«Милиционер не добрый дядя Степа, а пытающий в ярославской колонии»: Надежда Толоконникова о смысле акции Pussy Riot

И тут то же самое, выходит, что три главы государств находятся на стадионе, и есть четыре активиста, которые просто арендовали эту форму себе. Петя рассказывал совершенно замечательно, сегодня я была у него в спецприемнике, как он проходил туда, потому что там было три кордона, которые отделяют зрителей от поля. Я говорю: «В смысле? Зачем нужно было вообще им что-то говорить? Нельзя было просто перепрыгнуть?» Он говорит: «В смысле, перепрыгнуть? Там три уровня защиты». Там приходит и орет: «Николаич, где ты думаешь, я их буду искать?». Орет в трубку в этот момент, при этом он полушепотом пытается сообщить что-то вот этому… Как его зовут, человек, который пытается защитить поле?

Стюард.

Стюард, да. Никогда не понимала, почему стюард, потому что я думал, что в самолете стюард. И у них уже была заготовлена другая легенда, если не пускают, Петя наезжает на этого стюарда и говорит: «Что, тебе документы показать? Вот ты у меня сейчас в отделение пройдешь и там документы покажешь!» После этого они были уверены, что их бы точно пустили. А время я не знаю, насколько они выбирали.

Кажется, это из кино, из Мэттом Деймоном в главной роли, примерно.

Ну да, тут и я учусь тоже тому, что при должной степени сосредоточенности и уверенности в себе ты можешь достичь просто всего. Это знаешь, как Навальный делает то же самое в современной России. Ты думаешь о том, что это совершенно невозможно, избираться в президенты, на тебе уголовное дело, у тебя брат сидит, сотрудники сидят, а он говорит: «Нет. Я просто буду вести кампанию, как будто этого нет». Он выстраивает альтернативную реальность, которая начинена смелостью и уверенностью в себе и в своих действиях, в том, что ты морально прав.

На самом деле многие добропорядочные граждане, в широком смысле этого слова, и критиковали эту акцию. Во-первых, говорили, что непонятно, что там произошло. Если ты где-то, все же смотрят финал Чемпионата мира по футболу, никто не понял, что там произошло. Выбежали какие-то люди, их оттуда как-то вывели, поди разбери. Это мы тут близко, мы тут как-то разобрались. А аудитория-то мировая. Во-первых, это.

В российской трансляции именно очень быстро переключили.

Это всегда так делают, когда кто-то выбегает на поле футбольное.

Мне говорили мои знакомые из других стран, что там это подольше все было, и там они смогли разобрать, что произошло.

Да? Я думал, что трансляция, по идее, всегда одна и та же, и это принцип, по котором она устроена, что когда выбегает кто-то, обычно это какой-то сумасшедший, выбегает на поле…

Ну, болельщики, это же их нормальная практика.

Никогда, на самом деле, этого не показывают, чтобы не провоцировать дальше.

Хайп.

Да, чтобы люди так не делали, не было искушения, чтобы не искушать. Это абсолютно естественная, в этом смысле, реакция, так же поступили и на этот раз. Кроме того, критика, что это замечательное, уже действительно народное событие, футбол, уже тут правительство ни при чем, режим ни при чем, вот вся Москва гуляет уже месяц, вместе с Ростовом и Саранском, а тут вы выбегаете на поле и все портите.

Тут ответ такой, мы сегодня еще раз с Петей тоже проговаривали, ведь действительно месяц было очень здорово все. Была такая атмосфера карнавала, и мы все гуляли по Москве, и мы пили пиво напротив ментов, бесплатно ходили в метро, и нам ничего за это не было, нас никуда не тащили. Мы обнимались с иностранцами, обнимались с рабочими, которых обычно москвичи снобистски упрекают, что вы украли нашу работу, наше рабочее место, и тут они просто обнимались с ними. Мы жили во всей этой атмосфере карнавала, но было же очевидно, что как раз после финального матча она закончится.

И мне кажется, акция именно об этом, поэтому она называется «Милиционер вступает в игру», и лозунг этой акции, превратить милиционера земного в милиционера небесного, он призывает как раз оставить ту добрую атмосферу, когда милиционер — это дядя Степа-милиционер, а не тот милиционер, который пытает в ярославской колонии…

Что сегодня главная новость дня, если угодно, вот это видео….

Десятиминутное страшнейшее видео.

Которое стало достоянием гласности, уже возбуждено, нам сообщают, уголовное дело, но, естественно, надо будет следить, что из этого еще получится.

Но при этом надо же понимать, что это происходит везде, практически в каждой колонии. Это просто действительно каким-то образом вышло на свет в Ярославле, а акция об этом как раз, о том, что сейчас Чемпионат мира закончится, и милиция покажет свое обычное лицо. Но при этом нет…

Она уже успела это сделать, когда в самый момент задержания Верзилова и остальных, этот диалог войдет в историю, конечно, безусловно, про тридцать седьмой год.

Это интересно, вот каждый раз, почему я очень люблю акции, потому что это же не только твое собственное выступление, как художника, это еще и то, как реагирует среда.

Они тоже выступают, да.

Да. И ты просто, в этом смысле, как лакмусовая бумажка…

В этом смысле это получился безусловный успех.

Шикарный диалог про тридцать седьмой год. Причем классно, что они его сами записали и сами… Сколько раз они это говорили мне, когда я сидела в колонии, про этот тридцать седьмой год, но, конечно, у меня никогда не было возможности это записать. А тут просто уникальный материал.

Что дальше, какие дальше планы? Понятно, что Pussy Riot – это живой организм, кто угодно может быть Pussy Riot.

Да.

Я помню еще с 2012 года, когда брал интервью у… в балаклавах.

В 2011 году я приходила сюда тоже под маской, и упорно скрывала, что я Толоконникова, потому что не хотела, чтобы была смесь между «Войной» и Pussy Riot. Нам хотелось представить, что вот у нас много есть коллективов, которые протестуют против Путина, акционистских, поэтому мы создали Pussy Riot, чтобы их размножить несколько.

И что дальше? Какие дальше планы? Они у вас связаны с Россией, или, может быть, уже давно на самом деле с Америкой? Как это будет?

Да нет, чего нам Америка-то. Во-первых, здорово, как ты заметил, что это действительно вылилось в движение, это было такой большой нашей мечтой с 2007 года, когда мы только начали делать акции. Вот там кто-то говорит, неразбериха, а в общем, это вот размывание сущности, размывание границ, попытка остаться в поле неопределенного. Грубо говоря, мы не хотели бы, чтобы на нас вешали какое-то определение, ярлык. Попытка, кажется, удалась. Ну, и видимо, каждая из групп, которая себя называет Pussy Riot, она будет двигаться по своему собственному вектору. Маша Алехина делает замечательный театр, он участвует в протестных акциях.

Да, это был замечательный спектакль, я видел его в Нью-Йорке. Я не могу себе представить его в Москве. Ситуация, когда может быть возможен его показ в Москве, это означает, что он сам потеряет актуальность, сам этот спектакль.

Ну, по книжке она же делала здесь, в Театре.doc показ. Ты его имеешь в виду?

Я имею в виду с белорусским.

А, с белорусским. Это очень сложно. Я не подходила к этому вопросу, я хотела сделать просто открытие нашего клипа, вот этого про мента, как раз немножко позже хотели его выпустить, а тут просто по теме так совпало. И я хотела как раз сделать какое-то мероприятие по этому поводу, и несколько таких андерграундных мест, они сказали — мы очень любим, но скорбим, потому что у нас проверки и все такое, мы не можем. А Маша еще занимается классной деятельностью по перевоспитательной работе некоторых граждан, я вот это очень ценю и люблю на самом деле, «Божья воля».

Для меня, у нас скоро выпуск двух новых клипов, на следующей неделе. Это «На нарах», точнее, «Кошмары», по Дине Верни, это ремикс, такой хардкор электронный ремикс Дины Верни, потому что я ее очень люблю, она мне очень сильно помогала, когда я сама сидела в тюрьме. Бывает, тебя кто-нибудь накажет, из этих вертухаев, ты гуляешь по двору грустная, или тебе нужно дрова пилить, ну и ты поешь вот эти все старые песни. Это действительно очень классно, когда заключенные, и вообще угнетенные, создают свою собственную культуру, и когда к ней они могут как-то присоединиться с помощью того, что они спели песню, они чувствуют себя уже выше, может быть, даже выше ментов самих. И дальше будем песни, клипы выпускать, и может быть, акции, но про это нельзя говорить.

Это понятно, иначе не получится. Вы должны получить, вам российское правительство должно вручить довольно серьезную сумму теперь, после решения Страсбургского суда, что само по себе, мне кажется, тоже тянет на целую акцию. Что вы будете делать с этими деньгами?

Мы обсуждали с Чиковым, с Хруновой, с нашим замечательными товарищами из «Агоры», которые, собственно, ответственны за то, то это удалось, потому что я уже давно опустила руки, забыла о том, что вообще это дело было, приговор был, и тем более о том, что что-то было написано в ЕСПЧ. Тут вдруг это неожиданно свалилось на голову. Понятно, что эти деньги не будут использованы для себя самостоятельно, они будут использованы как-то во благо других, политических заключенных или во благо СМИ, которые нуждаются в этом, или во благо НКО, которые защищают права заключенных. У нас не было еще просто момента сесть с Машей Алехиной вместе, с Ирой Хруновой, с Чиковым, обсудить это детально, но очевидно, что эти деньги куда-то перейдут дальше к тем, кто сейчас в них больше нуждается, чем мы уже, потому что мы-то на свободе.

Желаю вам удачи и успеха.

И оставаться на свободе, да.

И оставайтесь на свободе, будем ждать новых интересных сюжетов.