Дизайнер Владимир Пирожков о новом космическом корабле: я работал с людьми, которые делали еще «Буран». Они не молоды, но полны энергии

Пирожков: Пилотируемый транспортный корабль нового поколения.

Лобков: То есть у него нет еще красивого названия?

Пирожков: Пока еще нет.

Лобков: Что это будет? Это можно увидеть на МАКСе?

Пирожков: Это, в первую очередь, разработка Ракетно-космической корпорации «Энергия», и на МАКСе он представлен  лучшем виде. Он процентов на 70 штатный корабль. Если два года назад мы представляли, назовем это по-простому, шоукар, был красивый макет будущего корабля. В этот раз мы уже представляем корабль, который основан на реальных компоновках, на реальной эргономике, на реальных материалах. Это невероятная скорость для постройки таких аппаратов. Два года всего прошло, а мы уже работаем на штатных чертежах.

Лобков: А вас не смутила вся неудача с «Протонами» и все это? Это же негативный фон вокруг российской космической индустрии. На вашем опыте работы сказывалось влияние негативного шлейфа?

Пирожков: Негативный шлейф зависит от СМИ. Вообще шлейфы любые зависят от вас - это первое. Второе - когда падает космическая техника, это всегда катастрофа и беда. Она бывает и у нас, и у них, у всех бывает это. Кто-то говорит об этом, кто-то нет, какие-то вещи можно утаить, какие-то не надо. Надо просто работать, работать качественно, чтобы этого не происходило.

Лобков: Хорошо, вот эти корабли, на которых сейчас доставляются и наши, и американские грузы, потому что у американцев нет сейчас своего транспортника сейчас, да?

Пирожков: Сейчас нет.

Лобков: На Международную космическую станцию. Они все беспилотные, правильно?

Пирожков: Это пилотные и беспилотные.

Лобков: Беспилотные – это прогресс.

Пирожков: Да, прогресс. Это беспилотный грузовичок, тяжелый, а пилотный - это «Союзы».

Лобков: Вы делали пилотируемый?

Пирожков: Да.

Лобков: Я был в кабине спускаемого аппарата, это была его модель, он один к одному, который находится в Центре подготовке космонавтов. Очень неудобно, отовсюду торчат всякие болты, острые углы, кабели под ногами. Я знаю, что вы признанный мэтр эргономики, вы все стараетесь приспособить к человеку, анатомические формы, чтобы было удобно, а не только чтобы было функционально. Удалось ли вам это сделать с кабиной пилотируемого корабля, где главные люди - инженеры, генконструкторы могут сказать в любой момент: «Нет, это будет не так, потому что…», и представят таблицу расчетов, в которой вы ничего не поймете?

Пирожков: На наше счастье мы достаточно быстро нашли общий язык с главным конструктором Николаем Альбертовичем Брюхановым и его командой. На самом деле, этот проект состоялся по инициативе Виталия Александровича Лопоты и самое главное – Стрекалова Александра Федоровича, он начальник завода, который строит «Союзы». Так вот, мы работали в плотной связке, мы работали очень кратко, очень быстро и очень сплоченно. Это мечта любого дизайнера, когда ты находишь общий язык с конструкторами. Чаще это бывает не так, но нам повезло, наш опыт и их опыт наложился, и получилось хорошо.

Лобков: Вы с автомобильными дизайнерами много общались, с автомобилями намного проще, по сравнению с космическим кораблем, там деталей на порядок меньше и требований безопасности, устойчивости на порядок меньше. Автомобильных и космических дизайнеров как сравнивать по степени креативности?

Пирожков: Для начала автомобильных фирм в мире порядка 200, считая и китайских. А по космическому пилотируемому космосу, я думаю, это три страны в мире и, наверное, два бюро – это NASA и Ракетно-космическая корпорация «Энергия». Мы страшно счастливы принимать участие в таком проекте, потому что такого не бывает. Это  бывает раз в 50 лет в двух странах мира. Это уникальный проект.

Лобков: Там частников тоже принимают? Там, по-моему, отдельно…

Пирожков: Нет-нет, там частники есть. И сейчас NASA охотно отдает частникам разработку пилотируемых кораблей. Это, например, корабль «SpaceX», который сейчас недавно пристыковался к международной космической станции. Сейчас идет разработка государственного корабля «Орион», который очень похож на то, что мы делаем, потому что есть единые законы физики, гравитации, баллистики и так далее.

Лобков: Пришлось ли вам учить аэродинамику, какие-то смежные дисциплины, которые до этого вам просто не приходили в голову?

Пирожков: Нам пришлось очень внимательно к этому  отнестись, в основном, это дали нам конструктора Ракетно-космической корпорации.

Лобков: Человек, который будет там лететь, сначала находится в состоянии перегрузок, а потом в невесомости. Правильно я понимаю?

Пирожков: Да.

Лобков: И дизайн весь должен быть к этому приспособлен?

Пирожков: Правильно.

Лобков: В 60-ые годы это отрабатывалось мучительно долго, все эти анатомические кресла. Вы сохранили это все или есть какие-то новшества технические, которые вы внесли? И какие это новшества?

Пирожков: Приятно разговаривать с человеком, который в курсе.

Лобков: Немножко.

Пирожков: В 60-ые года у нас была другая цель, нам нужно было быть первыми, мы ими стали. Соответственно, корабль готовился под одного человека, двух собак, начало было очень компактное и маленькое. Потом туда посадили троих, они в позе эмбриона летели достаточно далеко и долго. Сейчас этот корабль не одноразовый, это многоразовая вещь, поэтому все кресла и весь корабль сделаны так, чтобы адаптироваться к разным пассажирам и к разным профессионалам. Там есть адаптация по всем эргономическим нормам, это абсолютно новая вещь. НПО «Звезда», Научно-производственное объединение «Звезда», которое делает катапульты, все кресла авиационные, скафандры, они нам очень помогали именно с инжиниринговой точки зрения, это их основная модель, то есть идея инжиниринговая их, мы немножко ее изменили, чтобы это было: а) компактно; б) легко; в) приемлемо для космонавтов.

Лобков: Эти знаменитые квадратные клавиши, на которые нужно нажимать, и железные джойстики, которые я видел в спускаемом аппарате, довольно трудно их проворачивать. Вот этот советский большой стиль остался? Без него нельзя обойтись?

Пирожков: Это осталось, более того, мы считаем, что это правильно. Мы считаем, что перегрузки и нагрузки на все элементы очень высокие, поэтому это должно быть ультранадежно.

Лобков: То есть Мини Купера не получилось?

Пирожков: Нам не нужен Мини Купер, нам нужен Maxi Space.

Лобков: То есть такие элементы вы были вынуждены оставить?

Пирожков: Да, потому что космос остается тяжелым местом работы, и те люди, которые летят в космос, все получают Героя России. Это не просто так. Мы просто общаемся с космонавтами, они реальные герои, они решают такие вопросы, о которых нам подумать сложно. Это другой мир, это в районе смерти все находится. Очень круто.

Лобков: Я видел фотографии, там и цвета другие кабины. Это же кабина, которая будет спускаемым аппаратом? То есть это то, что остается от ракеты и должно вернуться.

Пирожков: Да-да.

Лобков: Там цвета успокаивающие.

Пирожков: Бежевый - комфортный цвет, такая слоновая кость, скажем.

Лобков: До этого все было железных цветов.

Пирожков: Такое железное, голубое. На самом деле, космонавты нас попросили сделать более домашний, уютный интерьер, потому что им там тяжело приходиться. Нужно, чтобы человек был спокоен, устойчив и принимал решения, не задумываясь, а именно аккуратно, четко, в срок.

Лобков: Сейчас рапортуют с МАКСа, что в новом истребителе Т-50 будут на внутреннюю сторону скафандра, шлема выводиться все полетные данные. У вас тоже есть такие новшества в кабине, когда человеку не нужно будет концентрироваться на 50 или 60 разнообразных приборах, как сейчас во время спуска?

Пирожков: Изначально  космические корабли работают в автоматическом режиме, это роботы. Есть, конечно же, так называемый «control grip» - это ручка контроля, которая позволяет в ручном режиме стыковаться, но желательно это делать в автоматическом режиме. Вы знаете, почему? Когда мы были маленькие, если вы вспомните, когда висишь на турнике, ногами зацепишься и болтаешься, через три минуты у вас начинает кровь в голову поступать, все синими кругами пошло и так далее. Сердце наше привыкло качать кровь из ног в голову, в мозг, когда нет веса, когда есть невесомость, сердце продолжает выкачивать кровь из ног в голову. У людей меняется отношение к происходящему, поэтому чем меньше человек будет интерактивен в этой среде, тем лучше. Поэтому корабли основаны на автоматическом режиме стыковки. Дальше, когда корабль пристыковывается к станции, там уже начинается жизнь.

Лобков: Конечно, где уже миллиметры, там уже вручную.

Пирожков: Мы стараемся сделать комфортный полет человека, чтобы он меньше всего задумывался о своих неудобствах, чтобы ему как можно комфортнее было и красивее. Давайте назовем красивее, потому что он все-таки летит в космос. Таких людей мало.

Лобков: А скафандрами вы не занимались?

Пирожков: Пока нет. Возможно, у нас будет совместная работа с НПО «Звезда» на эту тематику. Я думаю, что это можно делать. К тому же сейчас начинаются новые материалы, композитные материалы. Это нужно обязательно делать. Единственное, что нужно учитывать, что в космосе материалы используются по совсем другому принципу. Главная задача, чтобы из них не выделялись газы.

Лобков: Это я знаю, иначе вонять начинает.

Пирожков: Да, поэтому карбоновые материалы нужно испытывать очень много, чтобы они работали, как нужно по техническому заданию. Еще пока не проведены опыты, у американцев такого нет. Но идея такая есть, поработать совместно с НПО «Звезда» на предмет скафандров.

Лобков: Может быть такое, что вся эта линейка, которую мы, по сути, еще от Королева унаследовали, «Союз» - это ведь королевская еще…

Пирожков: Да.

Лобков: Все, что мы унаследовали от Королева, может быть сменено абсолютно новой линейкой: новые материалы, новое топливо, новые кабины, эргономичные спускаемые аппараты.

Пирожков: Так и будет. Пришло новое время, 50 лет прошло с тех пор, как делались великие корабли, которые создали легенду советского космоса. Мы хотим сейчас подхватить эстафету и двинуться на новые этапы, в том числе на колонизацию планеты.

Лобков: Правильно ли я понимаю, что это прогресс Р-7?

Пирожков: Р-7 – это одна из первых ракет была, это другое.

Лобков: Чуть-чуть измененная Р-7.

Пирожков: Не чуть, там сильно, там работали очень много.

Лобков: Это все будет постепенно, вы начинаете с малого, начинаете с дизайна кабины и закончите все чем-то вроде «Бурана»? То есть чем-то вроде нового типа космических аппаратов грузовых?

Пирожков: Не так. Смотрите, нужно смотреть систему, нужен космодром, сейчас строится восточный, нужна ракета тяжелая, над которой работает НПО «Хруничев», нужен пилотируемый корабль, нужны цели и задачи. Зачем и куда летим – это очень важный вопрос. Поэтому если мы планируем выходить, например, на Луну или лететь к Марсу, мы должны простроить четко систему, понимание, куда летим, зачем летим и потом выстраивать тактические шаги, в том числе ракеты, пусковые станции, космодромы, те корабли, которые точно нужны. Мы сейчас этим кораблем показываем, что советская космическая отрасль работает, что она надежна.

Лобков: Вы сказали ключевую фразу: «Мы показываем». Мы очень громко показывали «Буран», он стоит недалеко в Парке Горького. Я знаю личные трагедии людей, которые разрабатывали, туда было вложено все, что знала советская космическая наука, и вот его конец. Потом был «Клипер» уже в ельцинские годы, облегченная версия «Бурана», которая даже, по-моему, не летала никуда с пилотами. И «Буран», по-моему, тоже не летал.

Пирожков: Летал, но без пилотов.

Лобков: Нет ли такого накопившегося разочарования, что и этот корабль, который, условно, называется «Русь», как я вычитал, что его не ждет та же судьба?

Пирожков: Я считаю так, что «Буран» был впереди своего времени. Он был настолько мощный проект, вся страна над ним работала. Тянуть одновременно Олимпиаду, войну в Афганистане, программу «Буран» и еще много, Саяно-Шушенскую ГЭС…

Лобков: И друзей Советского союза.

Пирожков: Советскому союзу стало не под силу. На мой взгляд, мы немножечко пережадничали. Но тот опыт, который накопился от «Бурана», те люди, которые остались от той программы, они сейчас все в работе. На самом деле, мы работаем с ними сейчас. Да, они пожилые, но это опытные мужики, которые прошли этот этап. Поэтому да, наверное, было тяжело расставаться с такой мощной программой, мы бы, наверное, ее не потянули. У нас есть определенный ресурс, у каждой страны.

«Клипер», я думаю, был тоже преждевременным, потому что в это время страна болела. Была перестройка, сами знаете, какой был разгул. Что я буду объяснять? Сейчас пришло время, на мой взгляд, мне так кажется относительно и субъективно, что пришло время быть в космосе адекватными друг к другу, США и Россия, Китай сейчас подтягивается. Мы можем работать вместе, мы можем быть очень эффективными, потому что у нас есть опыт, у нас есть колоссальный задел, мы были первыми на многих этапах космических. Это было не просто так, потому что люди были креативные, инновационные, не модернизационные, а инновационные, и они там остались.