтобы поделить остаток. То есть перестанут этот как-то разумный консерватизм и весь этот Иван Ильин, Бердяев, они могут отдыхать, значит, потому что начнется «игра в кальмара».

Я сейчас задам расстрельный вопрос просто ради зрителей. Я уверена, что сейчас многие на моем месте задали бы вопрос, о каких сроках мы говорим? Это к 2024 году, это к 2022 году? Нет, 2022-й уже вот-вот, это мало. Когда, когда «игра в кальмара»-то уже совсем?

Здесь ― это мне еще Путин говаривал когда-то ― я склонен всегда ускорять процессы, да, мне все время кажется, что дела идут быстрее, чем на самом деле они идут. Как говорил мне кое-кто в Кремле, Торопыжка был голодный, проглотил утюг голодный.

Но я думаю, я-то считаю, мне кажется, когда я смотрю на это дело, что мы это все увидим до 2024 года. Но, возможно, мы увидим это, скажем, где-то в 2022–2025 годах, скажем, будет попытка, и ее надо ждать, попытка как бы законсервировать, заморозить, зацементировать ситуацию в следующем году. У Путина заметно это намерение, может быть, он кем-то пожертвует, чтобы его не торопили слишком уж. Это не исключено. Но мне кажется, что куш очень велик и очень страшно откладывать это на будущее у людей вокруг Путина.

Так что я думаю, что все-таки не позднее 2023 года начнется кутерьма. И она не будет связана с выборами как таковыми и решением Путина, хотя будут и попытки подтолкнуть это решение каким-то таким безопасным для себя образом, создавая просто какие-то плохие ситуации, ведь военные, например, на границах, Путин чувствителен к таким вещам. А их можно создавать по договоренности. И печально, что я думаю, что такие договоренности между премиальным классом в верхах, нашим и украинским, возможны. Они возможны, так сказать, кризис можно купить. И Карибский кризис тоже можно купить.

Фото: Пресс-служба президента России

Также по теме
    Другие выпуски