Умер Петр Офицеров. Это его последнее интервью в «Бремени новостей»

Собчак: В нашей московской студии один из затворников Hilton Петр Офицеров. Я правильно понимаю, Петр, что вот вы лично не сбежали из Кирова, это судья почему-то изменил свое первоначальное решение?

Офицеров: Да, мой адвокат написал ходатайство, и нас отпустили до 8 февраля, до часа дня. То есть в час дня мы должны быть в Кирове.

Собчак: Какой вот ваш общий прогноз? Ваш, Алексея Навального, по большей части?

Офицеров: Если бы это было дело, которое решалось в Кирове, то можно было бы прогнозировать, исходя из поведения судьи, из поведения прокуроров. Но данное дело решается совсем не в Кирове, и судьи…

Собчак: Понятно, что без личного Владимира Владимировича участия оно не решится, но я думаю, что Навальный и вы уже должны были изучить и поведение Путина. Соответственно, вот ваш прогноз? Наверняка вы сидели с Алексеем и обсуждали, вот какое все-таки будет решение.

Офицеров: Ну, я думаю, знаете как, я давно уже занимаюсь бизнесом и стараюсь не заниматься вещами, которые, скажем так, мало значимы. В данном случае прогнозирование мало значимо, по одной простой причине, что отсутствие фактов приводит только к тому, чтобы определять, что на Марсе лучше — горы или реки.

Лобков: Правильно ли я понимаю, что судья некоторое творчество проявил, решив запереть вас в Hilton? А потом то ли он одумался, то ли ему позвонили. Вот какое у вас ощущение, что там вообще, какая психологическая атмосфера? Потому что, как я понимаю, ни одной новой бумаги, ни одного нового свидетельства ни про фанкряж, ни про спичкряж, ни про объемы, ни про все, ни одного с 2013 года, ни одной буквы не изменилось ни в чьих показаниях.

Офицеров: Почему? Изменилось. Изменились две вещи: Опалев уже был не свидетелем обвинения, а он уже был юридическим бомжом, то есть он был человеком со статусом, не определенным УПК. То есть просто человек с досудебным соглашением, а об этом в УПК не написано ни одного слова. Поэтому это было такое изменение, то есть человек непонятно кто, непонятно зачем и непонятно о чем говорит, это было первое. И второе, что Опалев с удивлением обнаружил, что он получил четыре с половиной года условно, за хищение. Он не знал, то есть когда подписывал досудебку, он не знал. Когда ему адвокат Давыдова сказала: «А вы в курсе, что вы за хищение осуждены?», он говорит — нет.

Лобков: Тогда еще, в 2013 году.

Офицеров: Нет, он говорит, я не за хищение, я за растрату. Ему говорят, ну, прочитайте свой приговор. Он прочитал, говорит, так нет же, была же растрата, было же не хищение.

Лобков: То есть это такой спектакль, дубль два, как это часто бывает, второй спектакль самый провальный обычно бывает.

Собчак: Подожди, а как же могли статью-то заменить? Хищение и растрата, это все-таки...

Офицеров: Ее не меняли. Дело в том, что Опалев, как и многие другие свидетели, они просто подписывали протоколы. Им говорили, вот здесь галочка, вот тут подпиши фамилию, они подписывали и соответственно… В этом деле было еще одно новшество, нашелся мой сын тридцатипятилетний, то есть одна из свидетелей сказала, что к ней приезжал мой сын и предлагал ей откаты. Хотя мне всего 41 год. Поэтому это тоже было одно из новшеств этого процесса, а все остальное было, да, старое, все то же самое.

Лобков: Ну вот как вы сами оцениваете именно такую аптечную точность: тогда вам пять и четыре, и сейчас пять и четыре. То есть не пять и три месяца, или четыре и два месяца? То есть это как бы намеренно сделано, чтобы мы что-то поняли? Вот что мы должны понять из этого? Что вы из этого поняли?

Офицеров: Не совсем так. То есть в прошлый раз нам просили реальные сроки и гораздо больше, это судья дал пять и четыре реального. А уже областной суд заменил на пять и пять условно, то есть не на пять и четыре, а на пять и пять условно, и Навальному пять, и мне пять. Не знаю, в спешке они, или просто решили округлить, а в этот раз Навальному пять, мне четыре условно. Поэтому там нет такой прямо точности, они похожи, да, но они не прямо одинаковые.

Собчак: Какая стратегия будет ваша, если, действительно, пойдет по плохому варианту, как говорится, и срок станет не условным, а реальным?

Офицеров: Я в любом случае приеду с сумкой на приговор, потому что мы же в России, а Россия — страна возможностей, у нас возможно все, даже то, что невозможно. Хоть прокурор и просит условно, но судья может проявить творчество, инициативу, и впаять реальный, там максимальный предел десять лет, реального заключения. И поэтому поеду с сумкой, а там уже посмотрим, как будет дальше двигаться.

Лобков: Петр, такой личный вопрос. Вот вы, ваша семья, вы страдаете за Алексея. То есть у него уже есть один заложник, это его брат Олег, который сейчас, как я понимаю, не теряет духа и пишет всякие юмористические заметки. Вот вы не боитесь, что ваша жизнь становится заложником президентских амбиций, можно так сказать, другого человека?

Офицеров: Знаете как, судьба так получилась, что мы были много-много-много лет назад в «Яблоке» вместе, в московской организации, там, собственно, и познакомились. А дальше уже все это разворачивается не потому, что ради него, а просто потому, что мы оказались знакомы, и фактически его прессуют через меня. Поэтому, я понимаю, что происходит, но говорить о том, что во всем виноват Навальный, и это благодаря ему, это не благодаря ему, это благодаря тому, что нас нет суда, благодаря тому, что у нас следствие подконтрольно и так далее.

Собчак: Но ведь вы понимаете, что это дело политическое?

Офицеров: Абсолютно. Нет ни капли сомнений.

Собчак: Значит, все-таки получается, что из-за того, кто есть сегодня Навальный, а ни кем он был с вами в «Яблоке» десять лет назад, его сегодня судят, а вас с ним вместе. Не обидно это ощущать?

Офицеров: Знаете как, мне это крайне неприятно, потому что это сильно влияет на мою жизнь, это сильно напрягает, это сильно подрывает бизнес.

Лобков: У вас же сколько детей? Шестеро?

Офицеров: Шестеро.

Лобков: Никому из них нет тридцати пяти еще пока?

Офицеров: Нет, самому старшему двадцать четыре года. Поэтому безусловно все напрягает, но я понимаю, что в этом вина не Алексея, а вина того окружения, в котором мы сейчас живем, то есть вина политической системы и всего остального, о чем много говорят.

Лобков: Да, Петр, а вот смотрите, предположим, дают условный срок, предположим такой вариант. Это значит, что Алексей не сможет участвовать в президентских выборах, правильно?

Офицеров: Знаете, тут коллизия. По Конституции — может, но по закону, принятому специально под Алексея, что человек с уголовной судимостью не может, — не может. И вот Конституция, даже для студентов-первокурсников юридических факультетов известно, что Конституция имеет доминирующее значение над всеми законами, федеральными, и тем более…

Лобков: А ЕСПЧ над национальным законодательством.

Офицеров: Да. Но опять-таки, Россия — страна возможностей.

Лобков: Ну вот смотрите, а вот может быть такое, что апелляция, потом еще один раунд ЕПСЧ, потом опять возвращают в Киров. Таким образом кампания Алексея превращается просто в ничто, потому что он, допустим, сейчас разворачивает сеть всяких агитационных пунктов по стране, а вместо этого он будет, как любит выражаться наш президент, «по судам пыль глотать». И вместо того, чтобы заниматься агитацией и разоблачениями чиновников, он будет… А везде нужно будет сразу его личное присутствие, везде он будет оставлять свои фотографии, свои подписи, Киров, Москва. То есть замотать это дело так, а там, глядишь, и 2018 год. Может быть такая?

Офицеров: Конечно, может. Подписка о невыезде — очень хороший инструмент в этом плане, домашний арест еще лучше. Я так понимаю, в тюрьме он им не нужен.

Собчак: Но ведь достаточно, что мы обсуждали, просто утяжелить этот приговор, и соответственно…

Офицеров: Ну, они могут принять его, как и было на момент отмены ЕСПЧ, то есть оставить по пять лет условного.

Собчак: И тогда он сможет принимать участие в выборах?

Офицеров: Тогда, опять-таки по закону — нет, но по Конституции — да.

Собчак: Что значит «по закону — нет, а по Конституции — да»?

Офицеров: Я же говорил, в Конституции человек, не находящийся в местах лишения свободы, имеет право участвовать в выборах. А вот по закону, который был принят уже после…

Лобков: Любой с непогашенной судимостью не имеет права.

Офицеров: Поэтому, тут вопрос, какое решение примет Конституционный суд. Правильное или законное.

Лобков: Понятно, что агитацией будет заниматься некогда в любом случае, что подтверждает мою гипотезу.

Офицеров: Я так понимаю, что Алексей сумеет, потому что во время прошлых мэрских выборов суд-то был вообще гораздо более веселым.

Лобков: Мы не понимаем, вообще, до сих пор, потому что когда митинг стоял Москве, пришел сигнал откуда-то из таких высот, и вдруг областной суд…

Собчак: Ну вот именно, не понимаю. Вот если бы ты был Путиным, Паша, как бы ты поступил?

Лобков: Если бы я был Путиным, мне нужна была бы хорошая высокая явка на выборах, потому что я бы хотел, чтобы не просто бюджетники вышли и меня на мой триумфальный финальный срок Демиурга России выбрали. Поэтому я был бы заинтересован в некоей конкуренции и отпустил бы Алексея, чтобы он составил мне реальную конкуренцию. Но я не Путин, а, как говорят наши источники в Кремле, там подсчитали и решили, что участие Навального в выборах не сильно добавит явки, и решили пойти по варианту — устранить Навального от выборов. А Петр страдает за компанию. А вы что думаете по этому поводу?

Офицеров: Знаете, я все время вспоминаю такой фильм «Гладиатор», там, где император в конце выходил драться с гладиатором, чтобы победить, и этого гладиатора ножом пырнули, чтобы он не мог выиграть. Ну я так понимаю, власти тоже этот фильм смотрели, и они видели, что в конце император все равно проигрывает, поэтому вариантов опять же может быть много. Я не берусь гадать, потому что не люблю делать такие прогнозы. Потому что когда нас сажали в прошлый раз, ни у кого не было ощущения того, что завтра нас выпустят. И на лицах, от охранника до лиц судей, изумление не проходило до самого последнего момента.

Лобков: Даже судьи, которые сами принимали это решение?

Офицеров: Да. Потому что такого же не было еще в истории юриспруденции.

Лобков: Они не успели еще после телефонного разговора лицо поменять. Петр, спасибо вам большое, что вы пришли. Возвращайтесь в семью. К сожалению, вы пробудете в Москве только до среды, а дальше мы вас увидим уже в Кирове.

Офицеров: Надеюсь, после среды долго.

Собчак: Удачи вам.

Лобков: Спасибо большое, удачи.