Коронавирус вернет нас в кризис 10-летней давности. Экономист Игорь Николаев о падении рынков и неутешительном будущем российского бюджета

А здесь что важнее ― эффект в Китае или то, что он пошел по миру уже? Что более критично, как вам кажется?

Так это же тоже было понятно, что это пойдет по миру, к сожалению. В данном случае ― что пошло по миру, потому что рынки стали падать, очень сильно падать, когда стало понятно, что Китаем это не ограничится, когда уже появились очаги такого массового заражения и в Италии, и в Иране, и в республике Корея, вот тогда рынки поняли, что все серьезно, по миру пошло. А рынки уже на примере Китая поняли, чем это грозит. Это грозит замиранием деловой активности.

Мы видим, что в первую очередь терпит убытки транспортная отрасль. А что такое транспорт, нарушение этих всех коммуникаций? Это снижение спроса на энергоресурсы, снижается спрос на нефть, в Китае, как известно, на 20% снизился. На уголь в Китае ― на 40%. Цены на нефть покатились вниз. Все, это уже не элементы паники, это уже паника настоящая на рынке.

Вот тут главный вопрос на самом деле, насколько, так сказать, велики у страха глаза, то есть насколько больше психологический эффект и реальный ущерб в деньгах для деловой активности, для промышленности и так далее? Что большее значение имеет сейчас?

Все-таки пузыри, которые сформировались, были сформированы спекулянтами. Какое-то время ситуация развивалась так, они тоже смотрели. Но то, что это были спекулятивные настроения, на мой взгляд, факт. Посмотрите эти пузыри. S&P 500 вырос более чем на 28% в прошлом году. Мосбиржа, индекс Мосбиржи ― еще больше, на 28,6%.

Исторический рекорд.

Да, с 2015 года индекс Мосбиржи вообще удвоился. Но чудес не бывает, рано или поздно наступает, мягко выражаясь, коррекция. Здесь уже более масштабное негативное влияние не от страха, а от того, что это пошло по миру. Спекулянты поняли, что, в общем, надо как-то активы свои выводить из рискованных, по меньшей мере, и уже началась реальная паника.

Я поясню немножко, что здесь имею в виду, где страх, а где реальный эффект, потому что страх в первую очередь на финансовых рынках. Мы видим вот эти рекордные цифры падения и так далее. Да, действительно, есть понимание, что это касается спекулянтов и тех, кто играл на повышение, сейчас они фиксируют прибыль и так далее.

Но при этом параллельно есть реальный ущерб реальному сектору, реальной промышленности, реальному транспорту и так далее, и так далее. Здесь он насколько велик, грубо говоря, этот ущерб?

Пока реальный ущерб в первую очередь коснулся тех отраслей, которые обеспечивают коммуникацию, да, транспорт, туризм, коммуникацию в том числе и в общении. Торговля, кстати, общепит. Мы видим, закрываются эти точки, люди прекращают летать самолетами в первую очередь. Но как только происходит это ― снижение спроса на энергоресурсы, на нефть и нефтепродукты, и здесь уже начинаются убытки. Пока не убытки, но снижение прибыли, издержки начинаются у тех же сырьедобывающих отраслей.

Посмотрите, в январе погрузка угля на российских железных дорогах упала примерно на 10%. А я уже называл цифру по снижению спроса на уголь со стороны Китая на 40%. Поэтому сначала отрасли, которые обеспечивают коммуникации, а потом подключаются ― я имею в виду по издержкам ― отрасли вполне себе базовые, а дальше уже и машиностроение, естественно. Так что это все распространяется, как круги по воде, вполне себе реальные издержки.

Хорошо, тем не менее сегодня вроде бы немножко такая передышка. Вся неделя прошлая была очень тяжелой. Сегодня российский рынок примерно около нуля закрылся, американский рынок, сейчас посмотрели, примерно плюс около 1–1,5% по основным индексам, хотя опять же все выходные я слышал разные новости и комментарии, что понедельник будет вообще самым черным, который мы только видели и так далее. То есть некая такая передышка, да, очевидно.

Что дальше все-таки, если мы говорим про какую-то краткосрочную перспективу? Тут ваши личные ожидания. Такие же темпы падения, как мы видели, или все-таки какой-то пик, условно, этого жесткого падения мы уже прошли, дальше будет плавный спад? Мы ― это весь мир в данном случае, да.

Я уже сказал, что это падение началось, когда поняли, что вышло за пределы Китая. Но мы же видим только первые на самом деле результаты того, что распространилось на несколько стран и там уже очень быстро растет заболеваемость.

Мы должны понимать, мы понимаем, что если в Китае заболело столько человек при их уровне организации, как они стараются купировать это все жесткой, железной дисциплиной, то я не буду называть, но все мы понимаем: есть страны, где ничего подобного, мы такого не увидим. Я не знаю, маски найдутся ли в более-менее таком количестве.

Я вчера в аптеке спрашивал. Нет, неделю уже как нет.

Естественно. Это означает, что, к сожалению, с большой долей вероятности в этих очагах ― и будут подключаться новые ― будет вот это возрастание заболеваемости. А рынки очень чувствительны к этому. То, что сегодня произошло, вроде бы так не случилось дальнейшего падения. Но мы же понимаем: не может быть отвесного, такого обвального падения все время и всегда. Это как зубья пилы, коррекция какая-то происходит ― и снова. Вот так по ступенькам вниз происходит. Вот сейчас именно происходит такое движение.

Хорошо. Прежде чем мы перейдем, так сказать, к нашим внутренним уже последствиям, хочется понять, чего ждать опять же от мира с точки зрения реакции властей финансовых, экономических, например, да, если мы говорим про Штаты и Европу. Звучат уже слова о том, что, может быть, сейчас ФРС как-то в срочном порядке понизит ставку. То есть ждать ли в ближайшее время уже каких-то таких чисто антикризисных мер, которые мы видели, например, в 2008–2009 году, когда эта глобальная рецессия происходила в последний раз?

Все говорят об этом. По всей видимости, так и будет. Вот эти все меры количественного смягчения. Меня это несколько удивляет на самом деле. Одно дело ― кризис 2008–2009 года, да, который начинался с крушения Lehman Brothers, кризис на ипотечном рынке, инвесторы тоже испугались, замерли, и вот тут более дешевые деньги.

Но сейчас ситуация другая ― замерли из-за того, что люди просто боятся на самом деле летать, ходить в рестораны и так далее. Мы говорим: «Вот, пожалуйста, более дешевые деньги». Да, извините, нафиг мне ваши деньги, люди просто боятся ходить.

Да, я тут просто отмечу довольно удивительный эпизод ― в Гонконге решили выдать гражданам буквально просто по 1200 долларов каждому, просто чтобы они пошли и потратили их, чтобы как-то компенсировать убытки малого бизнеса, который все последние месяцы был закрыт, очевидно, из-за карантина, чтобы хоть как-то немножко наполнить жизнью городскую экономику.

Потому что ничего нового не придумали. Потому что думают, если дополнительные деньги, то все исправляется… Я уже сказал, здесь природа, первопричина того, что все замерло, другая.

Да. То есть правильно ли я понимаю, что, грубо говоря…

Если вы мне дадите больше денег, то это не значит, что я теперь куплю. Сколько мне… Дайте денег, и я куплю то, да, в Венецию полечу, еще и с семьей, вы же тысячу евро дадите! Так здесь не сработает, а мы слышим, что там такие планы, там уже вроде что-то начинается. Ребята, мне хочется сказать, посмотрите: природа кризиса, первоисточник трудностей в другом. Поэтому вот так вот стандартно ― напечатал побольше или влил деньги ― с этим кризисом бороться не получится.

Да. Я тут просто, чтобы мы окончательно, так сказать, расставили точки над i, правильно ли я понимаю, что в 2008 году источник кризиса был на финансовом рынке, фактически с него все началось, с ипотечных облигаций и так далее, который потом перекинулся на реальный сектор? Здесь мы видим фактически обратную картину, да, когда проблема в реальной жизни на земле, которая начинает уже отражаться, так сказать, на всех остальных рынках.

Ситуация одинакова и кризиса в 2008–2009 году, и нынешнего в том, что и тогда экономика была готова к кризису. Тогда спусковым крючком, да, послужило крушение инвест-банка Lehman Brothers, сейчас спусковой крючок ― с большой долей вероятности, я пока еще делаю оговорку, хотя ситуация именно так развивается, им послужил вот этот коронавирус.

Вопрос про эти меры, о которых вы сказали, которые действительно хорошо нам всем знакомы, уже известны последние десять лет. Почему, собственно? То, что вы говорите, ― это довольно очевидные вещи. Действительно, сколько ты денег ни дай, не пойдут их тратить, потому что боятся из дома выходить. Нет других идей, нет других методов? Почему, собственно?

Нет других идей, в том-то и дело. Нет других идей, а почему нет идей, тоже понятно. Вот был кризис 2008–2009, посмотрите, как быстро мы его купировали. Замечательно! Снижали ставки, программа количественного смягчения, там ФРС, здесь ЕЦБ. Все сработало. Более того скажу, смотрите, ведь у нас ― в чем тоже неприятность нынешней ситуации? У нас подобные меры антикризисные стали использовать уже фактически в прошлом году. Ведь в политике ФРС начался разворот уже в прошлом году, три раза они снижали ставки, еще кризиса никакого не было.

Превентивные меры.

Да, Трамп сказал, что как-то вы там неправильно себя ведете, и они развернули, от повышения перешли к снижению. То есть фактически традиционные такие антикризисные меры стали применять для того, чтобы просто как-то ускорить экономику. Мне хотелось задать вопрос: «А что вы будете делать, когда начнется по-настоящему?». Начинается по-настоящему, а ничего другого и не придумали. Давайте дальше снижать.

Тут хочется дать совет мировым финансовым властям, что бы им следовало делать, если это не работает. Я спрашиваю у вас, но, может быть, да, есть в экспертном сообществе среди экономистов какие-то новые представления о том, как следовало бы действовать в такой ситуации? Без гарантии результата, но хотя бы какие-то идеи, может быть.

Идеи? На мой взгляд, уже если это началось с вот этой заразы, да, извините, я думаю, здесь употребимо это слово.

Зараза в прямом смысле слова.

В прямом смысле зараза, да. То надо и стараться успокаивать рынки, демонстрируя, насколько серьезно, насколько все силы брошены на то, чтобы ее побороть. А то мы ничего не знаем, какие там вакцины, что там реально, какие-то отрывочные появляются. Вот это будет успокаивать рынки гораздо сильнее, когда увидят, что все силы, все ученые брошены на то, чтобы действительно решить эту проблему. Этого нет.

Из этого следует вопрос: а есть ли еще шанс все-таки как-то проскочить, что называется, и каким-то образом отделаться одной-двумя неделями паники на финансовых рынках, вот такой коррекцией и дальше выйти обратно?

Шанс есть, если, допустим, сегодня вечером объявят: нашли, уже испытали, уже первые результаты.

Вот вакцина.

Вот оно. Кто-то обещал через несколько недель, а у нас все готово, вот вам уже первые результаты. Но мы понимаем, это же чудеса. Еще нет ни испытаний, ни клинических испытаний, тем более на людях. Но теоретически, да, вдруг где-то кто-то уже все сделал, что надо.

Тут возникает другой вопрос тоже, что часто можно услышать в разных комментариях и мнениях, что в целом все это, мягко говоря, несколько преувеличено. Собственно, ущерб от тех ограничений, которые вводятся в Китае, теперь в Европе и так далее, гораздо больше, чем собственно от самой болезни, потому что смертность от самой болезни, в общем, не очень высокая. В конечном счете, это не сильно отличается от очередного штамма гриппа, грубо говоря. И как раз вот эти закрытия границ, нагнетание паники на самом деле гораздо более тяжко переносится. Может быть, надо просто изменить подход и решить: окей, мы просто все этим переболеем, да, будет какой-то процент смертности, в общем, люди смертны, и просто жить дальше. Как вам кажется, насколько такой поворот возможен?

Вы знаете, я здесь предлагаю смотреть на то, что действительно пытаются делать. Если китайцы, китайские товарищи столь серьезно подошли, значит, дело серьезное. Если наши власти ― тоже видно, что обеспокоились, возможно, поздновато, но обеспокоились, да, если, как сегодня сказали, Макрон минимизирует число поездок по стране, значит, элементарно боятся, и правильно делают. Значит, все серьезно, значит, вот эти «а, смертность не больше обычного» ― вам специалисты скажут, что на самом деле это неправда. Я сейчас не буду выступать как врач-специалист, но я доверяю тем, кто говорит, что на самом деле все эти «там ничего серьезного» ― это так.

Нет, не то что ничего серьезного, но в целом…

В целом сопоставимо, летальность даже ниже.

Хорошо. Все-таки хочется теперь немного поговорить о том, что нам в связи с этим ждать, потому что власти наши уже тоже так превентивно начали как раз успокаивать рынки. Путин провел совещание, где заявил, что для российского бюджета, для нашей экономики текущий уровень цен ― напомню нашим зрителям, это сейчас около 50 долларов за баррель нефти Brent ― является приемлемым. Как всегда, исполним все обязательства бюджетные, социальные и так далее.

Антон Силуанов, министр финансов, пошел даже дальше и говорит, что даже 30 долларов нас устроят. Четыре года при текущих резервов на отметке в 30 долларов за баррель мы проживем с исполнением, так сказать, всех планов, в том числе этих новых, которые приняты, объявлены в ходе послания. Насколько следует доверять этим словам?

Можно понять, успокаивают.

Да. Здесь просто дана некая цифра. Я зачитаю буквально: «Российский бюджет в состоянии профинансировать все расходы даже при цене на нефть в 30 долларов за баррель, поскольку защищен от колебаний цен энергоресурса и готов к любым изменениям».

Я думаю, что здесь не учитывается то, что если начнется всерьез, то понадобится очень много дополнительных расходов. Это расчеты из того, что, знаете, будет 30 долларов за баррель, считаем: у нас 570 или сколько миллиардов долларов сейчас международные резервы, у нас ФНБ почти восемь триллионов. Вот это все разделили, чисто бухгалтерский подход.

Я говорю, когда серьезная заварушка начинается, то у нас столько посыпется! Вот это надо, вот это вам, вы смотрите, туристическая отрасль, уже называют цифры, больше ста миллионов долларов терпит убытки, другие ― уже сегодня кто-то там говорит, просит помощи. Вот это в этих расчетах не учтено, только текущие расходы. А придется давать и тем, и другим, и третьим. И как показал опыт кризиса 2008–2009 года, опыт второй половины 2014 года, то сотни миллиардов долларов вылетают в течение нескольких месяцев. Поэтому какие там четыре года? Это только кажется, что этих денег, этих сотен миллиардов хватит на четыре или на сколько. Во-первых, вы их не обновите, во-вторых, хватит на очень ограниченный период времени.

Но тем не менее весь прошлый год и со стороны правительства, и со стороны разных экспертов, в том числе тех, которые бывали в этой студии, не положусь конкретно за вас, но тем не менее одна из самых частых оценок была в том, что так, как сейчас, мы никогда не были готовы к кризису с точки зрения размера резервов, с точки зрения макроэкономической ситуации, размера долга и так далее, с точки зрения того, что мы самоизолировались от мира и, в общем, все эти бури, так сказать, за кордоном нас теперь касаются гораздо меньше, потому что мы гораздо меньше связаны.

Вот, собственно, кажется, мы подходим к тому моменту, когда мы должны проверить эти идеи на самом деле.

А я должен сказать, что мы в меньшей степени готовы к кризису, в меньшей степени.

Поясните, пожалуйста.

Поясняю. Все началось и продолжается пока с Китая. Мы что несколько лет назад сделали? Мы сказали: «Там же санкции, мы не будем дружить, условно, с вами, мы идем на восток».

С Европой в смысле.

Да. Мы идем на восток, мы разворачиваемся туда. Пришли, да, вовремя так развернулись. У нас доля Китая во внешнеторговом обороте России по итогам 2019 года составила 16,6%. Это самый высокий результат. Я имею в виду долю одной страны, Китая.

Это даже больше, чем Германия, Европа?

Германия ― 8%, вторая страна. В два с лишним раза больше доля Китая во внешнеторговом обороте по сравнению с Германией. Но мы же развернулись, и вот здесь такое. Так получилось, да, курьез или судьбы поворот такой.

Неудача большая, я бы сказал.

Не вовремя развернулись на восток, получается. И это называется «мы лучше готовы»? Понятно, что никто не знал, что так, но получается-то по факту так. Поэтому снижение спроса на нефть, на уголь со стороны Китая в первую очередь нас касается.

Хорошо, тем не менее у нас на этот год, у нас ― в смысле у нашей страны и нашего правительства, планы-то очень позитивные и очень хорошие. Нарастить расходы, значит, повысить уровень доходов населения, такая социальная помощь, сякая. В общем, действительно как-то еще буквально месяц назад казалось, что это все вполне реалистично, да, вот как-то подготовили стартовую площадку, теперь только вперед.

В этой новой реальности… Окей, я так понимаю, что только вперед уже не очень актуально. Насколько нам удастся, опять же исходя из того, что действительно есть большая подушка, есть какая-то самодостаточность, чуть большая, чем была раньше, насколько нам удастся хотя бы, не знаю, первые год-два, если мы говорим действительно о такой полноценной глобальной рецессии, пройти этот период лучше, чем остальной мир, например? Что-то подобное.

Да не получится нам лучше. Я говорю, мы оказались в более худшем состоянии, положении. Во-первых, вот этот разворот к Китаю, с Китая все началось. Мы вот такая страна, оказалось, что у нас Китай ― приоритет номер один, притом что Россия, реально называя вещи своими именами, сейчас сырьевой придаток Китая. Мы же понимаем: мы туда топливно-энергетические ресурсы, соответственно, обратно ширпотреб и продукты машиностроения в основном импортируем.

Поэтому вот это на самом деле отягчающий для России именно фактор. Уже задумываешься, приходится, лучше будет России или нет. Вы уже упоминали, мнения были, что мы лучше подготовились к кризису. Несколько дней назад Росстат нам сообщил, что сырьевая зависимость российской экономики усилилась.

Да, это правда.

Это называется лучшая подготовка? Потому что кризис ― это снижение спроса на сырье, это падение цен на сырье, а у нас усилилась сырьевая направленность экономики. Так получается, и здесь, на этом фронте, а мы сырьевая экономика, мы оказываемся в худшей ситуации. Того загашника, который у нас есть, хватит, конечно, на некоторый период времени, но он не будет таким продолжительным, если кризис затянется. Какие там четыре года? Его на год, полтора, максимум два если хватит, и все. «А дальше что?» ― мне хочется сказать, спросить.

В условиях, когда действительно, мы уже об этом говорили, не особо представляют себе, как с этим бороться, придумали смягчение денежно-кредитной политики, это панацея от всего. Но природа кризиса другая, тоже говорили об этом. Поэтому получается, что здесь по-другому.

Например, аналитики «Ситибанка» говорят о том, что падение цен на нефть может обнулить эффект от обещанных Путиным мер социальной поддержки, что падение замедлит рост на 28 сотых процентных пункта, а собственно социальная поддержка должна была увеличить его на 24 сотых процентных пункта. То есть, соответственно, примерно тут упало, тут выросло.

Я хочу сказать: какие сотые доли? Речь должна идти о процентных пунктах, а не о каких-то сотых процентных пунктов. Знаете, мы провели исследование, вспомним: атипичная пневмония, пневмония SARS, 2003 год. Есть прекрасное исследование, делали Австралийский национальный университет, университет Кореи и институт Брукингса. Экономические потери, соответственно, в процентных пунктах от ВВП.

Тогда потери для Китая были, краткосрочный эффект больше одного процентного пункта, долгосрочный ― больше двух с половиной. Тогда. Но это при тех масштабах уже были такие, что ощутимые. Тогда не почувствовали это мировая экономика и Китай, потому что Китай был на взлете, он рос. 10%, даже больше, у него такая ступенька получилась, что в 2003–2004 году он не рос, потому что этот один процентный пункт убрали из темпов экономического роста.

Сейчас Китай был уже на понижательном тренде. Ситуация разная. Вы растете бурно, и тут случаются неприятности, вы так замедляетесь немного. А тут вы снижаетесь ― и тут вас еще больше занижают.

Сверху добавляют.

И доля Китая тогда была около 5% мировой экономики, а сейчас 18%. Это значит совершенно другое по масштабам воздействие на мировую экономику будет, влияние.

К сожалению, у российской экономики это, по-моему, не анализируют. Очень показательно, ведь у нас буквально две недели назад, когда ситуация уже развивалась активно, я думаю, вы обратили на это внимание, прогноз роста экономики на 2020 год был пересмотрен в сторону повышения. Было +1,7% по ВВП.

Стало 2,8%, по-моему.

1,9%. Ну, думаю, оригинально. То есть все страны понижают прогнозы, а тут повышаем. Это какой-то пир не во время чумы, а пир во время коронавируса.

Во время чумы в каком-то смысле, да.

Мы повышаем темпы роста экономики, прогнозы.

Ожидания, да. Хорошо, тогда давайте попробуем описать, что нас ждет в этом году с точки зрения граждан. Понятно, что пока еще очень мало чего ясно, так сказать, картина будет развиваться, очевидно, в ближайшие пару месяцев, чтобы мы поняли, какие темпы вообще и куда мы идем. Какие-то крайности, экстремумы, грубо говоря, этой истории по итогам года, так сказать, позитивный и негативный прогноз. Как вам кажется, в каком коридоре мы сейчас находимся, если смотреть из сегодняшнего дня?

Позитивный итог года ― он будет лучше все-таки, чем 2021 год. Да.

Так, окей, хорошо.

Уже оптимизм.

В следующем году точно будет хуже, чем в этом! Хорошо, вот так.

Поэтому радуемся 2020 году.

Успеваем насладиться, да.

Но, конечно, рубль ждут серьезные испытания. Нет, не будет, я думаю, повторения августа 1998 года, в три раза или что, но то, что будет измеряться удешевление и ослабление рубля не процентами, а десятками процентов, я думаю, вполне возможно.

Да, тут, собственно, я просто хочу напомнить, что девальвация у нас уже на 10% произошла, потому что в январе доллар стоил 61, в пятницу он уже стоил 67. Вот, собственно, за два месяца те самые 10%, из которых основные ― как раз последние пару недель.

Окей, то есть с рублем, понятно, нас ждут довольно серьезные скачки. Я видел оценки, что 74–75 мы можем увидеть за доллар в достаточно среднесрочной перспективе, скажем так, если мы говорим в рамках года, то есть, видимо, где-то к лету. С точки зрения роста или не роста экономики есть ли шанс вообще остаться в плюсе при таком раскладе или в любом случае будет какой-то минус, вопрос в его размере, грубо говоря?

Я думаю, шансов очень мало остаться в плюсе. До этой ситуации мы оценивали, что около ноля будет, чуть больше, действительно. Но сейчас, анализируя то, как развивается ситуация, с большой долей вероятности можно ожидать, что российская экономика уйдет в минус. Мы уже говорили о том, что она даже в большей степени подвержена тем рискам, которые создал этот коронавирус.

Поэтому наш прогноз ― не останемся мы в плюсе. Не будет какого-то обвального падения на десятки процентов, но в небольшой минус мы уйдем.

Что в этой ситуации делать правительству? Следует ли ему быстро разворачивать этот корабль и снова от планов роста переходить к антикризисным мерам, повышать ставку, замораживать какие-то проекты, замораживать какие-то планы по каким-то социальным выплатам, те, которые еще не приняты, а только планировались?

Никогда не помешает проинвентаризировать свои расходные обязательства с точки зрения того, насколько это сейчас необходимо. Поэтому на это уже надо смотреть. Я думаю, надо от слов переходить к делу с точки зрения все-таки налоговой политики. Но налоговые послабления не помешают.

Действительно, мы об этом уже говорили на примере Китая. Одно дело, когда вы растете, и достаточно прилично, и случается неприятность, вы замедляете темпы роста. А другое дело, когда вы так ни шатко ни валко развиваетесь, и тут еще вот эта неприятность. Вы точно уходите в минус. Вот сейчас у нас такая ситуация. Пожалуйста, снизьте налоговое бремя, снизьте ставки основных налогов, пожалуйста, НДС или что. Вы хотите социальные страховые платежи снизить? Сейчас много об этом говорится.

Да, Силуанов недавно об этом говорил.

Давайте. Пока мы слышим только слова, что обсуждается вопрос. Слушайте, пока вы обсуждаете, вы действительно создаете ситуацию, когда экономика уйдет в минус. Сейчас надо принимать достаточно быстро вот эти самые решения.

Тут ваши личные ожидания какие? Будут эти меры приняты или, так сказать, раз уж решили нацпроекты, вперед, растем, так и пойдем?

Да. То, что мы слышим в последние дни, действительно, уверовали, что называется, вот нацпроекты ― это такая наша фишка, она вас вывезет в любой ситуации. Инвестиции пойдут, реальные доходы у населения вырастут, они начнут тратить деньги. Да не дай бог будет развиваться так, как в Китае, мы говорили, люди будут сидеть и бояться куда-то выйти, тем более поехать, а тут на потребительские траты рассчитывают. То есть не делаются выводы.

И одновременно когда говорится: «А у нас денег достаточно, у нас вон какие закрома, нам надолго хватит, мы продержимся». Слушайте, не о том надо думать, сколько вы продержитесь, а какие меры предпринять, чтобы хоть как-то ускорить этот экономический рост, чтобы быть на взлете, тогда вы замедлите только этот рост, а не будете пикировать вниз.

В завершение нашего разговора у меня складывается в голове такое впечатление, если так немножко издалека посмотреть на последние пять лет нашего развития и еще начиная с 2008 года, грубо говоря, мы сначала готовимся к кризису, копим, копим, копим. Кризис наступает, мы всё это тратим.

Это называется «палить резервы».

Да, мы всё это тратим, более-менее как-то остаемся на плаву, смягчаем удар. Кризис начинается, и мы снова начинаем готовиться к следующему кризису. То есть и между кризисами около нуля, потому что мы копим, и во время кризиса мы около нуля, потому что мы, собственно, падаем не так сильно, как все, возможно, если нам повезет. Как когда расти-то в этой ситуации? Альтернатива этому, условно, то, что происходит в развитых экономиках, которые растут между кризисами так или иначе, быстрее или медленнее, и резко падают в кризис. Что из этого более логично и правильно, может быть, да?

Надо быстро стараться преодолеть кризис и действительно расти быстро. У нас это ограничилось словами. Был отскок после кризиса 2008–2009 года, там до 4% с лишним, а потом мы ушли даже в 2015 году в минус, вот так вот. Это так, что ли, удалось к кризису подготовиться? Получается, сейчас мы упустили это время для того, чтобы была надежная база создана для преодоления очередного кризиса.

То есть создали, но немножко другую, просто в виде кэша, в виде наличных в полтриллиона долларов.

Думаю, что это такая… Ладно, пускай обижаются, не обижаются, но это примитивный подход на самом деле к тому, как переживать кризис. Накопить эту заначку ― и нам хватит. Первый вопрос: а вы уверены, что нам хватит? Вы уверены, что ограничится только одним годом? А если это растянется на три, пять, семь лет? Кто сказал, что это невозможно? Вы об этом судите только на основании того, что не успели испугаться в кризис 2008–2009 годов и всё закончилось. Но так бывает не всегда.

Хорошо, то есть плохо на самом деле.

Плохо, конечно, плохо.

Ожидания в этом смысле действительно довольно печальные. Вернусь к началу нашего разговора, что действительно есть впечатление, что вот эта глобальная рецессия, о которой мы говорили в этой студии последние полгода, наверно, кажется, начинается. Посмотрим, куда нас приведет через полгода, год. Но, как всегда, будем надеяться на лучшее.

Естественно.

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.