Искусствовед о предложении запретить картину «Иван Грозный и его сын Иван»: на это полотно всегда реагируют психически неуравновешенные люди

03/10/2013 - 22:44 (по МСК) Дмитрий Казнин, Лика Кремер
С нами в студии был искусствовед, профессор РГГУ, действительный член Российской академии художеств Владимир Сысоев. Обсудили с ним инициативу запрета картины «Иван Грозный и его сын Иван».
 Кремер: Вы слышали позицию Бойко-Великого. Вы, наверное, и раньше, не только у нас в студии, услышали, что предлагает группа этих товарищей.

Сысоев: Вы знаете, с этой картиной длинная история. И в 19 веке она раздражала некоторых посетителей Третьяковской галереи, особенно с неустойчивой психикой, потому что казалось, что очень много крови, что действительно, речь идет о каком-то убийстве. Хотя речь там идет совсем о другом. Там речь идет о христианских, православных, ценностях. И мне очень жаль, что люди, которые предлагают ее убрать из Третьяковской галереи, этого еще как-то не осознали.

Казнин: Вы серьезно относитесь к этому предложению?

Сысоев: Конечно, нет. Мне кажется, что это выходит за рамки нормальных взаимоотношений с искусством вообще. И мне очень обидно, потому что я очень хорошо отношусь к православию, к нашей церкви, что от ее и имени вдруг какие-то группы предлагают вещи, которые, все-таки, дискредитируют, мне кажется…

Кремер: Что это? Попытка привлечь к себе внимание или вирус странный?

Сысоев: Может быть, это просто эстетическая неразбуженность. Это тоже встречается. И для таких людей картины исчерпываются сюжетом. Они видят сюжет, эту текущую кровь и не хотят видеть внутреннюю форму, глубокое содержание, которое есть. Вообще, мне бы хотелось какой-то контекст определить, чтобы понять содержание этой картины. Был такой случай: прилетел когда-то давно в Берлин, и там только что прошла выставка Репина с огромным успехом. И так получилось: я включаю телевизор, и там дискутируют молодые художники, искусствоведы и культурологи Гумбольдтского университета.  И что я слышу? Все знают картину «Бурлаки на Волге». И вдруг одна молодая особа говорит: «Да какие же это бурлаки? Это 12 апостолов (хотя там 13 их было). Вот впереди идет Христос». И так далее, и тому подобное. Я думаю: ну, это что-то такое невообразимое. Но когда я вернулся домой, я задумался над этим. И я стал с этой точки зрения исследовать творчество Репина. Что оказалось? Почти в каждой политической картине есть христианский прототип. Какой ни возьмите: «Не ждали», «Возвращение блудного сына», «Отказ от исповеди», и так далее. И в этой картине тоже есть христианский прототип, потому что она написана в 1885 году. Какой исторический, политический фон? Только что недавно были казнены первомартовцы – те, которые покушались на Александра II (Кибальчич, Софья Перовская и так далее). Это, конечно, был серьезный резонанс, многим светила каторга и так далее. В 1887 году вторая партия пошла на эшафот. Опять народовольцы. Уже за Александра III. Конечно, была введена снова смертная казнь. И Репину хотелось опосредовано, косвенно обратиться: надо кончать с этим насилием, с  этой смертной казнью. Причем он обращается не только к властям. Он обращается к террористам, понимаете? Но содержание-то картины какое интересное! Посмотрите. Можно было спорить, был этот факт…. Во-первых, он его не убил в тот момент. Умер царевич, по первой версии, через неделю от заражения крови, потому что была всего царапина, даже был  несерьезный удар, как считают многие историки. Но меня что  интересует? Это, конечно, не эпизод из хроники жизни царей. Это что-то гораздо более масштабное. Наступил момент, когда наступило обоюдное прозрение. Младший Иван вдруг понял, как к нему относится отец. Он его любит, он возлагал на него надежды. Это его веточка, которая вдруг раз – и оборвалась. А Иван понимает, что это историческое возмездие его постигло, что он потерял сына, последнюю свою надежду на дальнейшее царствование  и так далее. Это очень серьезная тема, и она совершенно христианская, потому что здесь какие ценности раскрываются? Ценности любви, сострадания – то есть главные христианские ценности.

Казнин: Может, это и есть замысел Василия Бойко-Великого, привлечь  внимание к этой картине и к творчеству Репина?

Кремер: Боюсь, что замысел у него другой, но я очень надеюсь, что он продолжил смотреть наш эфир и слышал все ваши слова, потому что, может быть, получится его эстетически разбудить таким образом.

Сысоев: Может быть, он просто повнимательнее… пойдет в Третьяковскую галерею, постоит. И, кстати говоря, там очень интересно написана кровь. Она написана почти не красным цветом. Если вы посмотрите, там много фиолетового, холодных и так далее. Это очень сложное ассоциативное наложение красок, которое рождает представление гуманистические, совсем не те, о которых говорил Бойко. В этом он немножко ошибается, мне кажется.

Казнин: В 1913 году, по-моему, если я не ошибаюсь, картину порубил психически неуравновешенный старообрядец, пришлось восстанавливать лица практически заново.

Сысоев: Да, конечно. Я вам говорю: эмоционально неустойчивые люди именно таким образом реагируют на эту картину. Потому что они не двигаются дальше сюжета.

Другие выпуски