«Эпоха большого распада». Историк Сергей Медведев о том, почему Россия не станет Беларусью, власть боится антипрививочников, и когда ЛГБТ всех победит

Всем привет, дорогие друзья! Это «Политика. Прямая линия» на телеканале Дождь. Меня зовут Анна Немзер, и у нас сегодня в гостях Сергей Медведев, историк, писатель, профессор Свободного университета. Здравствуйте!

Здравствуйте!

Спасибо большое, что вы с нами. Вы знаете, мы договаривались, что мы поговорим про то, что происходит в обществе в связи со всякими антиковидными мерами, и про антипрививочников, с одной стороны, с другой стороны, мы договаривались поговорить о решении ЕСПЧ о легализации однополых браков и о том, как Россия к этому относится. Я сейчас задам первый вопрос, который неожиданным образом это все объединит.

Смотрите, я смотрела ваш стрим на телеканале Ostwest, где как раз шла речь о том, как… Вы сравнивали, как российское общество и немецкое общество реагирует на всякие антиковидные меры. Вы довольно жестко говорили о российском обществе.

В комментариях адок такой был, да.

Я не хочу присоединяться к адку ни в коем случае, но я хочу задать такой вопрос. Вы говорили, действительно, о некотором желании всегда всех ― в эфире надо будет сказать «перехитрить и обмануть».

Человек лукавый, как говорил Ливанов в свое время.

Да. Значит, о том, что это одновременно с тем не является свидетельством никакой свободы и так далее, и так далее.

Тут я делаю некоторый шаг и перехожу к ЛГБТ-теме. И знаете, я хочу сказать, что у меня есть некоторый личный страх. Я гораздо больше, чем прямых откровенных гомофобов, боюсь людей, которые говорят: «Я сам не гомофоб, да пожалуйста, ради бога. Но общество такое дикое, такое дикое, что нам нужно не сейчас, нам нужно двести лет еще». И это то, что Путин говорит, это его прямой текст: «Я за, но у нас страна очень тяжелая в этом отношении, не поймут, не поймут». Я очень боюсь этой постановки вопроса.

Соответственно, вы понимаете, к чему я это так свожу. Действительно, разговор про то, что, значит, дикий глубинный народ, еще и хорошо воспитанный Достоевским, теперь вот так инертен, ригиден и ни на какие изменения не пойдет, никакие правила человеческие не примет, ― это, конечно, очень сложный для меня разговор. Я немедленно это хотела обсудить, с первых же минут буквально.

Государство у нас для этого есть, да. Как говорится, Путин ― единственный в России европеец. На что государство? Чтобы, значит, народ потихоньку направлять в русло, с одной стороны, прививаться, с другой стороны, терпеть ЛГБТ, признавать однополые браки, говорить: «Ребята, это норма». Это такое, скажем, идеальное государство. Наше государство не делает ни того, ни другого, но, в принципе, да, я за то, что здесь должно на себя некую передовую, просветительскую и модернизационную функцию брать государство.

Оно должно брать на себя просветительскую функцию или, по крайней мере, оно не должно брать на себя функцию…

Репрессивную.

Репрессивную и антипросветительскую, может быть, потому что…

Да, здесь разные немножко вещи. Мне кажется, что то, что государство наконец соблаговолило сделать с прививками, да, потому что общество у нас сословное, государство у нас корпоративное, и надо было, собственно, как прививки начались, надо было построить людей, как на путинги эти, по корпорациям: вот тут ЖКХ, тут учителя, тут врачи, ― и направить шеренгами в прививочные пункты. Когда нужно голосовать, государство это делает, когда нужно прививаться, государство зачем-то, значит, это жевало, все это глотало в течение почти семи-восьми месяцев и наконец кое-как со скрипом начало отдавать приказания.

Так что это с одной стороны. С другой стороны, то, что касается однополой темы и так далее, здесь государство, по идее, должно было бы, так сказать, следовать конституционному принципу. Правда, у нас Конституция теперь немножко странная.