Глава администрации Ельцина о том, кто и как принимал решение начать войну в Чечне

Монгайт: Вы работали в администрации Ельцина с 1993 по 1996 год, вы наверняка помните эту дату – 26 ноября 1994 года. Что тогда произошло?

Филатов: Вы знаете, я вообще противник рассматривать длительные события, которые очень давно и по разным причинам возникли, рассматривать каким-то одним днем. Конечно, были упущены возможности нормализовать ситуацию в Чеченской Республике, начиная с 1991 года, когда туда пришел Дудаев. На самом деле до 1994 года была тишина, потому что было очень много проблем в России. Вы знаете, был тяжелый 1993 год, практически война напряженная с Верховным Советом. Было не до Чечни, короче говоря.

В 1994 году постепенно начал проявляться и интерес к решению проблем в Чечне и самое главное – желание помочь людям, которые тяжело переживали то, что происходило там. У Дудаева уже не было такого сильного влияния. И вообще была построена такая концепция, чтобы с помощью Надтеречного района и его руководителя Автурханова завладеть социальным положением или социальной помощью людям. Пошли деньги из России, в общем, более-менее нормально развивался этот проект. Но, к сожалению, Кавказ есть Кавказ, и характер чеченцев не может обойтись без того, чтобы не вклиниться в военные действия, хотя мы предупреждали, говорили, что эти деньги на это тратить нельзя, ни в коем случае нельзя заниматься военными действиями, потому что это не тот путь, который может решить проблему. Во власти появилось две партии – «партия мира» и «партия войны».

Монгайт: А вы были в какой партии?

Филатов: Я был вместе с Шахраем за то, чтобы социальные проблемы позволили нам постепенно подойти к депопуляризации Дудаева, подойти постепенно к выборам, к разрешению проблем в Чечне без военных действий. Но, к сожалению, стычки наши продолжались, их характер все становился тревожнее. Победа была то на одной стороне, то на другой стороне. В конечном итоге был выработан такой план, я не участвовал в этом, это не как оправдание, это просто к слову. Был выработан план с помощью чеченской оппозиции, которая организовала временный совет, чтобы войти в Грозный, поскольку у Дудаева не было никаких уже, по сведениям разведки, ни авторитета, ни сил, ни прочего, войти и поставить точку на этом. Но они наткнулись на сопротивление, которое устроил им Масхадов, генерал или полковник тогда он был, довольно умный тактик и стратег, который сделал так, чтобы эта танковая группа оказалась в ловушке.

Монгайт: А как так получилось, что тот штурм захлебнулся? С одной стороны, стояла махина фактически всей постсоветской армии, с другой стороны – небольшая Чечня, пусть и с хорошим стратегом.

Филатов: Это надо военным объяснять, почему и как это произошло. На самом деле чеченцы воевать умеют, это мы с вами видели на протяжении десятилетней войны. Понимаете, ведь танками вопрос не решается, техникой. Для чеченцев, я так понимаю, был важен очень информационный повод, с помощью которого они эту победу очень сильно размножили в информационных средствах. Тем самым, они показали, что русские вошли на чеченскую территорию.

Когда начинался этот проект социальный, то были консультации с диаспорами и в Сирии, и в Иордании, которые предупреждали нас: «Мы будем поддерживать снятие Дудаева и смену власти, но при одном условии. Имейте в виду, если ваши войска войдут на территорию Чечни, все изменится». Поэтому направлено было все на то, чтобы, конечно, ни в коем случае этого не сделать. Но оппозиция, к сожалению, взяв в руки действия, у них не было ни водителей, ни стрелков, нормальных ребят, которые бы умели управлять танками, они попросили заключить контракты с этими ребятами с зарплатой, чтобы они на танках произвели эти действия.  Но операция провалилась. И после этого встал вопрос, что делать дальше.

Монгайт: Скажите, кто был тем человеком, который, образно говоря, нажал на кнопку «пуск»? Это был Борис Ельцин или был кто-то из тех, кто стоял за ним?

Филатов: На Совете Безопасности решение принимал Борис Николаевич, а подача была Егорова. Егоров уже был министром национальностей, по делам национальностей, Егоров курировал в последующем, отстранив Шахрая, действия оппозиции. Как мне потом передавали, да и это, по-моему, в фильме у Алексея есть о войне в Чечне, шестисерийный фильм вышел, там рассказывается, как на Совете Безопасности принималось решение, когда Егоров, подверженный Черномырдиным, говорил о том, что 70% в Чечне наши войска встретят нейтрально, 20% - с цветами, и 10% только будет противиться.

После этого выступил Грачев и сказал: «У меня другие сведения: как раз 70% будут настроены против активно российской армии, и никаких цветов там не будет». На него накинулся тогда Черномырдин, начал упрекать его, что он плохой министр обороны, что страна в пожаре, что нужно предпринимать серьезные действия. Тогда он попросил: «Если хотите это делать, тогда давайте до весны отложим, чтобы подготовиться к этой операции», но после перерыва Борис Николаевич принял такое решение – через неделю ввести войска в Чечню.

Монгайт: Считаете ли вы современную Россию победителем в этой войне? И вообще кто в ней победил, кто в ней проиграл?

Филатов: Вы знаете, я вообще очень переживаю, что мы продолжатели менталитета советского. В Советском союзе никогда никаких переговоров и никаких консенсусов не делали, всегда пытались решить проблему силой. К сожалению, мы сохранили эту традицию до сегодняшнего дня. И то, что происходит на Украине, видно, что мы не изменились в тактике своих действий и в стратегии тоже. На самом деле надо нам меняться в этом плане, потому что лучше плохие переговоры, чем хорошая война.

Монгайт: А как вы оцениваете фигуру Рамзана Кадырова, человека, который сегодня удерживает некий видимый мир на этой территории?

Филатов: Вы знаете, мне кажется, что у нас мало кто понимает, что произошло, и почему Чечня так взорвалась. На самом деле, если проследить их историю советского периода, то на самом деле советская власть нанесла очень сильные удары по Северному Кавказу и по народам Северного Кавказа. И депортация 1944 года, когда они были вывезены в Казахстан и в Киргизию, и 1937 год, когда была уничтожена интеллигенция, и давление на уничтожение культуры, быта, давление на уничтожение религии, все это очень сильно отразилось на этом народе. Это боль, естественно.

Как только ГКЧП попытался в Москве сделать переворот, естественно, эта боль вырвалась наружу. Она вырвалась также, потому что руководство Чеченской Республики поддержало ГКЧП, а народ не мог это воспринять. И вот это Дудаевым, который пришел на смену Доку Завгаеву, Дудаев, к сожалению, начал поддерживать эти настроения. И они с каждым днем все усиливались, усиливались и привели к тому, что начали нападать на наши военные гарнизоны, начали отнимать оружие, начали вытеснять семьи наших военных, а потом и самих военных из Чеченской Республики, тем самым добиваясь независимости для республики.

Монгайт: Вы ощущаете какую-то свою вину, как один из руководителей той страны, которая эту войну развязала? Ощущаете ли вы свою индивидуальную ответственность?

Филатов: Конечно, ощущаю. Конечно, переживаю. С этой болью я и живу. Мне кажется, что мы мало что сделали для того, чтобы эту проблему нормализовать мирным путем. Понимаете, есть еще одна вещь, которая нам очень сильно мешала. У нас председателем Верховного Совета был чеченец Хасбулатов. У нас как все построено? Мы считаем, что если человек этой национальности, он лучше знает проблему этой республики, он может нормализовать ситуацию. Но, к сожалению, его действия в самом начале как раз создали ту ситуацию, при которой были очень серьезные противоречия, потому что они все ставленники от своих тейпов, что Дудаев, что Дудаев, что Завгаев, что Хасбулатов, а тейпы не очень мирно живут, особенно когда дело касается власти. Мне кажется, что и он приложил руку, которая нам в какой-то степени закрыла глаза на решение этой проблемы. 

Фото: РИА Новости