Кашин и спящие: Москва встречает Турчака, призрак Навального на «Первом», а Кремль расстроен провальным митингом

Добрый вечер, это программа «Кашин.Гуру», я Олег Кашин. Каждый день я пишу колонки и думаю о судьбах родины. Нам сегодня снова есть о чем поговорить.

У меня так иногда бывает, когда я, собирая для нашей программы свои колонки за неделю, перечитываю самую старую колонку, написанную неделю назад, и думаю — ничего себе, неужели это было так недавно, а кажется, что год назад или больше. Вот на этой неделе такой случай, прошло всего шесть дней, а об акциях протеста в день 65-летия Владимира Путина не вспоминает вообще никто, как будто не было их. И сравните это с 26 марта — даже дату, которая, в общем, в любом случае не историческая, все запомнили наизусть, ну и эти виды запруженной Тверской, эти подростки на столбах, эти резиновые уточки — ну как такое забудешь.

А 7 октября стерлось из памяти мгновенно, потому что и людей было меньше, и огня меньше, и полиция в Москве вела себя даже не мирно, а скорее равнодушно, что, конечно, тоже имеет значение. То есть по какому угодно признаку это была провальная акция, но провалы же тоже можно бесконечно анализировать и обсуждать, спорить о них. Те, кто сочувствует, могли бы долго рассуждать, почему так вышло, а кто не сочувствует — те наоборот, злорадствовали бы. А сейчас ничего этого нет, как корова языком слизала. За 6 октября сразу следует 8-е.

И я, мне кажется, понимаю, в чем здесь дело. 26 марта было не просто ярким политическим событием. Это событие состоялось в вакууме, который всегда образуется накануне избирательного цикла. Не будет преувеличением сказать, что именно с этого дня началась избирательная кампания 2018 года. И то, что происходило в этот день (собственно, я об этом и писал весной), определило облик всей кампании на год вперед. У всех сразу сложилась такая четкая картина — молодежь пришла в политику, запрос на перемены, новая Болотная, политизация тех слоев общества, которые до сих пор политики сторонились — в общем, конверт с условиями задачи распечатал Навальный на Тверской, и весь политический класс бросился эту задачу решать. Вы помните — сразу появились песни модных и не очень артистов о школьниках в политике, Путин стал играть в лучшего друга детворы и юношества, в Госдуму притащили Сашу Спилберг, и так далее. Все при деле. А неудачная акция 7 октября ставит под сомнение всю эту систему координат — может быть, все преувеличили значение уличных акций, и роль в них молодежи, и содержание лозунгов? Может быть, что-то не так? Но легко сказать «не так», когда речь идет, я не знаю, о заказе в ресторане. А тут полгода напряженной работы — и у оппозиционеров, и у власти. Ставить под сомнение полгода работы сложно. Проще считать конкретно этот провал досадным недоразумением и вырвать этот листок, продолжая пользоваться условиями, полученными в марте. Поэтому никто не злорадствует и никто не оправдывается. 7 октября ничего не было, и ничего не должно было быть, только 65-летие Владимира Путина, которое ему, как можно заметить, никто не испортил.

Кстати, немножко в сторону замечание — тут как-то все шумно отмечали 18-летие назначения Путина премьером в 1999 году, потому что 18 лет — это брежневский срок, и почему-то пропустили не менее важную цифру — 65. Это такой интересный возраст, который почему-то считался рубежным в перестроечной и постперестроечной политике. Страна тогда только-только пережила ужасные годы брежневской геронтократии, все еще помнили тех жутких старцев из политбюро, когда средним руководящим возрастом было 70 лет, и в обществе был консенсус, что это не должно повториться. И в 1990 году, когда ввели должность президента СССР, и в 1991 году, когда аналогичную должность ввели в России, в закон была заложена норма, что президентом в нашей стране может быть человек не моложе 35 лет и не старше 65. Это была такая наивная страховка от брежневщины. Наивная — потому что никто и не заметил, как в новой конституции, написанной под Ельцина, верхней планки уже не было. Ельцину тогда было 62 года, а 65-летним его все помнят — это 1996 год, после очередного инфаркта, случившегося между первым и вторым туром выборов, он перестал появляться на публике, инаугурация шла десять минут, и он смог с огромным трудом только прочитать текст присяги, и дальше, наверное, ему стало лучше, но все равно это был уже очень старый и

глубоко больной человек, который месяцами пропадал то ли в Барвихе, то ли в ЦКБ, и это был стандартный кадр для прямых включений пуловских корреспондентов телевидения, когда корреспондент стоит на фоне ворот ЦКБ со светофором и цитирует пресс-секретаря про крепкое рукопожатие. Это было больше двадцати лет назад, и то, что у нас сейчас президенту снова, как и тогда, 65 — мне кажется, это интересная цифра.

А о митингах 7 октября — моя колонка для издания Репаблик.

За эти полгода все как-то настроились на то, что в России снова рост протестных настроений, политизация молодежи, повышение общей предвыборной нервозности, и в такой обстановке более вялые, чем ожидалось, протестные выступления 7 октября – плохая новость в равной мере и для оппозиционеров, и для тех, кто рассчитывал сделать карьеру на борьбе с ними. Можно представить себе, как в этот понедельник Сергей Кириенко собирает в Кремле всех, кто последние полгода боролся с Навальным, и говорит им, что молодцы, отлично поработали, с задачей справились, протестная активность вернулась к прежним показателям, всем спасибо, займемся теперь сельским хозяйством. Это звучит как анекдот, но анекдот вполне реалистичный – очевидно, что цели полностью уничтожить оппозицию, расправиться с ней и заасфальтировать то пространство, на котором протестовали сторонники Навального, у Кремля нет; люди, для которых борьба с оппозицией давно стала профессией, всегда будут заинтересованы в том, чтобы оппозиция давала им новые поводы для работы, расширения штатов, увеличения бюджетов и так далее.

Уже с очень давних пор, когда по «Первому каналу» показывают какой-нибудь новый российский сериал, я превращаюсь в кинокритика. Я писал о «Крике совы», об «Однажды в Ростове», о сериале «Кураж», об «Оттепели», много о чем еще, и те рецензии кажутся мне вполне удачными, но настоящего кинокритика из меня, конечно, не вышло бы — я вообще много лет воюю с таким явлением, которое я называю искусствоведческим подходом, и именно этот искусствоведческий подход у нас в постсоветской культурной журналистике восторжествовал, у нас принято кино, книги, музыку оценивать прежде всего с точки зрения узкоспециальных художественных критериев, как это называется — «про буковки», если речь идет о книгах, и, видимо, про кадр, когда речь идет о кино. А мне искусство, прежде всего массовое, интересно с общественно-политической точки зрения. Такой пример из серии «деды воевали» — поэт Симонов может быть каким угодно средним поэтом, и Ахматова несопоставимо более велика, но в войну вся страна учила наизусть именно Симонова, и художественные критерии отступают — именно средний поэт определил настроение и характер общества в те годы. И в начале десятых, когда музыкальные критики находили каких-то гениев альтернативной музыки, героями моих колонок были Стас Михайлов и Ваенга, потому что именно они, а не Иван Дорн, стали голосом России этого времени, и чтобы понять страну, надо знать наизусть песню «Все для тебя», я на этом настаиваю.

По этой же причине я, который не смотрел ни одного эпизода «Игры престолов», всегда жертвую своим и без того коротким сном, чтобы посмотреть очередной первоканальный блокбастер в восьми сериях. На этой неделе это были «Спящие» — шпионский триллер Юрия Быкова по сценарию Сергея Минаева.

Режиссер Быков — я о нем услышал позже настоящих кинокритиков. Года три назад, когда вышел фильм Звягинцева «Левиафан», в прокате появился и фильм Быкова «Дурак», на который я бы и не обратил внимания, если бы люди в моей ленте в соцсетях не начали бы писать, что Звягинцев, конечно, хорошо разоблачил власть, но у Быкова в «Дураке» это получилось лучше. Поскольку я, мне кажется, понимаю, что фильмы Звягинцева совсем не про власть, это меня уже насторожило, но я пошел смотреть «Дурака». Первая мысль у меня была — «а какие еще сериалы снимал Быков?» Я с этой фразы начал свою рецензию, имея в виду, что фильм «Дурак» — это, конечно, совсем не кино, а такая довольно прямолинейная публицистика, которой в этом фильме несопоставимо больше, чем собственно кино, и еще это неуклюжее посвящение Балабанову и кадры, снятые «под Балабанова», и песня Цоя — ну, в общем, какое-то шоу «Кактус», если вы понимаете, о чем я. Один мой товарищ со мной согласился, и мне понравилась его формула — «Дурак» это такое кино, которое при президенте Навальном будут крутить по «России-1» каждые выходные.

И теперь тот же режиссер Быков по сценарию одиозного Минаева снимает сериал о связях российской оппозиции и ЦРУ, такая уже не программа «Кактус», а «Анатомия протеста», пересказанная сериальным языком. Моя лента в фейсбуке пестрит проклятиями в адрес режиссера-предателя, а режиссер, пока он не удалил свою страничку — а он ее удалил, — оправдывался в том духе, что трагедия в Одессе, в доме профсоюзов, заставила его изменить взгляды и снять именно такой сериал-предостережение. Помня, я продолжаю на этом настаивать, о незаслуженном успехе «Дурака», я немножко, конечно, злорадствую, но могу сказать, что «Спящие» мне понравились больше, чем «Дурак» — знаете, современники тоже смеялись над дубовыми диалогами и дурацкой интригой в сериале «ТАСС уполномочен заявить», с которым все сравнивают «Спящих», но в наше время «ТАСС» ведь стал таким ностальгическим советским сериалом, который стоит в одном ряду с «Большой переменой» или «Местом встречи» — вот и в России президента Навального, наверное, по каналу «Ностальгия» мы будем смотреть сериал, в котором есть и герой, списанный с Навального, и с теплотой вспоминать путинские времена, когда, конечно, было плохо, но ведь и порядок был, и главное — мы были молоды.

Вот что я думаю, но рецензия на «Спящих» у меня скорее ругательная. Она вышла, как и все мои тексты, на сайте Репаблик.

Даже в исполнении режиссера, не хватающего звезд с неба, художественное осмысление пропагандистских паттернов — дело всегда рискованное. То, что привычно звучит в новостях и политических ток-шоу, в художественном произведении, законы которого сильнее кремлевских установок, окажется фальшивым и глупым. Искусство, даже если речь идет о самых низких жанрах, всегда будет проверкой для идеологии, и было бы странно, если бы эклектичная система преувеличений и умолчаний, заменяющая нынешнему Кремлю идеологию, прошла такую проверку.

Оценивать пропагандистский потенциал «Спящих» трудно — чтобы донести до широкой аудитории опасность «украинского сценария», есть множество более эффективных и дешевых телевизионных способов; громоздкое кино в этом смысле всегда проиграет политическим ток-шоу и новостям. Гораздо более важным кажется его психоаналитический эффект для Кремля — вот посадить перед телевизором того же Сергея Кириенко, или Антона Вайно, или самого Путина, показать им все серии подряд и спросить: сами-то вы в это верите? «Спящие» — подробная экранизация страхов и иллюзий российской власти, по крайней мере теоретически позволяющая ей самой ужаснуться тому, как у нее все запущено.

Ну и такая политическая новость, которую я готов считать личной, считать эпизодом из моей биографии, хотя назначили не меня. Я имею в виду, конечно, Андрея Турчака во главе генсовета «Единой России» — как говорится, встречай, Москва. Скажу откровенно, я сейчас прямо рад, что живу не в Москве и мне не придется ходить по тем же улицам, по которым теперь будет ходить Турчак, и я не встречу его в ресторане «Белое солнце пустыни», в котором, как говорил на допросе под протокол исполнитель покушения на меня, Турчак заказывал ему мое убийство.

Я не впервые в нашей программе обращаюсь к этой теме, и вы мне, наверное, не поверите, но я действительно не люблю говорить на эту тему, хотя понимаю, что еще много раз придется к ней возвращаться. В день назначения Турчака я был таким очень востребованным комментатором — мне каждую минуту звонили и писали из разных СМИ, и я давал комментарии, как будто действительно меня самого куда-то назначили.

Есть очень простой способ обидеть меня, нахамить мне — достаточно сказать, что покушение сделало меня знаменитым, и что до покушения меня никто не знал. Это действительно для меня такое прямо оскорбление-оскорбление — к моменту встречи с бойцами охраны завода «Ленинец» и их арматурой я прожил двенадцать очень насыщенных лет своей журналистской карьеры, которая мне кажется довольно успешной, я с нежностью вспоминаю о тех годах и о лучшем годе — две тысячи десятом, когда я вернулся в «Коммерсантъ» и освоился в нем, писал, как мне кажется, хорошие тексты, часто выступал по только появившемуся тогда «Дождю», хорошо зарабатывал и чувствовал себя вполне популярным, по крайней мере, в политически активной молодой среде, и вообще был очень доволен своей жизнью. И та жизнь, и та карьера у меня в одну ноябрьскую ночь закончились. Сейчас я живу совсем другой жизнью — как уже было сказано, думаю о судьбах родины, — у меня примерно та же аудитория и круг знакомств, что и до покушения, но все равно, когда речь заходит о Кашине, часто пишут — напомним, что в 2010 году… — ну и это такое на самом деле клеймо очень неприятное, потому что я исхожу из того, что я все-таки интересен не тем, что было семь лет назад и в чем моей заслуги, в общем, нет.

Хотя как посмотреть, конечно. Тот диалог в ЖЖ, который стал всему причиной, — это написано в обвинительных заключениях по делу о покушении на меня, что все началось с того диалога, — он случился в августе 2010 года, когда в отставку после массовых протестов был отправлен калининградский губернатор Георгий Боос, и один мой калининградский товарищ очень этому радовался и писал мне, что Боос был худшим российским губернатором. Я вступился за Бооса и написал — ну что ты говоришь, сравни его хоть с Кадыровым (то есть самым сильным и влиятельным региональным лидером), хоть с — мне было нужно имя противоположности Кадырова, то есть я хотел назвать самого никчемного и слабого губернатора, и, честно говоря, я не задумывался, какое имя я должен назвать.

Потому что в нулевые я много писал о молодежной политике, в том числе о прокремлевских движениях, и карьерный взлет этого сына друга Путина происходил на моих глазах, хоть мы с ним никогда и не были знакомы. Но мажорство Турчака — это полбеды, тут еще был такой фактор, что Турчак в нулевые, еще будучи сенатором, тратил какие-то ощутимые деньги на всякую медийную активность, и, наверное, половина моих — ну, не врагов, но, так скажем, очень злых недоброжелателей в то время сидела на турчаковских бюджетах, он содержал сайты, на которых меня называли «популярный журналист антирусской направленности», он нанимал на работу каких-то блогеров, про которых было понятно, что они мать родную продадут, если того потребует партия — в общем, я о нем давно много знал и очень его не любил, а в сочетании с мажорством и статусом самого молодого (после Кадырова) регионального руководителя это, в общем, и сформировало у меня тот образ Турчака, который я описал тем роковым бранным словом. Когда Турчак пришел ко мне в комментарии угрожать, я написал ему, что считаю его назначение во Псков пощечиной российскому федерализму. Его назначение в «Единую Россию» теперь — пощечина лично мне. Я получил эту пощечину от лидера «Единой России» Дмитрия Медведева, который лично назначил Турчака начальником этого генсовета «Единой России», а шесть с половиной лет назад обещал мне найти и оторвать головы заказчикам покушения. И это заставляет меня даже не возмущаться, не проклинать кого-то, а грустить — я всегда буду помнить, что Медведев очень поддержал меня, когда я еще лежал в коме, без Медведева меня и лечили бы не так, и дело мое расследовали бы тоже не так, оно бы без него не стало таким громким, и за это Медведеву спасибо. И вот когда человек, сыгравший в моей судьбе такую положительную роль, устраивает карьеру человеку, сыгравшему отрицательную роль — как бы вы себя чувствовали на моем месте?

Колонку о назначении Турчака я постарался написать так отстраненно, что редакция Репаблика даже вынуждена была снабдить ее припиской от себя, что автор колонки — тот самый Кашин, на которого в 2010 году было покушение.

«Единая Россия», называющая себя политической партией, в действительности создавалась и всегда существовала как специфическое дополнение к государственному аппарату, обеспечивающее его контроль за всей политической системой. Руководитель этой партии не столько публичный политик, сколько чиновник, а чиновник в России — это член огромной семьи, скрепленной внутри себя круговой порукой, общими тайнами и общей неприязнью к обществу. С этой точки зрения Андрей Турчак кажется идеальным единороссом и несомненной кадровой удачей партии Путина и Медведева. В 2017 году у них уже нет необходимости кому-то нравиться, заигрывать с потенциально недовольной публикой, соблюдать выдуманные кем-то до них приличия и избегать поводов для критики. Ни одного из этих пунктов нет среди критериев эффективности для власти, и модное в этом сезоне слово «технократ» к Андрею Турчаку применимо вполне, просто значение этого слова не совпадает со словарными определениями — технократами сейчас называют чиновников нового поколения, полностью сформировавшихся в путинское время, не имеющих никаких собственных политических амбиций и готовых служить на любом участке вертикали, строго следуя заведенным в ней правилам. Одинаковые молодые назначенцы, над которыми сегодня принято смеяться, в каком-то смысле срисованы с Андрея Турчака времен его назначения в Псков – можно сказать, что он оказался опытным образцом молодого технократа, и этот тип теперь воспроизводится в самых разных регионах, куда Владимир Путин назначает не местных и не амбициозных.

Это не значит, что для власти не имеет значения, как она выглядит в глазах общества. Просто ей хочется выглядеть именно вот такой — способной назначать кого угодно куда угодно, не считаясь с «репутационными издержками».

На этой неделе в РБК написали, что администрация президента собирается запустить сотню анонимных телеграм-каналов, и это, наверное, кульминация — такая абсурдная кульминация — всей моды на анонимный политический телеграм, о которой я уже много раз писал и говорил. Это похоже на старый советский анекдот, в котором бабушка перепечатывала на машинке «Войну и мир» для внука, потому что внук читает только самиздат. Администрация президента сама создала такие условия, когда официальной прессе веры гораздо меньше, чем таинственным анонимам из интернета, и ей этого мало, она теперь и в анонима переодевается — никуда от нее не деться. Мой канал — @kashinguru — подчеркнуто неанонимный, и я подозреваю, что в какой-то момент это станет доблестью — вау, он пишет в телеграме от своего имени. Хочу остаться последним из тех, кто не аноним. Это программа «Кашин.Гуру», я Олег Кашин, всего доброго.