«Черная полоса Путина»: Батьку не купить, проигрыш в «нормандском формате», спортсмены не простят новый допинг-скандал

Ему было интересно, у него горели глаза. Он любил жену. Вот мне госпожа Батурина не нравится, а он ее любил, он ее на самом деле любил, понимаете. Он на нее смотрел, вот я один раз это видел, один раз был на одной тусовке, где они были оба, вот он на нее так смотрел, понимаете, вот любая женщина, да и любой мужчина хочет, чтобы на него так смотрели. Понимаете, вот он на нее так смотрел. Он был живой. Он был обидчивый, он обижался, что-нибудь журналисты про него напишут, он обижается. Дальше эту обиду он реализовывал абсолютно криминальными методами, с помощью совершенно «карманных» судов, но это было живое человеческое чувство. Понимаете, в сравнении с этими ребятами, которые совершенно плиткой закрытые, бордюрчиками, там вообще жизни не видно, понимаете. Причем это не только Собянин, почти все они такие сейчас, вот почти все.

А у меня с ним был личный опыт. Мы были шапочно знакомы, потому что когда я был членом правления РАО «ЕЭС России», я многих начальников знал. Но это было чисто шапочное знакомство. А потом, уже в партии «Правое дело», в 2008-2009 году, я пытался раскачать партию на антилужковскую позицию. Мне казалось, во-первых, это правильно, по сути, а во-вторых, это было правильно, так сказать, политтехнологически. Мне так казалось. Но там было слишком много народу, ориентировавшегося на Кремль, у меня это не получилось, и в результате я вел эту войну один фактически. Я там что-то такое говорил, он обижался, отвечал периодически. Несколько раз мы с ним судились, с понятным результатом. И вот последний суд был, я разумеется, его проиграл, 50 тысяч рублей мне присудили за ущерб его чести и достоинству.

Это год, например, 2008-2009, перед отставкой?

Это перед отставкой, да. Я, естественно, написал, что 50 тысяч рублей его супруга зарабатывает тяжелым честным трудом за сколько-то секунд, что я ценю свою честь дороже, а если он ценит за несколько секунд работы свой жены, то ему виднее, в конце концов. Дальше мы стали ждать судебных исполнителей, потому что ну что без судебных исполнителей платить. Приготовили коробку вот такую вот, собирались на Пушкинской площади встать, собирать монетки, именно монетки, 50 тысяч монетками собрать, а потом под камерами отвезти в банк. В общем, сделать с этого перформанс. А тут Юрия Михайловича снимают, за утрату доверия. И вся эта сволочь, которая ела у него с руки, тут же стала от него отбегать, совершенно омерзительно, вот абсолютно.

Да-да, это…

А он, надо сказать, вел себя как настоящий мужчина, он держался очень здорово. Это тяжелый момент, я его видел там на одном заседании, когда уже все шло, понятно, совершенно он просто ну великолепно. И когда все это началось, я взял, без всяких политических расчетов, просто так, написал ему письмо. Правда, оно было открытым, но ему тоже передали. Написал ему письмо, смысл такой, что мы с вами противники, я требовал суда за все, что вы сделали, и требую, и буду требовать и так далее, но вот в этой ситуации, в этой тяжелой ситуации, я хочу отметить, что вы ведете себя очень достойно, я вам желаю сил пережить этот тяжелый период вашей жизни, он наверняка не последний будет, еще многое другое, а вся эта шваль, которая вокруг, шваль она и есть шваль. Вот такой вот текст, примерно. Ну ладно. Дальше произошло два события. Через одного нашего общего знакомого он мне передал спасибо, это ему передали. Самое смешное было потом, что случилось то, чего не случилось. Судебные исполнители не пришли.

Я ждала этого.

То есть я получил гонорар 50 тысяч рублей за это письмо. Он живой был человек, понимаете, он был действительно живой человек. И земля ему пухом.

Земля ему пухом. У нас есть звонок от Татьяны из Санкт-Петербурга. Татьяна, здравствуйте, вы в эфире, говорите, пожалуйста.

- Добрый вечер. Я сначала хочу поздравить либеральную интеллигенцию, что появилась новая политическая звезда в лице Георгия Сергеевича Жукова. И раз звезда появилась, значит, это кому-то надо. Мне кажется, раскручивал это господин Венедиктов для того, чтобы послужить власти и отодвинуть Навального, затмить Навального. Это первый вопрос, права ли я. А второй вопрос, в субботу была передача на «Эхе» Ганапольского, и там был задан вопрос, если бы выборы президента были завтра, за кого бы вы проголосовали, за Жукова или за Навального. Результат меня, правда, удивил, что 45% за Жукова и только 55% за Навального. Вот в эти проценты, 45%, это вложена обида либералов за то, что Навальный не хочет создавать коалицию вместе с ними, или причина в чем-то другом? Спасибо.

Спасибо.

Вы знаете, мне очень симпатичен Егор Жуков, просто как парень, но это не значит, что я согласен с тем, что он говорит. Он сказал разные вещи там, но это, какая разница. К этом опросу серьезно относиться не надо, ну не стоит относиться серьезно к этому опросу. А важно вот что. Уж не знаю, у кого какие мотивы, но то, что на нашем фланге появляются разные люди, это хорошо. Это в любом случае хорошо, не потому, что Жуков хороший, а Навальный плохой, вот нет, не поэтому, а потому, что должно быть много, должна быть конкуренция. Не должно быть монополии, ни у кого, даже у самых лучших. Михаил Александрович Федотов, отправленный недавно в отставку с поста СПЧ, он как-то сказал, пошутил, что подлинная абсолютная демократия это абсолютная власть подлинного демократа. Вот этого быть не должно, понимаете, вот должна быть всегда конкуренция. И это очень здорово. И Егор, по-моему, очень перспективный парень. Ему всего 21 год, слушайте, он еще, у него большое будущее, я надеюсь. Кстати, не только Егор появился на поле, за это лето появилось на поле очень много людей. Слушайте, кто знал этих ребят, которые бились за московскую Думу, которая вообще была вроде как никому не нужна? А они оказались есть. Кто знал, помимо специалистов, либертарианскую партию? А они митинги какие собирали! А люди, которые держат сейчас Шиес, протест в Шиесе? Это же вообще какой силы люди! А те, кто выиграли противостояние в Екатеринбурге, тоже ведь. Понимаете, что удивительно, и что очень важно, все вот эти вот, я бы с Екатеринбурга вел, храм-сквер, новейший этап нашей истории политической, вот на всех точках тон задавали люди, не имеющие никакого отношения к существующим политическим структурам, ни к «Яблоку», ни к груше, ни к КПРФ, вообще ни к кому. Лидеры этих местных структур, они, может, если смело и появлялись на площади, но не сразу. Это не они организовали, то есть пошел процесс самоорганизации. И я думаю, что у нас впереди новая оппозиция, новые оппозиционные структуры, а старые…

Сейчас про старые все-таки поговорим, пока они еще с нами, старые оппозиционные… Знаете, давайте я спрошу про старые провластные структуры, давайте с этого начнем.

Давайте. Из уважения.

Владимир Путин тут поездил по разным странам, поговорил, нигде ни с кем не договорился. Не договорился ни в Белоруссии, ни относительно Белоруссии, прошу прощения.

Батька к нему.

Да-да, относительно Белоруссии. Ни визит в Париж и встреча «нормандской» четверки тоже как-то в общем особенно ничем не закончилась. Или с вашей точки зрения все-таки какие-то результаты есть? Потому что по ощущениям в обоих случаях было сказано, что мы to be continued, что называется, разговор продолжается.

Мне кажется, что у Владимира Владимировича вообще какая-то черная полоса пошла, потому что еще один удар это ВАДА, естественно.

Ну, тут у нас все вместе, не знаю, с чего начинать, что называется.

С Белоруссии. Смотрите, я просто завтра туда поеду как раз, на дискуссию о наших перспективах, нашего братства. С Белоруссией что получается, не удается ему Батьку сломать, вот не удается, Батька держится пока. Это не значит, что Батька и будет держаться. Причем, смотрите, Батька же на самом деле очень умный человек, очень. Смотрите, пока он был в России, там у него протесты, портреты рвут, еще чего-то. А Батька что, не умеет разгонять? Я один раз был, присутствовал, участвовал в том, что он разгонял. В общем, ничуть не хуже, чем наши. А он не трогает. Значит, понятно, он Владимиру Владировичу говорит, Вова, ты видишь, что у меня происходит, я не могу. Я бы рад, я тебя люблю, я тебя искренне люблю, я бы под тебя лег прямо вот сейчас, а вот нет, не могу. То есть Батька явно не хочет. А общество белорусское тоже не хочет. Самое смешное, бизнес белорусский тоже не хочет, потому что углубление какой-то интеграции с Россией, не только объединение, объединение вообще крах, это означает, что на них переходят наши риски. На них переходит наша токсичность, как теперь модно говорить. На них переходит, а оно им надо? Они вот так балансируют между нами, лобстеров белорусских поставляют, еще что-то такое, вообще там масса всяких возможностей. Конечно, Батька хочет получить и это дешево, и это дешево, и это дешево, но ложиться под Владимира Владимировича он не хочет. А это значит, понимаете, что вряд ли Путин начнет новую войну ради этого, особенно если он с Батькой не договорится, потому что там вообще, не дай бог, там столько народу поляжет, это настоящая война будет. Не дай бог. Но Путин не может на это пойти, понимаете. Вся его поддержка его международных авантюр, я это так называю, типа Донбасса или Сирии, она основана на том, что наши граждане считают, что это за бесплатно, что нет жертв. На самом деле жертвы есть, не случайно, что они их засекречивают. Но пока вот я, например, не знаю ни одной семьи, которая потеряла бы сына в Украине, или в Сирии или в Центральной Африке. Я не знаю таких людей, вы, наверное, тоже пока не знаете. Когда была война в Афгане, когда была война в Чечне, мы все знали. Вот много или мало, это не цифра. Много или мало, это знаю ли я, как гражданин, вот в соседнем подъезде похороны, вот это много. Значит Путин не может на это пойти, а это очень для него серьезно, потому что это проблемы 2024. Я думаю, что с Белоруссией у него вряд ли что получится. Я даже не понимаю, Батьку ведь не купишь уже. Батьку не купишь. Во-первых, Батька не бедный человек, надо полагать, несколько штучек миллиардов у него наверняка где-то там закопано в огороде. А кроме того, Батька сейчас царь, а ему скажут, нет, ты будешь не царем, а заместителем царя, а это как-то…

Не интересно.

Не интересно, да. Поэтому вряд ли Батька на это дело пойдет. Что касается «нормандской» встречи, в Париже, которая была, то мне кажется, что Владимир Владимирович ее проиграл. Смотрите, почему, там совершенно четко было три против одного. Там не было такой ситуации, что вот есть Россия, есть Украина, и вот два посредника уважаемых, которые пытаются, ребята, ну кончайте дурью маяться, давайте договариваться. Это как бы задумано же было именно так. Нет, там есть три человека, три европейца, и один от Московии. Это уже плохо. Меркель публично поддержала Зеленского в очень важном моменте, когда Зеленский сказал, сначала граница, потом выборы, а Путин сказал, а вот в Минских соглашениях написано не так, а Меркель сказала, ну и что, ну и написано, это что, камень, что ли, перепишем. Вот, это очень серьезный, как мне кажется, был удар. Зеленский очевидно выигрывал, по энергетике, по всему. По-видимому, Путин плохо себя чувствовал, не знаю, вот эта походка, о которой все говорили. Кроме всего прочего, это же непрофессионализм, конечно, дикий совершенно, ну, скажите, ну как можно было, ну вы же журналист, как можно было допустить, чтобы сняли шесть охранников в туалете? Ну что это такое вообще? Понятно, что это не твой кремлевский пул, которому ты велишь, что снимать, что не снимать, это независимые люди, они хорошо свою работу сделали, весь мир животики надрывает по этому поводу, русский царь с охраной ходит в туалет. Но жутко непрофессионально. И еще одна вещь. Понимаете, собственно говоря, они ни о чем не договорились, на самом-то деле. Они договорились продолжать договариваться. Ну, давайте здесь прекратим огонь. Они уже сто раз договаривались прекращать огонь. Я не вижу, может быть, это кадром, может быть, тайна, они договорились о механизме имплементации того, о чем они договорились. Может быть, но вряд ли. Поменять пленных.

Вот, обмен всех на всех разве что.

Ну, всех на всех невозможно, потому что, что такое «всех»?

Невозможно.

Вот у нас с вами пленные. Я вам даю список, говорю, вот отдай мне вот этих. А вы мне говорите, вот этого, этого и этого у меня нет, я вообще не знаю, кто это такие. И чего я делаю? Я начинаю махать руками. То же самое, вы мне даете список, я говорю, не, я вообще не знаю, кто это такие. То есть это вообще очень сложный процесс, он долго будет продолжаться. Но, допустим, дай бог, чтобы к Новому году люди, и наши, и украинцы, были дома. Я вообще считаю, что наши, которые у них сидят, они такие же жертвы войны, в основном, как и украинцы. Потому что даже те, которые, по дури, по всему поехали туда воевать добровольно, наши «отпускники», «трактористы» и прочие, конечно, это преступление, конечно, этого нельзя делать, но знаете, сидеть в тюрьме враждебного государства сильно нехорошо. Оказались в Украине наши сограждане, если они нарушили законы, давайте их судить. Но за них надо заступаться, их надо защищать, их надо перетаскивать к себе обязательно, их нельзя бросать. Посмотрите, украинцы бьются за своих, нашим плевать, прошлый обмен.

Да, это мы видели. Это было наглядно.

Так что получается, Зеленский получил то, что ему очень надо, для него, для его администрации. А Путину это что? Что, Путин приехал, сказал: «Ребята, я победил! Я забрал наших пленных, заберу сейчас и так далее». Да плевать ему на наших пленных. И ты ничего не говорил, ты же ничего не говорил про наших пленных, что ты сейчас радуешься. Он и не радуется. Поэтому я думаю, что выиграл Зеленский.

Звонок у нас от Геннадия из Кемерово. Геннадий, здравствуйте, вы в эфире, говорите, пожалуйста.

- Здравствуйте. Когда Путин приходил к власти, его одна из первых, мне кажется, задач была, бывшие советские республики, как бы сделать буферную зону, и сделать их своими. В результате, вот прошло двадцать лет, с Грузией, можно сказать, крест, с Украиной крест, Белоруссия под большим вопросом. И кстати, мне кажется, он даже из-за этого гимн Глинки поменял на гимн Советского Союза, как бы он считал, что бывший народ Советского Союза мечтает о том, чтобы восстановить Советский Союз. Короче, получается, это его провал или вот этих советников, которые его окружили? Получается, что ничего у него не получилось то, что он задумал двадцать лет назад.

Спасибо. Провал?

Я не знаю, ничего или не ничего у него не получилось. То, что у него очень многое не получилось, что баланс минусов и плюсов, поражений и побед явно в сторону поражений, это, по-моему, совершенно очевидно. Абсолютно очевидно. И конечно, с нами никто не хочет иметь дела. Я, кстати, не думал, вот мне не приходила в голову эта мысль, которую коллега высказал только что, что он, возвращая гимн, думал сделать привлекательным Россию. Если думал, то ошибся. Вообще люди часто ошибаются. Понимаете, вообще мы недооцениваем человеческого компонента в принятии политических решений. Нам кажется, они, правда, и ведут себя, наши, по крайней мере, ведут себя, холодные такие, закрытые, но понимаете, допустим, человека назначили премьер-министром, окей. А куда делись его комплексы, его обиды, его страсти, его мечты, они же с ним остались, просто он их теперь реализует вот таким способом.

Ну да, поскольку политика это big data, что называется, поскольку очень есть большой соблазн оценивать ее и как-то делать прогнозы, с одной стороны, опираясь как бы на исторический опыт, а с другой стороны, на законы физики, есть такой очень большой соблазн, потому что так как как-то становится хотя бы яснее, чего дальше ждать. То вот этот человеческий фактор учитывать совершенно невозможно, я хорошо это понимаю, как это в политологической логике просто не ложится.

Я думаю, что его необходимо учитывать. Давайте я вам приведу примеров парочку. Допустим, когда принималось решение о войне в Афгане, там споры были, надо-не надо воевать, может, не надо, может, обойдемся, там были люди, которые говорили, что мы там проиграем, мы там завязнем, там британцы завязли, мы тоже завязнем и так далее. И вот мне просто рассказывали, что там на одном из совещаний в присутствии Леонида Ильича Брежнева встает один из генералов и говорит: «Да как это так, да как это, что вы говорите, проиграем. Это что, русский солдат проиграет каким-то мужикам в широких штанах!» Понимаете, вот презрение к этим людям было одним из факторов страшного поражения, жутких жертв, и с их стороны, и с нашей. И вообще трагедии, распада Советского Союза, между прочим, и так далее. Другой пример, с другой стороны. Гитлер был повернут на антисемитизме, совершенно повернут, с юных лет. Евреи во всем виноваты, окей. И когда он объявил свою вот эту антисемитскую политику, цель вот эту, вытеснение евреев отовсюду, он не сразу сказал, что убийства, то он думал, это зафиксировано во всяких протоколах, он думал, что поскольку евреев везде не любят, то к нему присоединятся все, и он станет как бы лидером вот этого мирового движения антисемитского. А никто не присоединился, понимаете. Ну, не любят, ну дочку за еврея не выдам, к примеру, домой не зову, какие-то они люди неприятные…

Но так, чтобы уж прямо в сараях жечь и в печах, ну зачем же так.

Да, понимаете. Но это тоже была его человеческая ошибка. И я думаю, что у Владимира Владимировича тоже эти ошибки постоянно, причем что ужасно, они создают иллюзорный мир для нас, Земля плоская, русский мир, традиционные ценности (кстати, могу сказать, что такое традиционные ценности, я понял недавно), но самое ужасное, они начинают в это верить. Они сами в это верят, понимаете. Когда я вижу, что Владимир Владимирович произносил на заседании Совета по правам человека, произносил это слово неправильное, более правильным будет более жесткое, для меня ужасно не только то, что он это говорит, а то, что как мне кажется, он в это верит.

Один вопрос дозадам про саммит. Пару выпусков назад в этой программе у меня в гостях был Дмитрий Борисович Орешкин. И мы с ним говорили, обсуждали, уже была известна дата, и Дмитрий Борисович сказал, что с его точки зрения ничем эти переговоры сейчас закончиться не могут, потому что в общем вот это перетягивание Донбасса, «отдайте нам-отдайте нам», превратилось наоборот в «заберите себе-заберите себе». Я, пожалуй, от него от единственного слышала такую мысль, что в общем он обременителен для обеих сторон, что и те не знают, что с этим делать, и эти не знают, и Зеленскому в общем получить вот это вот, голосующее в общем против Зеленского, при этом с необходимостью это все как-то кормить, субсидировать и так далее, что это не самая простая история. Что здесь в общем никому это не нужно, и что это такой забытый регион, что называется, забытое место такое. Это я действительно ни от кого не слышала, на меня это произвело сильное впечатление. Я хотела спросить, вот как вам?

Я это слышал неоднократно от разных людей, от Димы тоже. Мне кажется, что это так и есть. Действительно, это такой чемодан без ручки, который в общем никому не нужен. Но понимаете, таких регионов очень много, богом забытые всякие места, где вообще ничего нету, куда надо только деньги вкладывать или оборону там держать, они есть, в большой стране их вообще полно. И даже в маленьких странах они, наверное, есть. Но это как бы одна реальность. А другая реальность, что от этого нельзя отказаться. От этого невозможно отказаться, понимаете, не может президент Зеленский или президент Пупкин отказаться от Донбасса, сказать, да ладно, заберите его нафиг, он нам не нужен. Потому что вот не может, и все. То есть он может, может потом вести какие-нибудь переговоры, обмены территориями, вообще чего-то такое, но не под дулами автоматов. Поэтому нет, это будет. Кстати говоря, еще одна победа Зеленского состоит в том, что эта встреча состоялась, потому что, вспомните, все эти наши пропагандисты как бились в истерике и били себя пяткой в грудь…

Что негоже, да…

Что не будет, нет, мы никогда, тра-та-та. И ничего. То есть на самом деле это тоже признак, конечно, того, что наша политика и наше государство, государственная машина во главе с президентом, они же в полном тупике, они не понимают, что делать. Малой кровью, могучим ударом отбить пол-Украины? Невозможно. Политически невозможно, жертвы огромные, народ будет явно против, наш народ будет против и так далее. Отдать тоже невозможно. Я думаю, что Путин мечтает отдать Донбасс, он мечтает выйти из той части тела, куда он залез зачем-то. Это вот тот случай, когда хуже, чем преступление, это ошибка, то, что он туда полез. Но ему, чтобы отдать, ему надо объявить о победе, понимаете. Как Саддам Хусейн после «Бури в пустыне», после первой войны в Ираке, когда его армию раздолбали в пыль, а у Джорджа Буша-старшего хватило ума не брать Багдад, то Саддам Хусейн выступил и сообщил своему восхищенному народу, что он наголову разбил американский империализм. Вот разбил и все. Вот Путину тоже надо что-то вот такое сказать, но чтобы это сказать, надо договориться с Зеленским, что вот, слушай, я вот так скажу, а ты не будешь это опровергать. Но это надо договориться. И кстати, может быть, вот об этом они и договорятся через пару встреч.

Посмотрим. Мы следим за развитием событий. Звонок от Евгения из Белгорода. Евгений, здравствуйте, вы в эфире, говорите, пожалуйста.

- Добрый вечер. Авраам Линкольн, кажется, говорил, что невозможно долгое время обманывать весь народ. Почему эта формула в России не работает? Российское население можно обманывать бесконечно.

Спасибо.

Я немножко более оптимистично воспринимаю наше население. Мне кажется, что ресурс обманывания уже фактически завершается, уже ложкой по дну. Посмотрите, им удается рассказывать только о том, что ни вы, ни я не можем проверить. Например, как нас любят в Америке или где-то, об этом, конечно, можно рассказывать, потому что большинство людей проверить это не может. А рассказывать, как у нас хорошо со здравоохранением, или с космосом, или еще с чем-то, уже не получается, уже люди не верят.

Проблема.

Так что нет, слушайте, и вообще мы прежде всего люди, понимаете. И вот так вот, мне кажется, что это совершенно неправильная концепция, что все люди как люди, и их, допустим, нельзя обманывать бесконечно, а мы вот такие проклятые, господь отвернулся, и нас можно обманывать всегда. Или там все хотят свободы, а мы хотим кнута, и прочее. Да нет, мы такие же, как все. Мы такие же, как все, и страна у нас такая же, как все. Просто в общем, ну да, у нас тяжелая болезнь, но эта болезнь курабельна, она излечима на самом деле, было бы желание. Мне кажется, что желание уже появляется у людей.

Будем на то надеяться. Я очень не люблю разговоры про особый путь, не люблю слово менталитет и так далее.

Особый путь это путь в пропасть.

Две темы еще хотела я обсудить, обе мы немножко уже, короткой строкой, упомянули. СПЧ, что это вообще такое было? На самом деле уже вот эти встречи происходят, есть ощущение, что они чудовищно раздражают обе стороны. Что одна сторона просто знает, что ей сейчас расскажут, не хочет этого слышать, демонстративно практически не слушает, вторая сторона знает, что она приходит с докладами и отчетами вхолостую, в никуда. Что это за ритуальный танец такой?

Вы знаете, Михаил Александрович Федотов совершенно с чувством законной гордости, как было в советском анекдоте, но на самом деле законной гордости показывал мне результаты деятельности Совета. Того, его Совета, который тоже все ругали, понимаете, что сервильный, еще какой-то, еще какой-то, но его результаты сводились не к каким-то глобальным изменениям, которые можно заметить невооруженным глазом, а это были вот конкретные люди.

Это было ручное управление, и мы об этом с Федотовым лично говорили, и он подтверждал мне, что это ручное управление.

В стране, где ручное управление, работает ручное управление, ну что тут поделаешь, институты здесь не работают. И Совет под руководством Михаила Александровича был вот такой структурой тоже. Я думаю, что Совет под руководством Валерия Фадеева не будет такой структурой, а будет бумажкой без конфетки, что и было продемонстрировано. Когда председатель Совета, я понимаю, что он должен быть лоялен и так далее, его за то и назначили, но понимаете, говорить, называть все, что было в Москве, массовыми беспорядками, когда даже правоохранительные органы от этого отказались, куда ты лезешь поперед батьки, куда ты святее папы Римского. Вот зачем, что ты делаешь?

Да, это превентивная услужливость такая.

Но это просто настолько отвратительно смотреть, мне кажется, кроме всего прочего, просто противно до ужаса. Ну а все остальное действительно, я бы сказал, какой-то такой достаточно бессмысленный ритуал. Если Совет сможет продолжать, там остались какие-то приличные люди, если Совет сможет продолжать вот эту деятельность по спасению конкретных людей и облегчению их судеб, ну, один спасенный человек стоит очень дорого. Если нет, то конечно, это просто превращается окончательно в прикрытие, имитационная такая штука, как и все остальные.

Вообще, понимаете, права человека это такой интересный конструкт, который на самом деле у нас существовать не может. Дело в том, что традиционные… Вот в чем традиционные ценности? Они говорят, мы защищаем традиционные ценности. Отлично, давайте защищать. Я много раз спрашивал всяких пропагандистов их, когда меня еще звали на телевидение, сейчас уже не зовут, я спрашивал: «Слушай, парень, я согласен, ты мне только объясни, в чем они состоят?» «Мы против гомосексуальных браков». Я говорю: «Отлично, договорились, мы против. А что еще?». А в чем позитив? Это то, что мы против, а в чем позитив? Ну, добрые там, гостеприимные, душевные, такая вот фигня всякая, это так каждый народ о себе говорит, и в каждом народе это безусловно есть. А в чем на самом деле? Мне кажется, что на самом деле, знаете, это самовластие. Вот традиционная ценность это самовластие. Причем самовластие в политической структуре, вот есть царь, в семье, и ведь какие-то несчастные бабы выступают против того, чтобы был закон, что их нельзя бить. Их же и бьют, этих баб, а они вот, тем не менее, выступают, значит.

Закон о декриминализации домашнего насилия, на всякий случай я уточню.

На уровне организаций есть помещик, есть помещик, есть крестьяне. Зорькин, председатель Конституционного суда, на минуточку, сказал, что крепостное право было нашей скрепой. Помните?

Да-да, было дело, да.

Глубокая мысль такая, да. Вот в этой структуре, такой вертикальной, все построено, много-много вертикалей, много-много иерархий. И в каждой иерархии каждый, кто наверху сидит, ножки свесив, он в ней самый главный, он единственный главный. Это не значит, что он должен быть обязательно жесток, он может быть милостив, барин может быть милостив, но прав у тебя нет. Ты можешь получить милосердие от меня, но у тебя нет прав от меня что-то требовать. Понимаете, вот так устроена вся система. У нас мальчик, девочка получают в школе двойку, но у нас нет системы обжалования оценки. Понимаете, вот нет того места, куда вот этот первоклассник или шестиклассник может пойти и сказать: «А мне Марья Ивановна несправедливо поставила. Я хочу переэкзаменовки, я хочу чего-то там». У нас нет таких практик. Может это даже на бумаге где-то записано, но практик таких нет даже в университетах. То есть учительница самовластна по отношению к ребенку. Она может другой силе уступить, придет папа, скажет: «У-у», она испугается и…

Ну, правильно, иерархическая тотальная пирамида…

Да-да. Оказывается, что папа еще главнее, чем она, например. Но прав как таковых не существует. Право это нечто неотчуждаемое, это то, на что я имею право. Не знаю, как это еще сказать. Это значит, что вне зависимости от того, хочешь ты или не хочешь, вот это за мной записано, отдай, это мое. Я могу сам от этого отказаться, я могу отказаться от своего права на жизнь и погибнуть за Родину, да, но это мое право. А в этой системе прав нет вообще. И поэтому, конечно, Совет по правам того, чего в принципе не может быть, при человеке, который это в гробу видал, я имею в виду президента Российской Федерации, конечно, это становится фарс. Ну, а с приходом новых людей туда, и нового руководства, просто стыдно на это было смотреть, когда он это говорил.

Да, это было тяжелое зрелище действительно. Вопрос только в том, я задала вопрос, ритуал это или нет, и действительно уже история сослагательного наклонения не знает, и мы не знаем, как вот, если бы у нас имел место Совет по правам человека в старой его конфигурации, с Екатериной Шульман, с Федотовым во главе, если бы это была старая конфигурация, какими были бы выступления и какой была бы реакция. Есть ощущение, что вот эта вот реакция «Ну, говорите, говорите…», она в общем привычная, отработанная.

Она была бы точно такой же. Но Михаил Александрович Федотов никогда бы не сказал, не назвал бы происходящее…

Само собой, разумеется.

Просто потому, что чувство вкуса ему бы не позволило это сделать, понимаете, кроме всего прочего.

Вот этот ритуал сейчас, когда уже действительно маски сброшены, притворяться никому не нужно, он зачем? Трата времени.

Путину? Начальнику?

Ну, начальнику, да. Валерий Фадеев исполняет приказ начальника, ему, я думаю, не чтобы специально все его амбиции и желания лежали в этой области. Он, думаю, себе место как-то бы еще нашел, но его назначили, и он это с радостью принял. А Путину это зачем все?

Ну, во-первых, оно всегда было. Зачем балет? Чтобы было.

Консервативен.

Ну, да, традиционная ценность, он всегда был. Всегда был Большой театр, всегда был Эрмитаж, всегда было что-то, всегда был Совет по правам человека. Давно был. Ну был и будет, а кому он мешает. Ну хорошо, посижу там, чертиков порисую два часа, не так он, наверное, много работает уже, чтобы не посидеть.

Вы знаете, кроме всего прочего, это же еще каждая такая встреча как действительно, как с этими шестью охранниками, каждый раз случается порождение какого-то ляпа или мема. Каждый раз случается какая-то неловкость, каждый раз происходит какая-то обсдача, выражаясь картежным языком. Надо сказать, что Совет по правам человека, вот это заседание, тоже подарило нас такой вот плашечкой, все люди это перепощивают и пишут «Кажется, он юрист, да?». И на этой плашечке написано «Один раз кинул пластиковый стаканчик, второй раз кинул пластиковую бутылку, а в третий раз взял камушек, а четвертый раз взял…»

Да, будешь стрелять.

Примерно так, вот такая легистская логика. Почему еще нужно так подставляться и произносить вот эти тексты, которые очевидно чудовищные, людоедские и станут, разойдутся на плашечках по всем социальным сетям? Потому что наплевать на эту реакцию? Или потому что это опять какой-то непрофессионализм и спичрайтеры троечники. Что происходит?

Ну, спичрайтеры там понятно какие. Понимаете, вообще ругать спичратеров, советников, это бессмысленно, потому что их подбирает первое лицо. Вот и все. Почему у Ельцина были эксперты лучше, а у этого хуже? Потому что Ельцину можно было говорить «Борис Николаевич, это неправильно, так не сработает. Вы неправы», ему это можно было говорить.

И он слушал, да.

Нет, он по-разному реагировал, но по крайней мере, ты должен был говорить. А этому нужно говорить «Вы великий король, ваше величество!». Ну что, какие уж тут эксперты. Как можно было вообще допустить авантюру на Донбассе? Это совсем мозгов же не иметь, вот туда залезть. Ну, он, наверное, действительно думал, что все будет прекрасно и прочее. Мне кажется, что Владимир Владимирович уже так долго живет без обратных связей настоящих, что он уже, знаете, как вот очень пожилые люди, очень пожилые, могут говорить что-то такое, просто уже не понимая, как это воспринимается. Он не такой пожилой человек, он не молодой, но как бы возраст-то, здоровый совершенно физически. Хотя вот не знаю, очень как-то плохо шел, плохо двигался в Париже. Может быть, что-то случилось, не знаю. Но тут вопрос в обратных связях его.

Понятно.

Поэтому он может говорить все, что угодно, потому что произнес это про стаканчик, конечно, полный бред. Смотрите, он хочет, во-первых, наказывает человека за то, что его действия могут перерасти во что-то. А могут не перерасти.

Леонид Яковлевич, простите, я вас тут прерву, потому что это настолько очевидно, тут не надо даже расшифровывать.

Мужик проходит мимо банка, а может быть, завтра ты сфотографируешь инкассаторскую машину, а послезавтра будешь грабить. Опа, а мы тебя сейчас возьмем.

Поскольку мы еще не обсудили ВАДА, РУСАДА и вот это вот, у нас уже мало совсем времени, мне жалко тратить время на анализ этого, весьма спорного, я бы сказала, утверждения. Вот этот спортивный скандал, вы уже сказали, что это очередной по нему удар, и что ему сейчас очень непросто, остается только посочувствовать. Понятно, что это еще одна какая-то большая трещина между Россией и Западом, еще одна санкция, по сути дела, еще одна большая проблема. Как вам кажется, на то, что происходит внутри страны, вот эта ситуация окажет какое-то воздействие? Потому что мы видим, что там спортсмены клеймят Минспорт уже, и происходит какое-то внутреннее такое брожение, интервью с человеком из РУСАДА было такое очень шекспировское, надрывное интервью, я бы сказала, там была видна человеческая трагедия, когда человек говорил, я не понимаю, как так можно было сделать, как меня подставить.

Конечно. Это же трагедия, это его жизнь, это его дело.

Абсолютно.

Он же очень уважаемый человек.

Да-да, не из мира спорта человек, пришедший на это место, профессиональный при этом, знающий как делать свое дело. Прямо шекспировская драма, это интервью такое очень мощное впечатление производило. Вот как оно может повлиять на то, что у нас происходит внутри? Потому что это очередной клин между Россией и Западом, это очевидно.

Смотрите, здесь есть две противоположные вещи. Во-первых, многие наши сограждане лишатся праздников, радостных событий. Я не болельщик, я не люблю спорт высоких достижений, идеологически его не люблю, но очень многие любят. Мало ли, что я не люблю, а другие любят, и для людей это праздник, огромный праздник, и Олимпиада, и все прочее, люди это смотрят. Мне, честно говоря, жалко, что у людей не будет праздника, вот у наших сограждан не будет праздника. Во-вторых, это конечно, углубление изоляции, это усиление во внутренней политике жесткости и всего прочего, потому что кругом враги. А это единственное, что кругом враги, между прочим, это единственное обоснование того, что они до сих пор у власти. Единственное обоснование! Как можно обосновывать? Я президент потому, что меня выбрали? Да ладно, ты рассказывай кому угодно, мы что, не знаем, как тебя выбирали. Это же его сторонники тоже знают. Понимаете, вот Трамп президент, потому что его выбрали, а Путина выбрали, потому что он президент. Все наоборот у нас, в этом смысле легитимация другая. И он должен что-то представлять, и единственное уже, что он может сейчас представить, это уже не достижения, а то, что кругом враги, все хотят нас оккупировать, и поэтому вот он у власти. Поэтому они наехали на либерализм вдруг, чего им либерализм мешал, это и греховное, и еще что-то такое и так далее. Это с одной стороны. С другой стороны, происходит очень позитивная вещь. То, что люди типа Фетисова или этого человека из РУСАДА, я тоже не помню, забыл его фамилию.

Вот я забыла фамилию, прошу прощения.

Не важно, понятно, кто это. Девчонки какие-то, спортсменки, действительно несут по кочкам сам Минспорт, это, между прочим, впервые. Это впервые. Впервые не все сплотились и прочее. Кстати, к вопросу о том, вот сколько это может все продолжаться, когда звонил человек, спрашивал, сколько можно врать и так далее, а вот у части спортсменов и околоспортивных функционеров, без плохого смысла, у них лопнуло терпение.

Заканчивается терпение.

У них лопнуло терпение на самом деле. И черт его знает, это может быть очередной Шиес, вообще-то говоря. Смотрите, ведь у начальства как бы противостояние с разными частями общества, постоянно вот война. Ну, с либералами понятно, давно война. Вот сейчас Шиес.

После пенсионной реформы по гендерному принципу пошло, тут врачи.

Врачи, вот еще кто-то, еще кто-то, а вот теперь спортсмены. Пожалуйста, спортсмены тоже говорят, ребята, а не пошли бы вы, сколько можно-то, чего вы хотите, чего вы там дурью маетесь. Ведь действительно, полный идиотизм, то что они сделали. Так что это серьезная история. И конечно, еще важно вот что. Они пытаются нас всех убедить, вас, меня, что это оскорбление всему нашему народу, это по всем нашим спортсменам, принцип коллективной ответственности и прочее. Бред собачий, нет ничего этого. А есть другое, они говорят — ваше государство криминальное, вот что они говорят, и поэтому символов вашего государства здесь не будет. А вы, спортсмены, велкам, заходите, но вам придется пройти еще раз проверку. Но это же понимаете, как, вот вы проходите воротики в аэропорту, а потом говорят, ой, слушайте, а оказывается, воротики не работали. Воротики не работали, уважаемые пассажиры, можно всех попросить еще раз пройти контроль секьюрити. Нормальное дело, ну что, ну так случилось. Они не верят больше этим воротикам, потому что через воротики все проходят свои, американцы через американские, эфиопы через эфиопские, мы через свои. Они говорят, ну да, эфиопские и американские работают, а ваши нет.

А у вас что-то не работает.

И поэтому вот те, кто у вас стоит на воротиках, мы их даже на стадионы пускать не будем теперь. Это плевок не нам с вами, это плевок не болельщикам, это плевок не спортсменам, это плевок начальству, которое это сделало. И я думаю, поскольку это было сделано, фальсификация базы, в тот момент, когда она контролировалась, чисто физически контролировалась, Следственным комитетом Российской Федерации, значит, без распоряжения товарища Бастрыкина это не могло быть. А если я правильно чувствую систему, то товарищ Бастрыкин не решился бы на это без, как минимум, согласия президента Российской Федерации. Так что это им в лицо плюнули, им сказали, ребята, не надо гадить под дверью и не будет русофобии, не будет ничего плохого, все будет хорошо.

Мы следим за развитием событий, что называется. Спасибо большое, Леонид Яковлевич, закончилось у нас время.

Вам спасибо.

Леонид Гозман, политолог, психолог, президент движения «Союз правых сил» был у нас сегодня в программе «Политика. Прямая линия». Прежде чем мы уйдем, я должна прорекламировать, проанонсировать саму себя. Сегодня 11 декабря, ровно 25 лет назад, 11 декабря 1994 года началась первая чеченская война, вот я полтора месяца снимала фильм об этой войне, о второй войне, я хотела поговорить с чеченцами, с мирными жителями, поскольку им очень мало кто предоставлял право голоса за это время, за эти 25 лет. Мне очень хотелось поговорить с ними, поговорить с ними о том, что с ними сделала эта война, и что с ними эта война продолжает делать до сих пор. Фильм уже выложен на сайт, а вечером прямой открытый эфир. Счастливо. Спасибо большое, Леонид Яковлевич.

Вам спасибо.

Счастливо, оставайтесь на Дожде. А «Политика» через неделю следующую. Пока.

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.