Борис Макаренко: «Народ бунтует, но это не обязательно революция или баррикады»

Есть люди, для которых главная забота, главная головная боль ― не сколько денег в кошельке. Может, их не очень много, но хватает на хлеб. А главная забота ― что они чувствуют, что они уперлись в какой-то стеклянный потолок, который не могут прошибить. Нынешняя атмосфера в стране, нынешняя конструкция этого общества не дает им возможности самореализовываться. Не просто деньги зарабатывать, а чувствовать себя нужным, пригодным для чего-то.

Этот потенциал есть. Мы его увидели на Болотной площади в 2011–2012 году, а потом он исчез. Он начал исчезать еще до Крыма, просто это люди очень рациональные. Когда они раз, другой, пятый сходили на демонстрацию и увидели, что ничего не изменилось, они решили остаться дома.

Еще некоторые меры были приняты помимо того, что они увидели, что ничего не меняется.

И меры были предприняты, но в начале года такие меры были бы бессильны. А потом «Крым наш». И вот то, что опять-таки Наталья Зубаревич называет «Россия-1», Россия крупных городов, а на самом деле имеется в виду в первую очередь городской средний класс крупных городов, он как-то потерялся в общей массе.

Потому что, с одной стороны, повестка дня изменилась, с другой стороны, одновременно с этим начался кризис, и даже средний класс, может, и думает о каких-то возвышенных далеких целях, но и он испугался этого кризиса. В кризис никто не бунтует ― очень страшно. Первая забота ― прокормить себя и семью. Это закон Токвиля, политологи называют это так.

Народ бунтует, бунт ― это не обязательно революция или баррикады. Бунт ― это может быть протестное голосование или митинги. Бунтует не когда кризис, тогда страшно и голодно. А когда страх прошел, худшее в кризисе прошло, люди подняли головы и посмотрели: ой, что-то неладно. Вот этот потенциал был и есть. Он с полной неожиданностью для нас проявился 26 марта. Он проявился немножко не такими лицами и не такими ходами, как было на Болотной.

У меня очень неоднозначное отношение к Навальному. Он популист в классическом политологическом понимании этого слова. Он не политический лидер, потому что политический лидер выстраивает коалицию, а Навальный, по-моему, успевает переругаться практически со всеми, с кем его сводит политическая тропа. Но он провокатор в нормальном смысле этого слова. Он авторитетный лидер мнений, он тонко чувствует настроения. Брошенный им клич и призыв вдруг попал на вот ту часть городских обществ, ― это не Москва и не Питер, ― которые подняли головы. Непонятно, что происходит, им душно и скучно, и вдруг такой призыв.

Я Навального сравню с мальчиком из сказки Андерсена, который, когда все молчали, вдруг сказал: «А король-то голый!». И вдруг все сказали: «О! А как же мы-то не замечали этого?». Вот что произошло 26 марта. И Навальный второй раз, вот пошел сейчас гулять по ютубу ролик, где Навальному свастику рисуют на всех местах…

Об этой гадости я говорить более не хочу. Но этот ролик показал, что Навальный оказывается тем человеком, который умеет сформулировать проблему наготы власти лучше, чем кто-то другой.

Фото: Reuters / Maxim Shemetov