«Модной оппозицию сделал именно глянец». Ксения Собчак о гламуре как последнем прибежище свободы слова

Собчак: Это советская практика отчета на партсобрании провинившихся. Нет, меня тоже на самом деле больше всего задела такая эстетика слова господина Орлова. Я на это обратила внимание, что тон вернулся. Вы должны это помнить лучше, чем я даже. На самом деле, Паша, ничего плохого в кокошниках нет. Вопрос во вкусе и в том, как эти кокошники обыгрываются. Упомянутая в статье Ульяна Сергеенко, я, кстати, в ее платье, я побоюсь этого слова, человек как раз переосмысливает русские традиции. Кокошники, может, у нее в коллекции и не встретишь, но русские сапожки красные или переосмысление русских мундиров дореволюционных или какие-то элементы русского сарафана, все это есть. И ее называют на модных неделях русской матрешкой.

Вопрос в том, что у нас, как правило, когда это делается на таком государственном уровне, сразу приобретает характер крайне немодный, некрасивый и неинтересный. У нас же нужно все сразу сделать массовым, превратить любое мероприятие в «Селигер», русскую моду, сейчас мы дадим вам русскую моду с майками «За Путина» и так далее. Мне кажется,  проблема в этом, а в самой русской эстетике столько прекрасно. И так замечательно, когда ты можешь ее осовременить и сделать модной.

Безусловно, тут очевидно, что система будет сжиматься и в какой-то момент она сожмется до того, что мы будем обсуждать не только моду, кому какие носить трусы, носки и сарафаны, но и личную жизнь, и мы вернемся к такому морализаторству на всех уровнях, как это было в Советском союзе. Поэтому я думаю, что это как раз закономерно. Государство хочет влиять на все, оно ширит свои полномочия, свои границы, свои коридоры, это будет, мне кажется, только нарастать.

Кстати, с глянцем, смотри, какая интересная история. Ведь на самом деле такая оппозиционность началась именно в глянце. Если ты вспомнишь, каким был журнал GQ, каким был журнал Esquire.

Лобков: В 2006-2007 годах.

Собчак: Да. Это было главное звание оппозиции, можно сказать, потому что именно там печатались самые издевательские, самые ернические, самые ироничные, в хорошем смысле снобистские нападки на власть. Это сейчас все абсолютно закончено, это пространство зачищено. Власть поняла, насколько это опасно. На самом деле модной оппозицию сделал глянец. В этом смысле, может быть, господин Орлов и прав в своих опасениях, подстегивая власть взять контроль и над этим сегментом. Потому что в глянце как раз этой оппозиционности, начиная где-то с 2003 года, было более, чем где-либо.

Лобков: А потом удивительно ведь то, что на официальных властных концертах, которые уже проверены и перепроверены все сценарии, появляются персонажи, одетые более чем в несоответствующее традиционным ценностям. Например, можно часто встретить Сергея Зверева, как я понимаю, Бориса Моисеева. Очень вольные песенки, официальные телепрограммы полны намеков на разнообразные ориентации. То есть это находится в государственном тренде, а почему-то богатые девушки, которые сами себя сделали, сделали свои марки, и почему-то не хотят теперь пропагандировать то, что им велят со страниц «Российской газеты», они – нет. Как можно провести границу между официальным этим буфом, который поощряется, можно сказать, государством, и этими несчастными мишенями государственной пропаганды, которые такими себя не считали еще месяц назад?

Собчак: Потому что ни Моисеев, ни Зверев, ни другие приведенные тобой герои, они в международный контекст никак не вписаны и вписаны никогда уже, видимо, не будут. Они – абсолютно местный продукт, рассчитанный на местное же народонаселение, которое сидит и между новостями Первого и Второго канала им показывают вот это дозволенное развлечение в виде Зверева на платформах, в странных костюмах, над которыми можно посмеяться, Баскова с Киркоровым в стразах, Ваенгу с корсетами и так далее. Это такое дозволенное разрешение, как бы тоже смело, как бы тоже с искринкой, но на самом деле дико провинциально, уже давно разрешено. Бояться от них нечего – их можно показывать.

Те девушки, о которых в этой статье идет речь, они, прежде всего, космополитичны – и этим опасны. Они путешествуют по миру, их знают за границей. Они ориентируются во многом на Запад не потому, что они не любят Россию, а потому что модная индустрия глобальна, и центр ее находится не в России, а находится в Париже, в Милане, в Нью-Йорке и в Лондоне. Поэтому люди, нацеленные на то, чтобы войти в глобальную индустрию, и мыслят другими категориями, а это уже опасно на государственном уровне.