Федор Бондарчук о духовных скрепах, дружбе с Сурковым и слезах Кадырова
Бондарчук: Я волнуюсь. Я в один момент поймал злость, чувство обиды, не злость. Это касалось людей, которые не видели картину, и соответствующих комментариев, но потом пришел в себя, потому что это касается моей персоны. Это никакого отношения, ну, это одно и то же, но, тем не менее, вот эта обида была. Потом те журналисты и кинокритики, которые посмотрели фильм, стали писать, и для меня все стало на свои места, потому что многие (такое впечатление), были на подготовительном периоде и подслушали наш сговор перед тем, как мы начинали наши съемки.
Cобчак: Но, действительно, и Дмитрий Быков написал замечательную рецензию, Антон Долин и многие другие кинокритики. Вам какая ближе всего?
Бондарчук: Дима Быков, я про него и говорил. Да.
Cобчак: А вот Антон Долин написал тоже очень интересную рецензию, на мой взгляд, в которой сказал примерно следующее: «Проблема поколения Федора Бондарчука состоит в том, что старый советский язык уже не работает в кинематографе, а новый язык изобретен не был, и поэтому в этих условиях такое большое кино – это положительная история, а не история проигрыша, потому что нет придуманного заново языка». Вы вот с этой мыслью согласны?
Бондарчук: Подождите, Ксения, мы на «Вы» будем с вами общаться?
Cобчак: Можно на «ты», просто обычно на «Вы». Как если мы в жизни, как вам удобно?
Бондарчук: Нет, на «Вы»…Зачем на «Вы», Ксения Анатольевна? Я в поисках нового языка, меня это будоражит, меня это заводит. Многие называют это, я это называю поиском формы, многие это называют «спрятался за формой, форма первична». Отсюда, когда ты рядом находишься с 3D IMAX-технологиями, компьютерной графикой – приходится объяснять. Объяснять это бессмысленно, но ничего, кроме путешествия за новым языком, это помимо темы героев и сценарием, который меня интересовал, конечно, в этом путешествии я и нахожусь. Отсюда это можно назвать «падение неудачей», можно назвать «эксперимент», но эксперимент всегда идет рядом с… Такая опасная территория.
Cобчак: Главные люди, которые хвалят эту картину, хвалят ее очень много за то, что эта картина будет доступна молодежи и через соприкосновение с фильмом Бондарчука «Сталинград», те люди, которые, может быть, уже не интересуются войной, молодое поколение, сможет понять войну и сможет проникнуться этим духом. Вот вы с этой оценкой согласны, что для молодежи этот язык понятней, ближе? Такая цель ставилась, чтобы молодежь поняла войну через фильм?
Бондарчук: Ксения, я вам честное слово говорю, что я не снимал для аудитории 12 – 25 лет.
Cобчак: А для какой аудитории вы снимали?
Бондарчук: Я снимаю картины для всех, у меня нет… Я прекрасно отдаю себе отчет, что в кинотеатре аудитория 12 – 25, но тогда это называется продюсерский проект. Вот «Жара», была…
Cобчак: Это все-таки «стрелялки», 3D. Это все-таки для категории молодежной, разве нет? Вот, например, мне фильм, честно могу сказать, понравился. Я считаю, что это правда. Но мне было тяжело в очках 3D, мне кажется, не мое поколение, а мне 32. Это все-таки люди моложе, которым нравится сам этот формат, разве нет?
Бондарчук: Нет, я говорю, что у нас другой категории, другой аудитории в кинотеатре не существует, она есть 12 – 25. Иногда на некоторые фильмы приходит заинтересовавшееся старшее поколение.
Cобчак: То есть вы для этих людей?
Бондарчук: Нет, я снимал для всех: и для 45-летних, и 60-летних и для 10-летних.
Cобчак: Цель – привлечь молодежь к войне ставилась или нет?
Бондарчук: К войне?
Cобчак: К войне, к проблеме войны, к теме?
Бондарчук: Да. Здесь нет сталинградского расследования, мы не предлагаем разобрать, откуда, где стояли немцы. Какой взвод роты, мотострелковый полк и где, и какая красная и синяя стрелка на карте двигалась. Это не про это. Ужас войны, ад как война, как метафизика, как явление, противоречащее самому естеству человеческому – да. И для этого и педалировали на этом. Не горит так город и не коптит, не летит так пепел от горящего города и не может пробежать зажженный человек-факел больше трех метров. Он умрет от болевого шока, так не бывает. У нас бежит.
Cобчак: То есть специально была сделана такая притчевая форма?
Бондарчук: Да.
Cобчак: А зачем? Чтобы подчеркнуть что?
Бондарчук: Жанр новый. Чтобы, с одной стороны, задать тон разговору, именно поэтому, когда была эта история показана для оскаровского комитета, Николай Николаевич Досталь, замечательный режиссер, подошел ко мне и сказал: «Тебе бы надо было эту сцену с горящими людьми поставить в финал, она такого сильного эмоционального накала, что в конец». Мне принципиально важно было поставить ее в начало, так же, как и людей, которые тащат, мастерят переправу в виде крестов. Это для меня было важно задать в самом начале тон разговора. И после этого вопросы, летают так самолеты низко или высоко, отваливаются у них шасси или не отваливаются, ушли. Это не значит, что ….
Cобчак: То есть вы не гнались за историческими точными подробностями, в этом смысле?
Бондарчук: И в этом гнались, но их можно инкрустировать в этот жанр. Например, там есть сцена, когда все герои, понимая, что у них нет боеприпасов, начинают резать немецкие мертвые трупы, обмазываясь кровью врага, чтобы обмануть тех, кто должен попасть в этот дом, обмануть и сказать, что они мертвые. Это реальная история, которая выглядит фантасмагорической.
Cобчак: Понятно про форму, придирчивость ясна. Если говорить о том, что не понравилось многим критикам в картине, извини, что я процитирую, основной посыл такой: что это «картонный мир», и что даже если Федор Бондарчук ставил целью (почему я вас и спросила) привлечь молодежь, то молодежь, может, и пойдет на эту картину, но для них это будет очередная «стрелялка». Потому что ощущение войны и того, что мы ценим в советских лучших фильмах на эту тему, все равно они не поймают. Они поймают очередной боевик, с глянцевыми героями, обмазанными красиво сажей». Это я цитирую тех, кому этот фильм не понравился. Что вы можете ответить этим критикам, так ли это?
Бондарчук: Да, я режиссер эмоционального подключения. Я знаю, как, и могу вам показать, собрать в зале несколько человек и показать несколько эпизодов из своих картин. Мне кажется, что я знаю – это картины эмоционального подключения. Поэтому есть великое множество фильмов, изумительных «стрелялок», да, это красиво: все летит, патроны выдвигаются, железо, страшно…
Cобчак: А «Сталинград» - это «стрелялка»?
Бондарчук: Нет. И от этого вот здесь этот орган не работает. Если не работает вот этот орган, из глаз не льются слезы. Образование, то, что у тебя влажные глаза, можно долго разбирать. Что он там сделал? Он соединил крупный план с дрожащей рукой и музыкальные темы, какие он…
Cобчак: Понятно.
Бондарчук: Так вот, на «стрелялках» без, так сказать духовных, на эмоциональных, но не плачут, не сопереживают, не сострадают. А у нас кино, которое вызывает прямую эмоцию – эмоцию сострадания, сопереживания и соучастия.
Cобчак: А вы знаете, что на вашей премьере «Сталинград» плакал Рамзан Кадыров?
Бондарчук: Нет, не знаю.
Cобчак: Вы первый раз это слышите?
Бондарчук: Что он плакал, я не знаю. А… я знаю, потому что он в Твиттере это написал, да.
Cобчак: Я так понимаю, вы же общаетесь с ним, он не сказал вам после премьеры, что он плакал.
Бондарчук: Я его не видел после премьеры, я его проводил в зал и не видел. Но я знаю, я был на одной программе нашего с вами знакомого хорошего, и он читал твитты тех, кто посмотрел картину, и это я слышал.
Cобчак: А он даже не прислал, вы же, насколько я понимаю, общаетесь и не скрываете этого, дружите, он даже не переслал смс и не сказал: «Вот, Федор, я посмотрел, и мне очень понравилось»?
Бондарчук: Нет, он прислал, но это поздравление.
Cобчак: А кто еще? Как отреагировали из близких друзей? Какая была ценная похвала?
Бондарчук: Света и мама. Мама позвонила, сейчас я к вам ехал 15 минут назад:«Я попросил, а ты внуку не позвонила», ну, неважно, мама сказала такие слова, важные для меня. А Свету я открыл для себя в первый раз, я даже сам удивлен был.
Cобчак: Открыл Свету в первый раз, в каком смысле?
Бондарчук: Да. Ох, ваши кавычки. Открыл для себя человека, с которым я прожил 26 лет, но небольшую деталь ее характера. Удивительно, я не ожидал, я стоял, я говорю:«Ну, вот хватит, чтобы так». И она была такая встревоженная. Я был удивлен.
Cобчак: То есть ей понравилось, она была эмоционально…?
Бондарчук: Это даже больше чем понравилось, она, наверное, что-то толи про меня узнала, толи про своего сына. Не знаю, но я в этой суматохе и темпе ритма того, что происходило после премьеры, но я спрошу ее. Она уже не вернется к этому, потому что она была такая открытая, вы знаете, и ей самой, по-моему, было неловко.
Cобчак: Это лучшая ваша картина?
Бондарчук: Да. Конечно.
Cобчак: А можно сказать, что это шло все по нарастающей. Вот другой великий наш режиссер, Михалков, он сказал, что режиссер великий до тех пор…
Бондарчук: Почему другой, я не…. не надо, я боюсь всех этих выражений и не люблю их страшно.
Cобчак: Хорошо. Великий режиссер Михалков сказал о том, что великим режиссером до тех пор, пока каждая твоя следующая картина лучше предыдущей. Вот в вашем случае это так?
Бондарчук: Я прошел путь, когда точно вам могу сказать, что любые твои заслуги прежние, если ты еще актер, любимые роли аудитории или заслуги дебютной картины вообще ничего не играют. Я могу сказать точно, что судят по последней. Ничего, это жестокая профессия. Не работает ничего. Судят тебя по последней твоей работе.
Cобчак: Судят не только по работе, как мы знаем, к сожалению, в нашем мире, но еще и по премьере. На премьере действительно, как говорят в советском обществе, были все, но вот какую я заметила интересную закономерность. Был один общий зал на премьере в «Октябре», где было очень много представителей шоу-бизнеса, художников, артистов, актеров и так далее, и был отдельный маленький зал, где были чиновники –Мединский, Кадыров, Сурков, Капков и какие-то еще люди из правительства и так далее. Вот почему вы решили отделить этих людей от богемы, скажем так?
Бондарчук: Ксения это совсем не так. Вот просто вообще не так. Сейчас я вам поясню.
Cобчак: Ну как я лично видела два зала и точно выделенную в этом смысле…
Бондарчук: Один зал был большой. Вы где сидели?
Cобчак: Я – в большом, я с богемой.
Бондарчук: Где, собственно, и самое главное, было и развивалось. Там выходила группа, там мы придумали представление, ролик всех участников этого проекта. Там было вот такое, назовем это шоу. А второй зал был IMAX, там 400 мест, и в IMAX, в первую очередь, сидели, назовем их VIP-приглашенные, они сидели и там, и там. Но в IMAX сидели американские коллеги.
Cобчак: То есть Рамзан Кадыров сидел с американскими коллегами?
Бондарчук: Да. Там был президент IMAX Грэк Фостер, там был президент RealD Майкл Льюис, там был…
Cобчак: А почему именно Суркова, Кадырова, Мединского и всех прочих вы посадили именно к ним?
Бондарчук: Объясню. Сурков – мой товарищ, он видел картину на монтажном столе. Я хотел, это мой выбор, я хотел, чтобы он посмотрел ее на IMAX.
Cобчак: Я еще думал, когда вы заговорили про VIP-гостей, что вы скажете, что там был зал еще или не был, для ветеранов. Это было.
Бондарчук: Для ветеранов было за два дня до этого в Волгограде. Была большая премьера.
Cобчак: А в «Октябре» вы не пригласили?
Бондарчук: Во-первых, они в Волгограде. И это был первый открытый показ « Сталинграда», и для меня самый волнительный это был, если не сказать страшный, вот это было испытание. Я думаю, после этого мне уже ничего не страшно. Но московская премьера тоже волнительная была. Не было разделение публики випов, я могу вам перечислить огромное количество тех же, которые должны сидеть в комнатах.
Cобчак: Разделение было, на самом деле, здесь нет ничего страшного, я просто хотела…
Бондарчук: Разделение только было по залам IMAX, я бы показал везде IMAX. Вообще думали, я не знал, как делать картину, потому что хотелось, чтобы ее увидели в IMAX, она под это сделана.
Cобчак: Также я знаю, что вы не скрываете тот факт, что вы достаточно давно общаетесь и дружите с Владиславом Сурковым.
Бондарчук: Да.
Cобчак: В определенных кругах этого человека демонизируют, считают злым демиургом, я знаю, что вы близко дружите. Вот вы можете объяснить людям, в частности которые нас смотрят, что вам нравится в этом человеке, что в нем хорошего? Почему вы с ним дружите?
Бондарчук: Как дерзкий, дерзость, граничащая с потом вспомню, договорю эту фразу. Одни книжки, одно кино, ум и масштаб личности.
Cобчак: А принципы одни у вас?
Бондарчук: Разные, я с ним спорю безумно. Спорить с ним сложно.
Cобчак: Спорите на какие темы?
Бондарчук: Да на все, на мироустройство.
Cобчак: А в чем разница вашего отношения к мироустройству, например?
Бондарчук: Ну, я бы не хотел рассказывать это всем, потому что это мое личное взаимоотношение с моим товарищем. Может пройти время, и если кого-то наши персоны заинтересуют, можно рассказывать, как они сидели и о чем говорил. Просто это как бы…
Cобчак: Но политически вы с ним не согласны во многом?
Бондарчук: И согласен, и не согласен. Согласен в то время когда было желание подтолкнуть к созданию второй такой же равносильной, мощной партии, или как ее назвать, «Партии левого объединения». Согласен в отношении, если говорить о президенте, согласен в том, что он сделал все для того, чтобы Коммунистическая партия не ну как бы… Угрозу реконструкции Коммунистической партии в нашей стране, на самом деле, «левой» стороне, это угроза полностью ушла. А также согласен в том, полностью поддерживаю в том, что риторика, как бы ее назвать-то, националистическая, шовинистская, полностью ушла из лексикона. Как и власти, так и оппозиции. А партии и персоны типа Баркашева и компании полностью исчезли из политического олимпа. Вот с этим согласен.
Cобчак: Но появились другие персоны, типа Навального, поэтому в этом смысле. Поменялась политическая ситуация. Владиславу Суркову понравилась картина?
Бондарчук: Да
Cобчак: Как он оценил?
Бондарчук: Ну, вы сами спросите у него.
Cобчак: Мне у вас интересно что..? Хорошо мы прервемся.
Бондарчук: Просто …
Cобчак: Нет-нет, давайте закончим.
Бондарчук: Просто вы его пригласите сюда.
Cобчак: Он не приходит, знаете, сколько раз я его приглашала?
Бондарчук: Вы позвоните ему, еще раз пригласите.
Cобчак: Я ему и звонила, и просила об интервью. Давайте вы ему позвоните и пригласите, он точно вам не откажет.
Бондарчук: Я не умею вот, вот в этом и спор.
Cобчак: Можем из эфира прямо сейчас позвонить и пригласить его на эфир. Я бы счастлива была, что бы он пришел.
Бондарчук: Он не любит, я бы тоже это не любил, это ставить человека в неудобное… Это ваша профессия …
Cобчак: Ставить человека в неудобную ситуацию?
Бондарчук: Да. Так нет, я это приветствую, я же ваш фанат, Ксения.
Cобчак: Федор Сергеевич, продолжая тему, скорее, уже заканчивая, чтобы вы расслабились, про Суркова, не могу не спросить. Вот с того момента, когда он ушел от своей должности и был на время отведен от двора, люди, которые с ним ассоциировались, и вы, в том числе тоже, были дистанцированы: стали получать меньше денег, как-то отдалились от власти, можно даже сказать попали в опал. Это действительно так, вы это почувствовали на себе?
Бондарчук: Ксения Анатольевна, я в это время занимался картиной. Я честно вам скажу, что я не следил. Вас это главная…
Cобчак: Ну как по логике, вам должны были давать меньше денег, это же очевидно.
Бондарчук: Я не понимаю, что такое давать. Где эти деньги получают, и какие деньги? Вы о каких говорите?
Cобчак: Ну проблемы с финансированием должны были начаться. Владислав Юрьевич, мне кажется, это не тайна, помимо вас он занимался очень многими решениями, связанными с продвижением кинематографа…
Бондарчук: Но я в этих решениях не принимал участия. И о деньгах, которые, там кто-то стоял в одно окно, я про это окно не знаю, если вы что-то знаете, расскажите, я даже не понимаю, о чем вы говорите.
Cобчак: То есть правильно ли я понимаю, что вы в этом смысле ничем Владиславу Суркову не чувствуете себя обязанным?
Бондарчук: Я даже не понимаю, вот честно вам скажу. Если вы меня подтолкнете, я, может, пойму, что вы имеете в виду, а так я не понимаю, о чем вы говорите.
Cобчак: Нет, я не имею в виду ничего конкретного, это вопрос, как вы говорите, про кино, эмоциональный. Вот эмоционально было ощущение, что Кирилл Серебренников, Федор Бондарчук, Сергей Минаев и кто-то еще, люди, приближенные к Владиславу Суркову, так это или нет?
Бондарчук: Да.
Cобчак: Чувствуете ли вы себя чем-то обязанным этому человеку?
Бондарчук: Я не приближенный, я дружу с ним. Я обязан, да, многими книгами.
Cобчак: Дружба, дружбой, но карьерой, вы ему не обязаны никак, ни на один процент?
Бондарчук: Карьерой? Как вы себе это представляете? Ну, я обязан Владиславу Суркову ролью в фильме «Два дня».
Cобчак: Нет, ну, в кино существует государственный заказ, очевидно, что кому-то…
Бондарчук: Я не делал государственных заказов, у меня не одной картины нет. «Девятая рота», когда она закончилась, мы получили дебют, я получил 500 тыс. долларов, это деньги с рынка. «Обитаемый остров» все деньги с рынка, и последние деньги мы с Роднянским отдавали в банк «Мани ту мани», это было два года тому назад. «Жара», я пошел в банк тот же « Мани ту мани» и взял под свою недвижимость полтора миллиона долларов и заработали восемнадцать. У меня не было в моей практике государственного заказа, он наверняка должен быть, и он есть, он существует, но я не попадал в…
Cобчак: Понятно, то есть ничего для вашей творческой биографии Сурков не сделал. Просто я хотела …
Бондарчук: Творческой биографии? Сделал.
Cобчак: Что?
Бондарчук: Он мне пару троек книжек интересных дал. Я слизал с него пару выражений в «Двух днях».
Cобчак: Какие книжки?
Бондарчук: Не скажу.
Cобчак: Ну это очень интересно, какие книжки и я от вас отстану.
Бондарчук: Вы у него спросите. Нет, не отставайте, давайте поговорим.
Cобчак: Это же он вам дал, это же интересно, что вас сформировало как творческую личность. Если вы говорите, что творчески он на вас…
Бондарчук: Но не Владислав Сурков меня сформировал как творческую личность.
Cобчак: Так вот именно книжки, вы же сказали, что он вам дал. Какие? Это же ваша тайна, а не Суркова. Можете сказать.
Бондарчук: Скажу, в следующей передаче.
Cобчак: Какой вы загадочный. Сейчас не скажете?
Бондарчук: Да нет. Ксения, вы начали с того, что финансовый вопрос затронули, я попытался на него ответить…
Cобчак: Вы же сказали, что нет, что книжки. Я спрашиваю: какие, интересно?
Бондарчук: Я не скажу, может, к концу передачи скажу одну.
Cобчак: Это явно экстремистская литература. Хочу обратить ваше внимание, что Сурков передает народному режиссеру Федору Бондарчуку какие-то крамольные книжки. Неужели Геббельс, я поверить не могу.
Бондарчук: Это ваш с ним разговор, на котором я много раз присутствовал, это ваше сравнение его с историческими персонажами, это вы с ним поговорите.
Cобчак: Нет, это следствие того, что вы мнетесь.
Бондарчук: «Около нуля» он мне подарил, но там не в этом смысл был, а в «Около нуля» есть две страницы, которые она написал. Мне когда-нибудь, но это интересно.
Cобчак: Понятно. Вы бы сами себя, если были в комитете «Оскар», себя бы на «Оскар» выдвинули? Свой фильм?
Бондарчук: Ужас какой. Да.
Собчак: Тогда следующий вопрос. За предыдущие фильмы выдвинули бы себя с «Девятой ротой»?
Бондарчук: «Девятая рота» выдвигался.
Cобчак: Вы бы?
Бондарчук: Я бы? А надо вспомнить, что рядом было, какие фильмы тогда выходили.
Cобчак: То есть вы не помните?
Бондарчук: Я не помню, я не могу сказать.
Cобчак: Вот смотрите, за последнее время, если мы посмотрим статистику, лучшие зарубежные фильмы на «Оскаре», становились фильмы с очень маленьким бюджетом, совершенно другие. В последний раз это фильм Ханеке «Любовь», фильм, снятый в одной квартире, про пожилую умирающую женщину. Фильм до этого – иранский фильм «Развод». Тоже картина малобюджетная. Нет ли у вас ощущения, что вот наша такая ставка на большое имперское кино, драматическое, она не очень правильная? Что если мы говорим о реальном выигрыше, то на «Оскаре», как правило, зарубежный лучший фильм, получают совсем другие картины.
Бондарчук: Нет, ну вы привели в пример Ханеке, да, но это совсем не так.
Cобчак: И «Развод» иранский. Хорошо вы помните имперский блокбастер, который получил «Оскар» как лучший зарубежный фильм?
Бондарчук: «Война и мир».
Cобчак: То есть на это равнение.
Бондарчук: Нет, не на это равнение, а вы спросили, я ответил.
Cобчак: А вы сравниваете для себя «Сталинград» с «Войной и мир»? Честно.
Бондарчук: Ну, это мой такой проект.
Cобчак: То есть это ваша «Война и мир»?
Бондарчук: Нет, еще нет.
Cобчак: Ваша «Война и мир» еще впереди?
Бондарчук: Я думаю да.
Cобчак: Но «Оскар» получите?
Бондарчук: Ксения, об этом вообще бессмысленно говорить, в …
Cобчак: Как это бессмысленно? Вы говорите, что вы сами бы себя даже выдвинули.
Бондарчук: Я пошел у вас на поводу из-за товарищеского расположения, я попытался честно ответить.
Cобчак: Почему? Гордость за свою работу это хорошо.
Бондарчук: Ну, вот я и попытался передать. Вы заводите меня дальше: «достоин, не достоин, а как вы думаете?», а я на эти территории вообще не хочу заходить, потому что А: думать об этом это не правильно. Никто об этом не думает. Тот, кто думает, ходит по городу и трындит, это психи.
Cобчак: Так все думают, ну, ладно, Федор Сергеевич.
Бондарчук: Получить желание. Я не поверю никому, кто не …
Cобчак: Каждый актер хоть раз в своей жизни стоял с этой статуэткой и говорил: «Thank you the academy, my mommy, my dad…..». Ну, это нормально.
Бондарчук: Ну, конечно, все говорили, но говорить здесь и говорить, что сейчас жизнь моя изменилась, и я встаю и засыпаю с этим ощущением – это не так, поверьте.
Cобчак: Вот мне один источник из администрации президента, очень влиятельный человек в культуре, перед тем как я готовилась брать у вас интервью, мы говорили о вас и о вашем фильме. Он сказал следующую вещь, цитирую, не буду говорить кто это, в кадре, буду таинственной, как и вы, но процитирую: «Я не люблю Бондарчука, и не люблю фильм «Сталинград», но я буду из-за всех сил болеть за него, чтобы он получил «Оскар», потому что это единственный шанс, чтобы главным режиссером страны стал, наконец-таки, не Никита Сергеевич Михалков, а Федор Сергеевич Бондарчук. И это мне понравится гораздо больше». Вот скажите, сделает ли «Оскар» вас главным режиссером страны? Как вы считаете?
Бондарчук: Нет, а я и не стремлюсь. Во-первых, это...
Cобчак: Потому вы уже лучший режиссер страны?
Бондарчук: Вот смотрите, вам надо, как мне говорить, во-первых, Никита Сергеевич…
Cобчак: Покраснели, Федор Сергеевич, наконец-то.
Бондарчук: Ну, мне неловко. Никита Сергеевич – уважаемый мной режиссер и человек, с ним связано мое детство, я дружу с его детьми, я не могу.
Cобчак: Так все говорят, но вы никогда не станните номером один, пока есть Михалков, это же очевидно.
Бондарчук: Я не стремлюсь номером один стать, я может номером один в мире стать, это да. Я не хочу, мне не нравиться это. Поверьте мне, в последние два года я делаю все от себя зависящее, чтобы уйти из любого пространства.
Cобчак: Любого пространства…?
Бондарчук: Из любого пространства появления у вас на передаче, руководства какими-то, благо я ими и не руковожу, никакими творческими объединениями.
Cобчак: Как это? А «Ленфильм»?
Бондарчук: Но «Ленфильм» - там есть генеральный директор Эдуард Пичугин, там есть общественные советы и редакторская группа.
Cобчак: Очень активно.
Бондарчук: Мне «Ленфильм» надо сделать и я его сделаю. Это мой личный вызов. Мне кажется, что я смогу это сделать через 2, 2,5, 3 года. Через три года я хочу сложить и передать ленфильмовцам полномочия…
Cобчак: Тогда из какого пространства вы выходите? Вы активно снимаете кино, вы выступаете, имеет открытую политическую позицию.
Бондарчук: Так вот из всего этого я хочу с удовольствием уйти и заниматься только кино. Я в отличной форме, я в невероятной форме. У меня мысли, я хочу их структурировать в голове, чтобы они занимались только моей профессией, остальное все меня отвлекает. Если потребуется что-то от меня в отчаянный, сложный момент, конечно, я пойду и буду защищать Родину. Но, честно говоря, я хотел бы заниматься кино.
Cобчак: Кстати, Михалков тоже часто говорит, что хочет заниматься кино. Но вы не можете как умный человек не понимать, что вас многие сравнивают. И в этом нет ничего плохого, потому что Никита Сергеевич один из великих режиссеров советских, те фильмы, которые он делал, навсегда останутся в нашей памяти. Многие вас сравнивают, что вы как раз то молодое поколение, которое может прийти на смену Михалкова.
Бондарчук: Вы говорите, что на смену Михалкова, на смену председателя союза кинематографистов.
Cобчак: Может быть, там станет лучше, когда придет туда человек типа вас.
Бондарчук: Там есть и другие, например, Леонид Верещагин может заниматься, это человек, у которого невероятная репутация среди кинематографического сообщества. Если вы спрашиваете меня, я не хочу приходить ни на какое место.
Cобчак: В вас видят человека, который говорит какие-то важные и достаточно вольные вещи, даже на съезде «Единой России». Мы все помним, что вы были одним из первых людей, который выступил с достаточно искренней и резкой критикой. Многие хотят видеть таких людей как вы, представляющих наше культурное сообщество. Разве нет?
Бондарчук: Я и буду представлять, надеюсь, и представляю.
Cобчак: Для этого надо активно занимать позицию, разве нет?
Бондарчук: У меня не активная позиция?
Cобчак: Вы сами только что сказали, что хотите уйти, чтобы кино заниматься.
Бондарчук: Вы же слышите то, что хотите слышать. Я говорю, что есть большое количество организаций, союзов, объединений. Я вас уверяю, что собирать вокруг и организовывать вокруг с собой молодых кинематографистов, помогая им в запуске, я имею уже сегодня объединение то, которое меня удовлетворяет и невероятно торкает, молодых, деятельных, талантливых, заблуждающихся и так далее. Мне невероятно интересно с ними и невероятно хочется им помочь. Я буду это делать.
Cобчак: По сути, это и есть ваш союз кинематографистов.
Бондарчук: Это мой союз кинематографистов. Да. Но я не хочу возглавлять. То, что я покраснел, это нормально, потому что мне неловко говорить, сравнивать, бороться за что-то, обсуждать Никиту Сергеевича, потому что я действительно к нему с большим уважением отношусь.
Cобчак: Да, но говорите вы как юный Никита Сергеевич, и в этом нет ничего плохого.
Бондарчук: Он меня знает с детства. У вас есть примеры, когда вы говорите о ком-то, кто был в вашей семье, что приходит…
Cобчак: Давайте без пафоса, скажите честно как вашему другу, а не журналисту вы бы хотели быть Михалковым?
Бондарчук: Знаете, быть Джоном Малковчием.
Cобчак: Хотите?
Бондарчук: Нет, у меня своя жизнь, своя судьба.
Cобчак: А такая любовь к патриотизму в последнее время в нашей стране, она вас пугает, огорчает? Будете ли вы как-то реагировать или бороться?
Бондарчук: Просто этим надо заниматься и заниматься надо талантливо. То, что патриотическим воспитанием надо заниматься в нашей стране… Мне не устраивает, мне больно, когда смеются при исполнении нашего гимна. Мне это больно. Больно. Я понимаю, что это обрамлено в некоторых событиях, это выглядит лубково, кондово, прямолинейно, плакатно.
Cобчак: А почему так все выглядит в основном?
Бондарчук: Потому что не все выглядит талантливо.
Cобчак: А есть ощущение, что это специально навязывается, ведь слова нашего президента читаются именно так – снимайте патриотическое кино, воспитывайте молодежь и создавайте духовные скрепы. Вот все и создают, как умеют, разве нет?
Бондарчук: Нет, он сказал, но другое дело - наша ответственность, как подхватили. Я был, сейчас в Министерстве культуры были устроены питчинги - это защита проектов, которые претендуют на государственную поддержку. Я видел одного режиссера, который вышел и сказал: «Вспоминая ваши слова, Владимир Ростиславович, он с какой-то папочкой вышел, вы сказали такую фразу, опираясь на этой фразе, мы предлагаем вам проект». Ну что тут говорить? Люди разные бывают.
Cобчак: Извините, что упоминаю, Михалков, и это я знаю точно, заставил один раз Владимира Ростиславовича ждать шесть часов на съемочной площадке, чтобы к нему выйти поздороваться, и это себе на съемочной площадке в нашей стране может себе позволить пока только Михалков. Вот вы бы хотели быть тем человеком, который может позволить себе заставить министра культуры прождать шесть часов под дождем на съемочной площадке?
Бондарчук: Где я, где министр культуры, Ксения Анатольевна.
Cобчак: Вы себе такого позволить не можете, вы выходите к начальникам сразу?
Бондарчук:Я не могу позволить так общаться с людьми. Опять же вы затягиваете меня прокомментировать. Я, во-первых, не знаю, был ли этот случай или нет, опять же вы затягиваете меня прокомментировать моего старшего товарища. Я буду краснеть, и мне будет неловко. Вот именно этого вы добиваетесь.
Cобчак: Задам один вопрос, мы прервемся в последний раз после него. Скажите, в фильме «Сталинград» есть духовные скрепы?
Бондарчук: Ксения Анатольевна, давайте вы прерветесь на рекламу, но пообещаете мне после рекламы объяснить, что это такое. И я вам отвечу, они есть там или нет.
Cобчак: Подождите, а вам кажется смешным это словосочетание? Почему вы улыбаетесь?
Бондарчук: У меня глаза улыбаются. Я смотрю на вас и …
Cобчак: То есть вы не знаете, что такое духовные скрепы?
Бондарчук: Я знаю, но вы мне объясните, что такое духовные скрепы.
Cобчак: Если вы знаете, то вам ненужно объяснять. Вы скажите, вы знаете ли нет? Если вы не знаете, я постараюсь объяснить.
Бондарчук: Эту же игру я первый затеял, я попросил вас. Если вам сложно, вы ответьте.
Cобчак: Нет-нет, интервью у вас беру я. Вы ответьте: есть ли в «Сталинграде» духовные скрепы.
Бондарчук: Я вас просил, вы можете мне в двух словах объяснить, что это такое духовные скрепы.
Cобчак: Я принципиально не хочу отвечать на вопросы в этой студии. Если вы знаете, что это такое, просто скажите, да или нет?
Бондарчук: Есть.
Cобчак: Какие духовные скрепы в фильме «Сталинград»?
Бондарчук: Нет, ваш вопрос был другой. Вы спросили меня, есть ли духовные скрепы в фильме «Сталинград».
Cобчак: Да, вы сказали есть. Поэтому следующий вопрос, какие. Если они есть, то какие? Это же логично, Федор Сергеевич.
Бондарчук: Это одна большая скрепа.
Cобчак: Нет, но я серьезно спрашиваю. Действительно, в фильме серьезная миссия. Вы сами сказали, что… вы как будто несерьезно относитесь к президенту, Федор Сергеевич. Я не могу в это поверить. Президент на полном серьезе, кстати, говорил про духовные скрепы.
Бондарчук: Я серьезно отношусь к президенту.
Cобчак: Он перечислил 12 важнейших тем.
Бондарчук: Вы знаете, что, я их не проштудировал.
Cобчак: Патриотизм, война, семья. Все эти темы есть в фильме «Сталинград».
Бондарчук: Патриотизм – что есть скрепа, что нет, я патриот. Поэтому все мое творчество этим пронизано.
Cобчак: Хорошо, на том заседании в Сочи вы были, правильно? Помните?
Бондарчук: Давайте я все-таки закончу. Патриотизм есть. Я патриот своей страны, и там это в «Сталинграде» есть. Педалируется это? Я не знаю. Но я… была ли скрепа, не была…
Cобчак: Вы сказали, что была, Федор Сергеевич. У нас все запротоколировано. Какая была?
Бондарчук: Если патриотизм – это скрепа, то там она есть.
Cобчак: Кроме патриотизма?
Бондарчук: Семья. Что еще? Любовь.
Cобчак: Семейные ценности, любовь, отвага.
Бондарчук: Любовь есть, отвага есть. Еще что?
Cобчак: Вы были в Сочи на совещании с президентом, вы должны знать, какие там духовные скрепы.
Бондарчук: Он на этом совещании не обозначал все скрепы.
Cобчак: То есть он только часть обозначил?
Бондарчук: Да, но если вы мне подскажите еще какие нам скрепы, я отвечу.
Cобчак: Федор Сергеевич, вы ведущий режиссер нашего времени, а я скромная телеведущая не федерального канала причем. Вы просто надо мной издеваетесь.
Бондарчук: Нет, Ксения Анатольевна.
Cобчак: Вы можете мне объяснить, как юному поколению, что такое духовные скрепы? Вы заставляете меня цитировать Путина. По какому праву?
Бондарчук: По праву… Я у вас в гостях. Мы с вами ведем беседу.
Cобчак: И вы отвечаете на мои вопросы.
Бондарчук: Да. Я вам не могу не задавать никаких вопросов. Просто, наверное…
Cобчак: Есть запрос со стороны Путина, какое должно быть кино. Насколько вы четко следуете этому запросу?
Бондарчук: Обращение Владимира Владимировича, наверное, к молодым кинематографистам, отправляя их в путь. А я со своими скрепами как-то буду жить, как жил раньше.
Cобчак: То есть он вам не указ?
Бондарчук: Нет, я прислушиваюсь к своему президенту. Но я прислушиваюсь, это художнику странно. У меня своя скрепа.
Cобчак: Я хочу теперь спросить у вас, как бизнесмен бизнесмена. Вы считаете правильно, что на рынок теперь будут поступать не те фильмы, которые, может, больше всего востребованы у публики, и которые принесут больше всего сборов…
Бондарчук: А кто вам сказал?
Cобчак: А которые заказаны, потому что там скрепы.
Бондарчук: А кто вам сказал, что те фильмы, которые вы ждете, не будут поступать к зрителю. И почему вы думаете, что не существует баланса? Можно привести примеры. Приведите пример тотального нашествия духовных скреп, к чему я на самом деле не против, если это талантливо сделано, почему это не снимать?
Cобчак: А я вам скажу. На этот вопрос я вам отвечу, потому что у чиновников, к сожалению, есть такое понятие, как вкус.
Бондарчук: Согласился. Я понимаю, о чем вы говорите.
Cобчак: И этот вкус, навязанный обществу, имеет разрушительные последствия.
Бондарчук: Я вам скажу так (так как я знаю все, что запускается в работе, все кино, которое производится у нас в стране или в задумке, я про него знаю все, вот поверьте): когда возникнет ситуация не дай Бог, я думаю, что не возникнет, обсуждать ту ситуацию, о которой говорите вы, тогда можно поговорить. А мы здесь сидим для того, чтобы этого не возникло. У вас передача-предупреждение.
Cобчак: Нет, я, наоборот, хочу, чтобы возникло, но с вашим участием. Вот если бы вы отбирали эти фильмы. У вас есть вкус.
Бондарчук: Ну, вот, надеюсь, нас услышат. Об этом общество только и кричит, потому что это фраза всех взбудоражила. Это такое все открытое. Я не представляю, как в сегодняшнем нашем мире это возможно. Безвкусица, пошлятина и бездарность под надписью «это патриотическое кино» и так далее.
Cобчак: Вы считаете невозможно сейчас?
Бондарчук: Возможно, и благо те два примера, которые я знаю, на которые напоролись… я просто сам слышал и сам присутствовал на защитах этого проекта, когда говорили: «Этот фильм нам очень нужен, он патриотический, будет посвящен Отечественной войне 1812 года».
Cобчак: Федор Сергеевич, разве можно в век интернета, когда есть интернет-телевидение, спутниковое телевидение, возможность смотреть фильмы со всего мира, можно ли конкурировать с этим интересным, развлекательным и бесскреповым продуктом, выходя с идей патриотического кино, которое не всегда поддержано должным качеством? Я сейчас имею в виду не вас и не каких-то других людей. Но то, что производится из этих посылов, не всегда талантливо и безвкусно зачастую.
Бондарчук:Если бы вы меня не прерывали, я бы закончил эту историю, с одной стороны, про картину 1812 года, и, с другой стороны, нашего первого космонавта. Только слепой не говорит, тыкают пальцами и говорят: это плохо. Больше примеров я не знаю.
Cобчак: «Легенда 17» хорошее кино?
Бондарчук: Да.
Cобчак: То есть вам оно нравится?
Бондарчук: Да. «Легенда 17» - это спортивная тема, которую с советских времен никто не делал. Хорошее кино, эмоциональное.
Cобчак: Почему никак не наладиться система финансирования фильмов? Что происходит? Почему все время меняются правила? Это уже становится абсолютным анекдотом, потому что каждый год придумываются новые условия этого финансирования. Фонд кино, потом что-то еще…
Бондарчук: Ксения Анатольевна, я вам не скажу, почему они меняются, потому что мы сами уже устали. Они действительно меняются из года в год, и все от этого устали.
Cобчак:Но вы дружите со многими сильными мира сего, вы не последний человек в российском мире культуры. Неужели вы лично не можете на это повлиять, и как вы можете об этом не знать? Вы устали - верю, вы не знаете- не верю.
Бондарчук: Я не знаю, почему они меняются?
Cобчак: Да.
Бондарчук: Знаю. Я не знаю, почему этот процесс не оканчивается.
Cобчак: Кто мешает, что мешает конкретно, чтобы эти процессы как-то устаканились?
Бондарчук: Подождите, там было два вопроса и один из них интересный. До этого что вы спросили?
Cобчак: Я спросила: почему все время меняется система финансирования.
Бондарчук: Я сначала сказал, что все устали от этих изменений, да, это действительно так.
Cобчак: Почему вы не можете влиять?
Бондарчук: Я пытаюсь влиять. Я пытаюсь говорить, что… Хотите повторю, что говорю? Это узкий, специальный характер разговора. Почему я могу объяснить, курировал культуру и кинематограф Сурков- одна команда, ушел Сурков, пришли другие люди- другая команда. последующая команда принесла свои новые правила. Фонд кино работает меньше трех лет, показатели эффективности не устроили, давайте менять и так далее. Мы бежим вперед и пытаемся все изменить, не подождав определенного времени. Это только два из сотни составляющих, которые я сказал, которые связаны, просто на поверхности. Кинематографисты производители страдают от этого, страдают в первую очередь, что при стабильной системной государственной поддержки, хотя бы стабильной, можно сделать рыночные взаимоотношения. У нас в картинах они не 100%, и про Сельянова я говорю, и в 3D, это совсем не 100% финансирование. Мы можем работать с частными деньгами, но при какой-то стабильности.
Cобчак: Правильно ли я понимаю, что была команда Суркова и его команда с Фондом кино, и свернули эту идею из-за того, что ушел Сурков, и пришли другие люди? Из-за этого была такая история, Володин придумал другую систему?
Бондарчук: Фонд кино не свернули, начали возвращаться к системе возвратных денег
Cобчак: То есть систему поменяли.
Бондарчук: Не систему поменяли, а правила.
Cобчак: Ну да, раньше раздавали мейджором, потом решили поменять.
Бондарчук: Сейчас тоже создают мейджером, потому что существуют показатели эффективности…
Cобчак: Придумали какие-то еще модные…
Бондарчук: Пришли сейчас возвратные деньги, сейчас деньги возвращают.
Cобчак: То есть та система, на ваш взгляд, была эффективнее?
Бондарчук: Да нет. Картину делают полтора-два года минимум. Любые студии, любые продюсеры начинающие, какие угодно, они перспективу планируют хотя бы на года три жизни своей картины, прекрасно понимая, что им еще встать надо на место, которое полностью заполнено. Поэтому все эти изменения касаются в результате и договоренности с теми же привлеченными деньгами и так далее. Рушится нормальная производственная линейка. Я надеюсь, что сейчас хоть какое-то время мы спокойно поживем.
Cобчак: Хочу спросить по поводу одной интересной фигуры – Иван Демидов. Он в этой цепочке профессиональный человек, в этой пищевой цепочке, какую он имеет роль?
Бондарчук: Вы же знаете, что Иван Демидов пришел из телевидения.
Cобчак: Да. Вы с ним часто сталкиваетесь?
Бондарчук:Я с ним не часто сталкиваюсь.
Cобчак: Его уход- это удар?
Бондарчук: По кому?
Cобчак: По культуре, по кинематографу?
Бондарчук: Удар? Нет.
Cобчак: Он был профессиональным человеком?
Бондарчук: Он профессиональный человек, он стремительно все изучал. Он не ушел, он перешел, насколько я знаю, в другой департамент. Он занимается какими-то другими вопросами.
Cобчак: Фольклором.
Бондарчук: Я не знаю, Ксения. Может быть.
Cобчак: Наше интервью, к сожалению, подходит к концу.
Бондарчук: Нет.
Cобчак: Хотите еще?
Бондарчук: Объясню, в конце вы назвали меня Федором.
Cобчак: Федор Сергеевич, простите, сорвалась.
Бондарчук: Так нет, я подумал, что мы наконец-то нашли… Я бы еще с вами поговорил. О чем вы хотите поговорить?
Cобчак: Спасибо, Федор Сергеевич. Расскажите, о ком из современных политиков вы бы хотели снять фильм? Такой мощный байопик, как вы умеете.
Бондарчук: Я байопик не умею снимать. Я, наверное, умею, но я их не снимал. Дайте подумать. О Суркове.
Cобчак: О Суркове?
Бондарчук: Да.
Cобчак: А кого вы бы взяли на роль Суркова?
Бондарчук: Я не знаю. Я бы снял … Наверное, много ярких фигур. Из нынешнего времени?
Cобчак: Да.
Бондарчук: Меня волнует, но не политическая фигура.
Cобчак: А кто?
Бондарчук: Перельман.
Cобчак: Тем, что бессеребренником оказался?
Бондарчук: Этот шаг можно разбирать и вообще…
Cобчак: Вам сложно понять, почему человек отказался…
Бондарчук: Мне можно понять, мне хочется разобраться. Если перевести на плоскую кинематографическую, мне кажется, это жутко интересно. По тем небольшим фотографиям, которые я вижу в сети и маленьким подсмотренным кадрам, это невероятно, это магнетизм. Это мне очень интересно.
Cобчак: Уже есть похожий фильм- «Игры разума», почти про Перельмана сняли.
Бондарчук: Да, но там все-таки Гарвард, да? Принстон.
Cобчак: Да, но с другой стороны, про Суркова тоже сняли- «Адвокат дьявола». Уже есть. А вот про Кадырова?
Бондарчук: Про войну в Чечне я бы снял.
Cобчак: Про Кадырова-младшего или про Кадырова-старшего?
Бондарчук: Нет, про войну в Чечне, я бы не снял, потому что и потому что… Мы с вами договорились, что я попробую организовать, чтобы вам самой не позвонить.
Cобчак: Да он не приходит, я уже просила.
Бондарчук: Сюрприз.
Cобчак: Последний вопрос: ваш любимый фильм о войне?
Бондарчук: «Они сражались за Родину», «Судьба человека».
Cобчак: А почему тогда ваш фильм вы снимаете принципиально в другой манере?
Бондарчук: Это возвращаясь к вопросу Никиты Сергеевича. У меня своя жизнь и я хочу ее прожить… У меня свое кино, я пытаюсь делать кино, основываясь на работах того же моего отца, но я хотел бы выработать путем моих ошибок все-таки свой киноязык. Художественная школа, которую я закончил, я сам понимаю, что я визионер, картинка довлеет надо мной. А иногда я могу бороться за визуальное решение картины в большей степени, нежели за содержательное. Я это признаю, но я все-таки хочу дойти до своего киноязыка, чтобы посмотреть картинку и сказать, что, по-моему, это Бондарчука.
Cобчак: Как вы думаете, когда-нибудь через 30 лет молодой режиссер, сидя в этом кресле, скажет, что я хочу, чтобы моя картина была похожа на «Сталинград» Бондарчука?
Бондарчук: Конечно, я мечтал бы об этом.
Cобчак: Я вам этого желаю. Картину «Сталинград» вы можете посмотреть с 10 числа во всех кинотеатрах страны. Это подарок вам.
Бондарчук: Спасибо, а можно я открою?
Cобчак: Да, конечно. Я хоть и не Путин, но мне кажется, если бы вы сняли … Я знаю, что вы снимались в этом фильме как актер у другого режиссера. Но если бы вы сняли …
Бондарчук: Наверное, про Березовского.
Cобчак: Нет. Если бы вы сняли фильм по этой книге, мне кажется, это действительно могло бы стать настоящей духовной скрепой для нашего общества.
Бондарчук: Спасибо, это Михаил Булгаков «Белая гвардия». Я играл Шполянского.
Cобчак: Не хотите снять свою «Белую гвардию»?
Бондарчук: Хочу. Наверное, это не получится, но если говорить о произведениях, я, во-первых, в невероятном приятии, признании картины Сергея Олеговича Снежкина, но я и «Тараса Бульбу» хочу снять.
Cобчак: О чем следующий фильм?
Бондарчук: Не скажу. Я надеюсь, что будет маленькая картина, я имею в виду маленькая без сложных…
Cобчак: Маленькая?
Бондарчук: «Код Дурова».
Cобчак: Не может быть у Федора Бондарчука чего-то маленького.
Бондарчук: Будет.
Cобчак: 50 миллионов долларов всего?
Бондарчук: Нет, «Код Дурова» на фотоаппаратах.
