Всем привет, дорогие друзья! «Политика. Прямая линия» на телеканале Дождь. Меня зовут Анна Немзер, и сегодня у нас на связи по скайпу Владимир Пастухов, научный сотрудник University College of London. Владимир Борисович, спасибо, что вы смогли к нам присоединиться!
Мы буквально захватываем очередной исторический момент, потому что идет серия переговоров России с США, серия переговоров России с НАТО, и вот сейчас я буквально прервала для того, чтобы прийти в эфир, просмотр пресс-конференции генерального секретаря НАТО Йенса Столтенберга, который рассказывал, собственно, подводил итоги, рассказывал о том, как прошли переговоры России и НАТО.
И надо сказать, что при абсолютном каком-то ощущении цугцванга от всех этих переговоров и от того, что практически каждый аналитик говорил такую фразу, что в этих переговорах важен сам факт этих переговоров, важно то, что хотя бы разговаривают, что хотя бы сели за стол, в остальном никакой почвы для компромисса никто практически найти не мог. Тем не менее сейчас выходит Столтенберг, и у нас есть одна новость как минимум интересная, как минимум неожиданная: Россия и НАТО восстанавливают работу своих миссий в Москве и Брюсселе.
Я первым делом хотела вас спросить про эту новость. Как ее воспринимать, как нам про это думать? Как вы это услышали?
С моей точки зрения, эта новость не выбивается из той траектории, которую вы перед этим обрисовали, потому что восстановление… Разрыв этой линии был, с моей точки зрения, глупостью с обеих сторон. Восстановление этой линии ― это некоторый ритуальный шаг, который стороны решили совершить. Он ничего не говорит о том, возможен или невозможен компромисс.
Но в реальности я должен сказать, что и обрисованная вами траектория мне кажется не такой однозначной. То есть в реальности компромисс возможен всегда и везде. В реальности есть две абсолютно разных темы. Есть реальная тема безопасности, где есть о чем поговорить и где образ врага, как ты его себе нарисовал, не имеет никакого значения, поскольку это очень внятная, понятная тема, чувствуешь ли ты себя защищенным и какие гарантии тебе предоставляют. И есть отдельная тема стремления Москвы добиться сейчас путем динамичной дестабилизации ситуации в Европе изменения того статус-кво, который Москву не устраивает.
Так вот, если мы говорим, собственно, о безопасности, то я не вижу здесь игры с нулевой суммой, поскольку для ядерных держав одинаково выгодно, чтобы этот градус был понижен. А в том, что касается агрессивного стремления России изменить статус-кво и закрепить какие-то свои особые права, угрожая силой, создавать вокруг себя зоны лимитрофов, то есть таких зависимых буферных государств, ― здесь, мне кажется, компромиссов достигнуть достаточно трудно, потому что другой стороне не совсем понятно, на какой точке аппетиты России будут ограничены.
Мне очень важно, в какую сторону пойдут эти переговоры. Запад пытается пустить эти переговоры по понятному руслу контроля над вооружением и гарантий безопасности. Если Россия всерьез пойдет по этому руслу, компромисс, в принципе, может быть достигнут. Если Россия будет использовать эти переговоры как часть той гибридной политики, которая направлена на восстановление имперского влияния России на постсоветском пространстве и даже дальше, то, боюсь, что компромиссы достигнуты не будут.
Вы знаете, да, конечно, этот цугцванг и невозможность компромисса, действительно, касались только одной… Я бы даже не назвала это частью проблемы, одного блока проблем. В отношении ядерной безопасности действительно мы видим, что какие-то переговоры идут, и то, что происходит сейчас, уже не первый подступ к этому предмету разговора. Сейчас НАТО готово обсуждать с Россией взаимные ограничения в отношении ракет.
Действительно, ситуация казалась нерешаемой ровно в той части, где Россия требовала от НАТО гарантий, значит, как там это говорилось в исполнении Сергея Рябкова, пуленепробиваемых, водонепроницаемых, железобетонных гарантий, что ни Грузия, ни Украина никогда не станут членами НАТО. Тем самым Россия как бы говорит: могли бы вы, дорогие коллеги, например, обнулить договор, который был составлен в 1949 году и который прямо заявляет, что любая страна может выразить желание стать членом НАТО и НАТО будет рассматривать эту заявку, будет принимать, если эта страна будет соответствовать определенным критериям?
Это казалось мне каким-то вопросом нерешаемым. И параллельно с тем, что обсуждение ядерного оружия вроде бы идет более или менее конструктивно, здесь по внешней риторике, по тому, как звучат все пресс-конференции после переговоров, у меня не было ощущения, что какой-то сдвиг куда-то возможен, потому что НАТО продолжает говорить, что есть законы, которые мы соблюдаем, есть наши принципы, есть наше кредо, а Россия продолжает говорить про свои железобетонные гарантии. Как быть с этим и правильно ли я вас поняла, что с этой точки зрения это восстановление работы миссий не является никаким принципиальным шагом, это некоторая ритуальная форма?