«Это такой людоедский способ отправить на пенсию»: интервью с сыном арестованного за госизмену ученого ЦНИИМАШ

Здравствуйте.

Здравствуйте.

Скажите, пожалуйста, что же произошло, по вашей версии?

По моей версии, таким образом происходит смена поколений в ЦНИИмаш, где отец работает. Соответственно, вместо людей, которые руководили институтом и занимались наукой в перестроечные времена, в нулевые годы, теперь приходит более молодое поколение. Таким образом, с использованием спецслужб, происходит, просто отправляют людей на пенсию.

Это какой-то слишком драматичный и трудоемкий способ, отправлять на пенсию с помощью ФСБ 74-летнего сотрудника, которого, наверное, можно было отправить на пенсию технологически и без ФСБ.

А это не так легко. Я с наукой немножко знаком, как она устроена, там людей отправляют потому, что они перестают ходить на работу, болеют, перестают приносить какие-то результаты. В данном случае, люди, которые занимались ракетной отраслью, они ходят на работу с 8 до 5, они стараются не болеть, все болезни отца оставались с ним, получают гранты. И такой способ, на мой взгляд, просто используется для того, чтобы отправить их, фактически, на пенсию, только способ достаточно людоедский.

Скажите, как собственно, технически был обставлен арест? Понял ли ваш отец сразу, в чем суть претензий?

Нет. Отец мой не понимает, в чем суть претензий до сих пор. Он считает, что он работал по открытому гранту. В его аресте и в обысках, я думаю, было задействовано до ста человек ФСБ, и это просто, я бы сказал, не добавляет имиджа спецслужбам, потому что, фактически, здесь я могу сослаться на адвоката, которого наконец допустили к делу, они так ничего и не нашли. В вину ему ставится написание электронных писем, которые вполне естественны, поскольку он работал по международному гранту.

А кому он направлял эти письма? И что они в них, собственно, в этих письмах углядели?

Поскольку я не видел этих писем, я не знаю, что они в них углядели. Но в том гранте, о котором говорил вчера адвокат, участвовал бельгийский институт, немецкий институт, три российских института.

Они все вместе занимались гиперзвуковым оружием?

Нет. Они все занимались исследованием поведения летательных аппаратов при гиперзвуковых скоростях. Совершенно необязательно употреблять слово «оружие», потому что, прежде чем появляется технология, а оружие — это всегда технология, сначала люди занимаются просто наукой, экспериментом, пишут формулы, и это никакого отношения к оружию не имеет. Занимались они совершенно открытым делом.

То есть никакого грифа секретности в этом деле не было?

Безусловно. Потому что в ЦНИИмаш есть экспертная комиссия при подаче заявки на грант, разумеется, она бы не прошла, если бы там содержались секретные какие-то сведения на тот момент. Другое дело, что после того, как этот грант был выполнен, и там были написаны статьи, которые появились в открытой печати, статьи совместные с иностранцами, разумеется, и отчет об этом гранте так и висит на сайте Еврокомиссии, которая, собственно, платила за это деньги, с нашей стороны это был Минобрнауки, которые тоже платил за это деньги, все это было совершенно открыто, другое дело, что прошло пять лет. И вполне возможно, что какие-то из тех данных, которые были получены, потом были задействованы уже в развитии технологий, фактически, в оружии. Но, разумеется, не должно быть применения закона задним числом. То есть на тот момент, если что-то было секретно, то это было упущение не отца и его коллег, а тех, кто выпускал этот грант в жизнь.

Чувствовал ли ваш отец приближение какой-то угрозы? То есть, что вот нагнетается ситуация, что за ним следят, я не знаю.

Поскольку у него прошел обыск в сентябре прошлого года, первый, в котором были изъяты все электронные носители, безусловно, он чувствовал себя не очень уютно. Но при этом он, я с ним разговаривал, он считал, что у него все хорошо, потому что по этому гранту все чисто, все отчеты чистые, и ничего не должно быть.

Что говорит адвокат? Какие перспективы?

Перспективы связаны с тем, что будет назначена, по-видимому, экспертиза. И здесь возникает вопрос, кто будет экспертизу эту проводить, и в чем она будет заключаться, чем они будут руководствоваться. Проблема в том, что в науке всегда экспертиза — это очень узкая область. То есть, ею могут заниматься либо люди, которые и так с вами работали, соответственно, это конфликт интересов, либо люди, которые являются, грубо говорят, вашими научными конкурентами, это тоже конфликт интересов. В обычной ситуации, в гражданской науке, которой я занимаюсь, не имеющей отношения к оружию, ко всему этому, это все тоже встречается, все эти конфликты интересов, но они решаются мирным образом. Если же здесь речь идет о том, что одна из сторон может задействовать спецслужбы, конечно, это все принимает людоедский характер. Второе, это то, что я говорил, это перечень вот этих секретных сведений, который сам по себе секретный. У отца была самая низшая форма допуска, в связи с тем, что моя сестра проживает постоянно за рубежом. Он говорил, что двадцать лет уже по-настоящему не видел…

Ничего особо секретного.

Тех секретных сведений, которые не просто для служебного пользования, а которые действительно секретные. И поэтому, если в том гранте, в котором они участвовали, было что-то получено, и с помощью этих данных было создано какое-то оружие, то и слава богу. Но почему это должно быть поставлено в вину тогда, если это не входило ни в какие секретные перечни?

Как он себя чувствует? В каких условиях он находится?

Находится он в Лефортово. Чувствует себя не очень хорошо, потому что у него диабет, он должен придерживаться диеты строгой, которая, естественно, сводится там к тому, что он просто половину продуктов не ест, и даже больше. Соответственно, он там похудел на три килограмма.

А инсулин он получает?

Нет, он обходился без инсулина, потому что именно придерживался строгой диеты. Понимаете, чтобы его переводить на инсулин, это возможно, но тогда надо положить его в больницу и подбирать дозу. Естественно, никто этим заниматься не будет, поэтому он просто не ест и все. То есть он есть только те передачи, которые в основном мы туда относим.

Спасибо большое.

Фото: Эмин Джафаров / Коммерсантъ