«Вы закроетесь — другие откроются». Основательница «АндерСон» — об отношении чиновников, мерах Собянина и о том, как ее звали в политику

29/10/2020 - 19:13 (по МСК) Юлия Таратута

В гостях у Юлии Таратуты в программе «Нюансы» — основательница сети ресторанов «АндерСон» Анастасия Татулова. Она рассказала, как сохранить бизнес во время коронакризиса, почему чиновникам все равно на предпринимателей, помогают ли государственные меры поддержки сохранить предприятия, а также о том, как ее звали в политику. 

Сейчас я хочу представить свою сегодняшнюю гостью, это предпринимательница Анастасия Татулова, основательница сети «АндерСон». Добрый день.

Здравствуйте.

Спасибо огромное, что пришли в студию. У вас есть еще одна ипостась, вы омбудсмен малого и среднего бизнеса, об этом, наверное, мы поговорим чуть позже. Люди вас знают как дерзкого предпринимателя, предпринимательницу, которая как-то так нахально даже разговаривает с президентом и отстаивает интересы бизнеса. Я начну со второй волны коронавируса, это всех очень волнует. Как вам кажется, вот как человеку и бизнесмену, бизнесвумен, если бы вы не были бизнесвумен, надо было бы вводить карантин в Москве или нет?

Такой вопрос у вас, как же я вам скажу, я же не эпидемиолог. Я правда ничего в этом не понимаю, честно. Я вообще стараюсь не высказываться там, где я не понимаю. Как предпринимателю, мне кажется, что не надо, просто потому, что это добьет всех, кого еще не успело добить, и я очень благодарна, что город, практически единственный сейчас из европейских столиц, кто не пошел по пути закрытия.

Насколько я поняла из вашего интервью, из ваших нескольких интервью в последнее время, вы говорите о том, что бизнес и сейчас в очень плохом состоянии, без локдауна, что минус 30% выручки у вашей сферы. Расскажите, как это устроено, что вы чувствуете из разговоров с коллегами, из собственных ощущений.

Вот, смотрите, я просто не только про свою отрасль буду говорить, какая ситуация сложилась. Во-первых, в каждой отрасли есть своя сезонность. Вот разговаривая о нас, например, про «АндерСон», у нас всегда есть сезонность ярко выраженная, это самые хорошие наши месяцы, это март, апрель, май, самые сильные, и сентябрь, октябрь, ноябрь. И мы в первую волну все наши вот эти хорошие месяцы, они как раз попали ровно в это, и вторая волна, собственно говоря, более-менее был сентябрь, дальше опять все поехало вниз. Поэтому в целом год ужасный. У фитнеса точно так же, у них есть четко выраженная сезонность, и такая же проблема, собственно говоря. У салонов еще хуже ситуация, потому что у них локдаун спровоцировал то, что сфера полностью ушла в «черную», даже не в «серую», а в «черную».

Что это значит?

Все те, кто работали по салонам, они все просто поехали по домам. И потом, когда локдаун закончился, они решили, мне вообще зачем работодатель, то есть зачем, я поеду домой, стричь-красить ко мне приезжают. То есть сфера просто полностью грохнулась и ушла в «черную», и это проблема серьезная.

Вы говорили, насколько я понимаю, о том, что не надо закрывать город для того, чтобы сфера, в которой вы работаете, почувствовала себя сильно хуже, сильно ущемленной, потому что если ограничивать выход людей на улицу, если я верно вас поняла, уже начинаются большие проблемы для ресторанов и прочего.

Конечно.

Вот расскажите об этом подробнее, чтобы люди это понимали.

Надо понимать, что естественно, что любое… Мы сейчас как живем, город направляет свои усилия на то, чтобы как можно меньше людей ходило в общественные места, ввиду того, что распространяется эпидемия. А те бизнесы, про которые я вам говорю сейчас, и фитнес, и салоны, и общественное питание, и гостиницы, это те бизнесы, которые как раз заточены на то, что человек выходит, живет активной жизнью, он путешествует, общается. Естественно, что чем больше ограничений, тем больше проседают все эти сферы.

Я почему вас спросила, как вы себя чувствуете как гражданка, а не только как бизнесвумен, потому что у меня, например, есть ощущение, и у меня есть позиция по этому поводу. Я совершенно не придерживаюсь позиции таких очень либеральных людей, которые чувствуют карантин как такое жесткое нарушение свобод, у меня с этим все в порядке, я считаю, что свобода расположена в другом месте, можно ее применить в разных других местах. Мне-то как раз кажется, что страны, которые пошли по пути жесткого карантина, но очень серьезные компенсации своим местным бизнесам потерь в это время, это очень ответственное поведение этих стран. Вот, поэтому я вас и спросила, не разделяете ли вы мою позицию. Не хотели бы вы оказаться в ситуации карантина, но с госпомощью?

Нет.

Почему?

Во-первых, я бы в принципе не хотела никогда оказаться в ситуации карантина. Я бы вообще хотела, чтобы этот год вот так был вычеркнут из моей жизни, чтобы его не было никогда.

Я тоже не мечтала, знаете, сидеть целый день в доме, целый год дома.

Вот это я вам точно могу сказать. С государственной помощью тут тоже ситуация какая, слушайте, я не знаю, как бы я на месте тех, кто принимает эти решения, поступала. Скорее всего, у них есть какой-то ограниченный бюджет, скорее всего, у них есть какие-то еще ограничивающие факторы, скорее всего, они принимают…

Но вы же, как россиянка, смотрите, как тратится этот бюджет. У нас есть, например, транш Беларуси, у нас есть другие политические…

Слава богу, я не на этом месте, я не должна принимать эти решения и не хочу их обсуждать. Но всегда в помощи, вот словосочетание «помощь бизнесу», оно тоже такое немножко странное, я об этом на самом деле даже на той встрече с президентом говорила, нам не нужна помощь. Вообще бизнесу единственное, что надо, это справедливая налоговая система, нам нужны не меняющиеся правила игры, стабильность, и нам нужно доверие во взаимоотношениях с государством. Нам по большому счету больше не надо ничего.

Под помощью бизнесу я понимаю не то, что вам должны помочь непосредственно материально, вынув деньги из тумбочки, хотя и такая история тоже нужна. Я помню, как рестораторы, крупные рестораторы московские, говорили, мы столько платим, что можно один раз немножечко как-то подумать о том, какой налоговый вычет нам сделать в трудную минуту, это совершенно нормальный разговор.

Да, я считаю, что единственным средством, вот моя позиция, то, что я пыталась отстаивать и в первую волну, и то, что я в очередной раз говорю сейчас, это для меня самой эффективной и единственной правильной мерой поддержки была бы не раздача каких-то вот этих мелких шагов, мелких каких-то кредитов, не выяснение, кому надо помогать, кому не надо, а если бы каждому предпринимателю дали ссуду в размере уплаченной ими за 2019 год налогами, это самое простое и самое эффективное решение. Бог с ним, не надо даже давать эти деньги так, чтобы они были невозвратные, дайте их в ссуду на три года, на пять лет беспроцентную, но это было бы справедливо, это бы лишило нас вот этих постоянных «почему этим помогли, почему этим не помогли, я тоже пострадал», ОКВЭДы вот эти безумные, на которых никто никогда не обращал внимания. Это было бы правильно. Почему это не сделали, я не знаю, мне кажется, что это самая полезная была бы мера. Более того, она бы отношения государства и бизнеса только укрепила, вместо того, чтобы их разрушать, потому что тогда бы ты понимал, что те налоги, которые ты платил, ты их не зря платил. А сейчас получается ситуация, когда люди, которые работают в «черную», в «серую», они в гораздо более защищенной ситуации, чем те, кто платил все налоги.

В выигрыше.

И это удивительная штука. И вот это, я считаю, что это основополагающее, что разрушает сейчас доверие. Когда ты делал все для того, чтобы вывести бизнес в «белую», когда ты становился, в средний бизнес ты выходил, и это именно те бизнесы, которым вообще не помогли.

Тебя же и кинули. Скажите, как вы оцениваете, не знаю, как вы можете прогнозировать, что случится с вашей сферой, с вашим бизнесом в ситуации полного локдауна? Это можно прогнозировать в цифрах?

Нет. А как можно что-то прогнозировать, когда ты не понимаешь…

То есть это конец вашему бизнесу?

Слушайте, ну это вообще… Это такой разговор, конец, не конец… Насколько локдаун, если все на год закрыть, ну вряд ли какой-нибудь бизнес выживет, потому что потребительские привычки просто изменятся за это время. А если закрыть на две недели, не знаю. Мы сейчас даже внутри сферы обсуждаем, что может быть, в какой-то момент, как и в марте было, что закрытие иногда, в какой-то момент, становится лучшим вариантом, потому что когда у тебя уже нет людей, которые приходят, когда нет людей на улицах, когда есть всеобщая паника, но при этом арендодатель тебе ничего не снижает, ты должен платить зарплату, оплачивать коммунальные услуги, то ты в принципе в минусе находишься. Мне просто бы очень хотелось, чтобы ситуация в городе сейчас до этого не дошла, и поэтому предпринимаются вот эти небольшие, мне кажется, уже достаточно грамотные сейчас шаги для того, чтобы не закрыть. Вот смотрите, Москва ввела вот эту систему check-in, вот сейчас как раз у меня был зум, прямо перед эфиром, когда мы обсуждали, что надо начать потихонечку вводить эту систему для ресторанов добровольно, то есть без приказа сейчас мэра, просто вводить ее для того, чтобы попробовать с ней работать и понять, какие будут проблемы. Потому что мы, в отличие от ночных клубов, не имеем там никакой охраны на входе, мы не можем человека заставить и не будем сейчас этого делать, но мы можем попытаться проводить работу разъяснительную. Я считаю, что конечно, это гораздо лучше, чем закрываться, гораздо лучше.

Я как раз обратила внимание, что вы очень поддерживаете QR-коды на входе, вы и ваши коллеги-рестораторы, я слышала выступление Ильи Тютенкова, одного из известнейших московских рестораторов успешных. Мне показалось, что вы так выступаете за QR-коды, чтобы сделать что-то, чтобы вас не закрыли.

Это правда, конечно.

Ну, как бы вот такой компромисс.

Вы же понимаете, мы же на самом деле общаемся с коллегами по всему миру, мы видим ситуацию. Испанские рестораторы уже три недели не работают, закрыли французские рестораны все, то есть мы можем… Серьезно, мы же единственная европейская столица, которая работает сейчас, вот в плане ресторанов, и конечно, нам хочется ею и остаться, вот прямо по-честному. Поэтому мы все делаем, и очень, и я считаю, что может быть, предыдущий вот этот вот период людей во власти тоже все-таки дал им какой-то сигнал, что когда ты с бизнесом вместе что-то придумываешь, это гораздо более результативная штука. До этого мы вообще бы, никто с нами не советовался ни о чем, упаси боже, то есть как бы вот вам приказ — и давайте.

Понятно, сейчас времена тревожные, надо спросить у людей, которые понимают, как работает.

Это гораздо более эффективно просто, правда.

Скажите, пожалуйста, вы сказали, что первая волна кризиса, буквально цитирую вас, «говно время», тут сложно не согласиться, что вы были как на войне все это время. А вы могли бы описать, просто для людей, которые бизнесом не занимаются, вот объем ваших потерь, что случилось просто: люди, помещения, деньги.

Вы знаете, наверное, описать для людей, которые не занимаются бизнесом, мало возможно. Вот правда, кроме людей, помещений и денег… Все это да, есть.

Сколько вы потеряли в сети точек?

Двенадцать. Это четверть, на самом деле, ну 20%, 25%, четверть, да. Знаете, мы, наверное, предприниматели моего возраста и старше, они, кроме этого, много думают сейчас о том, что, наверное, просто не у всех хватит сил начать заново. Знаете, это когда ты ну вот всю жизнь что-то делал, и тебе казалось, что это важно, и ты в это вкладывал время, душу и силы, и чем-то жертвовал, и потом, когда ты понял, а теперь надо все заново, и как это описать… Это, правда, не про деньги, это про смысл.

То есть у вас сейчас посттравматический синдром.

Это правда, да. И на самом деле, я много очень общаюсь сейчас с предпринимателями, по большому счету самое страшное, это вот это, не деньги, а то, что мы реально, вот как компания, мы прямо обескровлены были. Мы с самого начала сейчас потихонечку собираемся заново, это сложно. Ну правда, когда ты начинаешь в 19, или когда ты начинаешь в 30, и когда ты начинаешь в 46 или в 54, это разное. У тебя, опять же, у тебя при этом есть разное знание уже, как оно бывает, и ты думаешь: «Второй раз то же самое?». Грустная у нас беседа с вами завязалась.

Ну такая, знаете, какая у всех сейчас такая жизнь.

Это правда.

Медиа тоже живут по рекламной модели, в этом смысле мы зависимы от тех людей, которые зарабатывают деньги, мы также зависимы от бизнеса, мы очень разделяем вашу боль. Я на самом деле хотела спросить…

Юля, можно я знаете вам что скажу, то, что вы сказали, это, наверное, может быть, не типично, что вот вы говорите вслух о том, что медиа зависят от бизнеса, и что вообще в принципе многие люди зависят от бизнеса. Вы знаете, очень в стране это правда мало кто вообще говорит, мало кто произносит вслух, и людям кажется, что это далеко от них, ну предприниматели, ну у них проблемы, ну закроются, ну еще что-то. На самом деле очень мало кто задумывается о том, что это цепочки, что это не просто закрывшийся ресторан, это за ним закрывшийся поставщик, это за ним закрывшаяся какая-нибудь швея, которая шила для этого ресторана, это меньше туристов, потому что никто не хочет ехать туда, где нечего есть и где негде жить. То есть это все связано, это не просто вот это… Я от нескольких людей, к сожалению, чиновников очень высокого уровня, несколько раз слышала вот это макроэкономическое «ну, вы закроетесь, другие откроются». По макроэкономике, да, а вообще нет.

У нас не самые компетентные чиновники, пусть меня поправят те, кто считает иначе, это во-первых. А во-вторых, у нас существует совершенно, вы говорите, что вы не хотите говорить о политике, но существует совершенно устойчивая установка о том, что бизнес это сборище мошенников. Это такая политическая вещь, которая промоутироуется с самого верха, идет вниз, и в этом смысле люди считают, что да, что бизнесмены это люди, которые ловкачи, которые хотят у них что-то урвать, а не кормят их детей вкусными рулетами. Я хотела спросить, знаете что, меня просто заинтересовало, как вы выжили.

Сами мы во всем виноваты, какие люди, такая и власть. И еще вам хочу сказать, знаете, вопреки вот этому убеждению о том, что у нас все на бюджет работают, вы знаете, у нас же 45% людей уже не работают на бюджет в стране. 45%, это дофига, честно. И то, что эти люди иногда не хотят задницу с дивана поднять, пойти проголосовать или как-то еще поучаствовать, это их собственные проблемы. Правда, так как я сейчас занимаюсь вот этими омбудсменскими делами, я еще по регионам езжу. Я вот недавно в одном регионе была, не буду называть, я им говорю: «Это же вы выбрали мэра этого второй раз. И губернатора тоже вы выбрали». Они говорят: «А у нас все были уверены, что выберут вот того, из «Единой России», поэтому было протестное голосование, пошли, проголосовали». Знаете, это же тоже хреновый подход, то есть давайте кого угодно, кроме «Единой России», вот мы будем жить с тем, что…

Я считаю, нормальный подход. Мы сейчас спорить с вами в эфире не будем, у нас, видимо, разные политические позиции. Скажите, меня очень заинтересовало, просто по-человечески, как выживал бизнес в это время? Я слушала, просто я всегда слушала интервью средних бизнесов, которые рассказывали, какие у них были стратегии выживания. Верно я поняла, что вы просто организовали отдельное производство и стали торговать просто едой, готовой едой на прилавках супермаркетов? Или были какие-то другие пути восстановления?

Нет, смотрите, выжили мы только благодаря тому, что мы фактически прекратили работать, то есть мы оставили из компании в тысячу человек, несмотря ни на какие президентские указы или что-то еще, мы оставили, не знаю, тридцать, то есть мы просто практически прекратили работать, и мы выжили только из-за этого, надо это понимать. Плюс мы выжили потому, что вот такой счастливый случай со мной произошел, что я договорилась с Лебедевым, и он в нужный момент тоже как бы помог деньгами. А то, что делала компания, нет, мы не делали производство, когда все это началось. Во-первых, у нас фабрике 11 лет, и у нас изначально была фабрика.

Нет, я имела в виду, что вы ее укрепили, что это производство закрыло ваши дыры. Или я неверно поняла?

Да, нам выжить помогла фабрика еще как, что нас до этого уже были продажи во «Вкусвилле», мы продавали там уже две позиции, рулет и шарики.

Я сейчас должна сделать паузу. Я позволю себе, как человек не ангажированный рекламой, я сегодня узнала о том, что фисташковые рулеты из «Вкусвилла» делает «АндерСон». Знайте и вы это.

«АндерСон» делает, да. В общем, мы продавали там наши творожные шарики и фисташковые рулеты, это хитовые позиции, они во «Вкусвилле» много продаются, и это приносит нам деньги. И продажи в кризис, когда пандемия была, они еще увеличились, потому что все продуктовики, у них продажи росли, и мы росли вместе с этими продажами, плюс еще «Вкусвилл» нам дал возможность поставить что-то еще быстро. Мы быстро договорились с «Перекрестком», поставили заморозку, мы там продаем пельмени, фрикадельки, сырники, наггетсы наши, то есть то, что у нас хорошо продавалось в кафе. Мы поставили кондитерку, мы стали договариваться там с «Окей», то есть мы пошли, у нас уже база вот для этого была. Начать это вот просто в моменте, когда с тобой это случилось, невозможно, потому что на все это нужно время. Нам на то, чтобы встать во «Вкусвилл», понадобился практически год, это, правда, другой совершенно бизнес. То есть у нас сейчас есть цех, который работает на сети, и цех, который работает на кафе, это разные продукты. У нас в рулете во «Вкусвилле» замороженная малина, и срок годности пять дней; в рулете, который продается в «АндерСоне», свежая малина и срок годности двое суток максимум, и поэтому это просто разные продукты. Если бы мы не начали этого делать, мы бы не смогли встать, и возможно бы, не выжили, правда.

Вот я как раз об этом хотела спросить. У вас, помимо вашего вот этого бизнес-имиджа, появилась такая как бы роль, вы сами осознаете, что вы стали популярным человеком, популярность к вам пришла в момент спора с президентом России. Понятно, что как и любой спор с президентом России, это вещь, которую он как бы заранее одобрил, то есть, очевидно, вы пришли туда, где к вам отнесутся с пониманием, говорят, что президент вам благоволит в этом смысле, и на вашу дерзость не отвечает как-то резко. То есть нормально, вы можете…

Какая же дерзость? Я вот тоже, люди говорят, что я вот там… Что я такого сказала? Я же ничего, я не грубила, я просто сказала, как есть. И нет, конечно, никто меня не одобрял, и я очень боялась, что мне не дадут возможности выступить, потому что выступления как бы, грубо говоря, эта встреча закончилась через одного человека после меня.

Но дали, и вы все сказали, и стали тем человеком, которым вы стали. В некотором смысле, в глазах других людей, у вас появилась даже какая-то политическая роль, которой в принципе можно воспользоваться. Вот у нас скоро выборы в Государственную Думу. Вы не хотели попробовать себя в этом качестве? Или вам, возможно, кто-то предлагал это? Кажется, что предлагали, как-то вы так замолчали.

Знаете, если бы я верила, что я могу этим что-то изменить, то я бы точно стала это делать. Я просто не понимаю, как вот, сделав это, я могу что-то изменить. То есть я делаю, что могу, на своем месте, и пока у меня не очень много получается. Не знаю, вы очень мне сложный вопрос задаете…

А чем он сложный? Предлагали ли вам поучаствовать в Государственной Думе, в выборах в Государственную Думу? Очень простой, по-моему.

Нет, ну что такое предлагали? Кто-то пришел такой и говорит: будешь в выборах участвовать?

Да.

Предлагали ли мне вступить в партию, как человеку беспартийному? Я ни в какой партии не состою. Предлагали. Предлагали в несколько партий.

Предлагали ли вам самовыдвиженцем выступать на выборах в Государственную Думу? Понятно, как устроены выборы, часто самовыдвиженцы идут как бы с партийной поддержкой, «Единой России», в частности.

Нет, мне не предлагал никто быть никаким самовыдвиженцем. Предлагали ли мне вступать в партию? Предлагали.

В какую?

В «Новые люди» и в «Партию Роста». И в общем-то я тех людей, которые сделали «Новые люди», я их хорошо и давно знаю и уважительно к ним отношусь, они достойные ребята, заработавшие деньги собственным умом.

Вы имеете в виду Faberlic, который спонсирует…

Нечаева, да. Я дружу с Алексеем много лет, и я очень уважительно отношусь к тому, что они пытаются сделать. Я плохо понимаю про политику, и я не знаю, смогут ли они сделать, но если я смогу им хоть чем-нибудь в этом помочь, я готова помочь.

Я, собственно, в этом месте, то есть вам предложили вступить в «Новые люди», вы отказались?

Ну, пока да.

Пока?

Да, я не готова.

Ну, еще время есть.

У меня очень был сложный, я пробовала, у меня очень была сложная ситуация с Мосгордумой, для меня это какой-то такой опыт был… Я не могу сказать, что он был позитивный, и поэтому не знаю, мне очень тяжело с этой публичностью.

Да, вы же стали жертвой «Умного голосования», я забыла. А я думаю, что вы к нему плохо относитесь, помимо прочего.

Я просто правда считаю, что «Умное голосование»… Хорошо, когда ты выбираешь того, кто правда может что-то сделать, а когда ты выбираешь из принципа, то как бы результат-то…

Да, у вас выбрали коммуниста против вас, да.

Не только против меня, там и Женя Нифантьев, который… Предпринимателей, да, ни одного не оказалось, и мне не кажется, что это хорошо ни для города, ни для страны, честно. Я бы хотела, чтобы предприниматели оказались во власти, я постоянно это говорю. И когда к чиновникам иду, говорю, что основная проблема в том, что те люди, которые принимают для нас какие-либо законы, они понятия не имеют о том, как мы живем. То есть они что такое МСП, я вообще иногда думаю, что даже перевод этих букв люди, которые их используют, не всегда понимают, но что такое малый и средний бизнес в стране, люди, которые со мной разговаривают, часто не понимают. Вот, например, в диалоге про штрафы они не понимают, что…

Это на каком уровне, я не поняла, чиновники?

Да. 300 тысяч штрафа у нас за нарушения, для малого и среднего бизнеса. Понимаете, дело в том, что для малого бизнеса 300 тысяч это может быть больше, чем человек зарабатывает, занимаясь своим бизнесом, просто в месяц, не в день, а в месяц. И когда вот кто-то придумывает эти штрафы, я даже не могу найти концов, как человеку может в голову приходить это. Как такие суммы могут приходить в голову людям? А ответ простой, они просто совсем не понимают, что такое малый и средний бизнес. И понимаете, до тех пор, пока там не встанут отвечать за это направление люди, которые из этого бизнеса вышли, которые платили зарплаты, нанимали людей, платили налоги, к которым приходили проверки, то есть они не понимают, про что это. Я вот даже когда разговаривала последний раз с Шароновым и с Алексеем Комиссаровым, я просто училась в «Сколково», поэтому у меня хорошие отношения со школой…

С этими людьми.

Да. Школа много тоже пытается делать для развития предпринимательства. И я когда разговаривала последний раз, я им говорю: «Слушайте, вы же делаете модули, ну реально, там учатся мэры какие-то, губернаторы, есть же программа, по которой учат, давайте сделаем туда модуль про МСП, давайте вживую покажем. Давайте интегрируем в эту среду их на неделю, давайте покажем, как это работает на самом деле». Потому что когда они придумывают эти все вещи, они думают, что у МСП сидит штат юристов, или штат бухгалтеров, или, не знаю, и про 300 тысяч туда же. Нет, этого ничего нет, это про другое, это бизнес, в который человек вкладывает все свое время, все свои силы. Это единичные магазины, это небольшие сети, это так не работает.

У меня последний вопрос. Мне больно слышать, когда вы говорите об уровне знаний российских чиновников, у меня есть представление о них, но как-то слышать от вас еще больнее. Как вам кажется все-таки, какие меры…

Слушайте, но ведь предприниматели же и не хотели, наверное, идти в чиновники. Я вот просто много об этом думаю.

Имеете в виду, что там отрицательный отбор?

Не знаю. Но предприниматели же, правда, не очень хотели. Мне кажется, что многим из нас…

Ну, это их право, знаете. Хорошо, чтобы предприниматели бизнесом занимались, а чиновники…

Многим из нас очень сложно, потому что мы правда ведем диалог с людьми, которые про нас ничего не знают, мы с другой планеты. И пока это не устранится, вот эта проблема, она не решится, я так думаю.

Я хотела спросить вас последнюю вещь. Как вам кажется, как себя ведет мэрия, правительство сейчас по отношению к бизнесу, вот в эту минуту? И какой меры вы бы ждали от них, которая могла бы вас сильно поддержать? Вот кроме, собственно, субсидирования на сумму налогов.

Не субсидирования, а займа, разные вещи. Субсидия, это когда ты дал денег и все.

Простите, займа, да-да.

Я, наверное, могу сказать. Это же два отдельных вопроса, мэрия и федеральные, это два отдельных вопроса.

Да, я заметила, конкурирующих, я бы даже сказала.

Я так сказать не могу, но это два отдельных, правда, вопроса. На уровне города одно нужно сделать, на федеральном другое. Я считаю, что главное, что сейчас нужно сделать мэрии — это запустить большую социальную кампанию, направленную на жителей, вместо штрафов предпринимателям. Вот это то, с чем я несколько недель уже прошу, хожу и пишу, что ни одного больше штрафа нельзя, ни одного. Вот что вы там сейчас введете QR-коды и потом начнете по 300 тысяч штрафовать предпринимателей, ни одного штрафа нельзя. Нужно работать с жителями на объяснение, зачем это надо, только объяснение, профилактика и вот такие действия вместе, ни единого штрафа. Это первое, что надо сделать. Второе, что надо сделать, это сейчас остановить полностью в городе все проверки, полностью мораторий на проверки, на все, на любые. Помойки, вывески, состояние зданий, не знаю, все вот полностью, налоговые, РПН, все проверки надо остановить, не до этого сейчас. И вот эти две вещи надо сделать. Мне кажется, вот в текущей ситуации это будет пока достаточно. Наверное, как третья мера, которую хотелось бы, эффективно было то, что город пошел навстречу и убрал аренду по своим городским помещениям. Если город найдет возможность это сделать и в эту волну, это многим поможет, потому что есть довольно много МСП в помещениях городской аренды. Если совсем размечтаться сейчас, то нам нужно, чтобы не повышали кадастровую стоимость и заморозили ее на ближайшие хотя бы, не знаю, три года, потому что она влечет за собой рост по цепочке всех арендных ставок, которые бьют по бизнесу, вот это важно. Ну и глобально, конечно, нам нужно… А переходя к федеральным мерам, нам очень нужно изменение, точечные изменения в налоговом законодательстве, в налоговой системе. У меня вообще длинный список, примерно 150 пунктов, в котором есть, что нам нужно отменить юрадреса, потому что это пережиток, абсурдный пережиток прошлого. Нам нужно не повышать тарифы на ЖКХ для бизнеса, потому что неповышение для жителей сейчас, оно все сейчас переложено в бизнес, негде взять деньги. Нам нужно все-таки добить ситуацию с регуляторной гильотиной, потому что она стоит на месте мертво. И нам нужно, чтобы вот эта ужасная, чудовищная система со штрафами была изменена с палочной системы на профилактическую.

Прекратите бить бизнес, хочет сказать нам Анастасия Татулова, на московском и на федеральном уровне. Это была омбудсмен малого и среднего бизнеса, основательница сети кафе «АндерСон», человек, который спорит с президентом, Анастасия Татулова. Это была программа «Нюансы» на телеканале Дождь, я ее ведущая, Юлия Таратута. До скорой встречи.

Также по теме
    Другие выпуски