Кашин и комендантская Москва: коллективизация пятиэтажек, дедовщина в Кремле и оппозиционеры в зеленом

Реновация — это такой популярный жилищно-коммунальный термин в Восточной Европе. Реновацией там называют капитальный ремонт жилого фонда времен социализма, когда к старому дому пристраивают лифт, красиво облицовывают фасад и ставят стеклянную дверь в подъезде. Назвать реновацией снос старых домов в Москве — это был удачный трюк городских властей, но, кажется, он так и остался единственным их удачным трюком, связанным с кампанией по сносу домов. О том, что такая кампания будет проведена, два месяца назад объявили Владимир Путин и Сергей Собянин, и два месяца все было относительно тихо, но после принятия Госдумой в первом чтении закона, определяющего порядок процедуры сноса, общество заволновалось, задумалось о разнице между терминами «равнозначный» и «равноценный», а самый масштабный девелоперский проект, придуманный властью, стал самым масштабным политическим скандалом года. Как минимум года — эту так называемую реновацию просто не с чем сравнить, самый близкий исторический пример — наверное, коллективизация, когда власть поставила перед собой и ценой невероятных жертв решила проблему существования в стране самостоятельного крестьянского класса.

В сталинском «Кратком курсе истории ВКП (б)» коллективизацию называли революцией сверху, по своим масштабам превосходящей революцию 1917 года, и это вполне адекватная оценка того, что случилось в 1929 году — с помощью грубой силы социальная структура советского общества была тогда необратимо изменена. Собственники московских квартир — конечно, гораздо менее мощная социальная группа, чем крестьяне сто лет назад, но принцип революции сверху воспроизводится с пугающей точностью. Вообще создание класса собственников жилья было самой быстрой, самой эффективной и самой успешной ельцинской реформой, когда советским людям, которым никогда ничего не принадлежало, в одночасье досталась огромная и часто очень дорогостоящая собственность. Не приватизация заводов и не аграрная реформа, а именно массовая передача квартир в собственность разделила уклад российской жизни на до и после. И здесь нет разницы между тем, кто пропивал свою квартиру и превращался в бродягу, и тем, кто начинал ее сдавать и становился рантье — собственность на жилье и, пожалуй, только она смогла создать в России настоящий массовый мелкобуржуазный слой, просуществовавший в неизменном виде до сих пор.

И когда теперь оказалось, что власть фактически ставит под сомнение существование этого класса и пытается распоряжаться его собственностью как своей — это действительно новая коллективизация, революция сверху, которая не может не вызвать сопротивления этой постсоветской мелкой буржуазии. Классовая борьба может быть и такой — когда номенклатурный класс, смысл существования которого, как мы давно понимаем, состоит в бесконечном осваивании бюджетных миллиардов, вторгается на территорию городских собственников. И тут не имеют значения тактические отступления или успехи сторон — логика социального противостояния уже работает, и ее не остановить, выживет кто-то один.

Сейчас многие из тех, кто не хочет этого видеть, пытаются свести весь конфликт к частной ошибке Сергея Собянина, как будто он какая-то самостоятельная сущность, отдельная от всей власти и лично от Путина, который его, в общем, и сделал мэром. О политической составляющей жилищной коллективизации я написал для сайта Republic.

Даже если завтра Сергей Собянин решит выдать каждому москвичу по новой квартире сверх имеющейся, это тоже будет оформлено как приказ коменданта оккупированного города, подразумевающий в комплекте с подарком страшное унижение. Вообще-то это и есть репутация, и такую репутацию Сергей Собянин завоевал сам. Он действительно не столько мэр, сколько комендант, и любое его действие не воспринимается в отрыве от его комендантского статуса, который, в свою очередь, делает политическим вопросом любую проблему в городском хозяйстве.

Никто не знает достоверно, что было реальной причиной инициативы Путина и Собянина по сносу домов. Версий может быть сколько угодно, от предвыборной до коррупционной, но в любом случае, принимая это решение, Собянин и Путин не учли сложившуюся за семь лет репутацию Собянина и тот политический контекст, в котором находится каждый шаг городских властей. Здесь велик соблазн обнаружить в пятиэтажечном кризисе хитрую предвыборную многоходовку формата «сначала Собянин доводит кризис до предела, потом Путин все отменяет». Но нет, было бы странно искать хитрый замысел там, где шесть лет перекладывали плитку, – кажется, они действительно так устроены и ничего не имеют в виду. Собянинский стиль предусматривает полное разрушение коммуникации власти и общества. До сих пор некомфортно было только обществу, но рано или поздно и власть должна была испытать на себе недостатки выбранной ею модели.

Вообще это какая-то политологическая мода нынешнего сезона — отделять Путина от расставленных им на разные участки его же подчиненных и делать вид, будто все они действуют сами по себе, а никакого Путина уже и нет — но сидит где-то у себя на облаке, увлеченный то ли мировой политикой, то ли собственной ролью в истории, то ли чем-то еще, а внизу возятся разные люди от Сечина до Кадырова, каждый из которых в своей деятельности руководствуется только собственными интересами.

Борис Березовский когда-то сформулировал разницу между Ельциным и Путиным — Ельцин делал вид, что его нет, а Путин делает вид, что он есть. Может быть, самому Путину эти слова запали в душу пятнадцать лет назад, и он тоже на каком-то этапе решил вести себя так, чтобы все думали, что его нет. Даже «прямую линию» в этом году перенес. Ну и просто посмотрите подряд новости из жизни Владимира Путина — он то рассуждает о моллюсках, морском черте и морском ангеле, то смеется над Мединским с его идеей сексистского дома культуры, то пробует соленые огурцы в Ярославской области — то есть такой записной герой рубрики неполитических новостей. И даже можно было бы поверить, что что-то принципиально изменилось и что Путин уже не тот, но смущает вот такая вещь — у всех людей, которых сегодня принято воспринимать как самостоятельных игроков, главный или даже единственный ресурс, которым они пользуются каждый день и каждую минуту — это их связь с Путиным и та поддержка, которую Путин им оказывает. В этом смысле нет никакой разницы между Сечиным, Кадыровым или тем же Собяниным — есть очень большие сомнения, что у кого-то из них есть настоящие собственные интересы, в каждом случае это интересы Путина, то есть перед нами скорее такая борьба аватаров одного и того же человека. Даже если он надолго исчезает или увлечен чем-то далеким от российской повседневности, все равно его интересы остаются его интересами, а те персонажи, которых принято демонизировать, остаются проводниками интересов Путина. Поэтому когда нам говорят, что Собянин поспешил со сносом и подставил Путина — да нет же, Собянин всего лишь сделал то, что требовал — причем публично, — сам Путин, никто никого не подставляет и не обманывает, у нас все-таки вертикаль, а не пространство политической конкуренции. Вот об этом я написал колонку для сайта «Знак».

Нет никаких оснований считать, будто люди, расставленные Путиным и всем обязанные только ему, вообще способны делать что-то, что противоречило бы его интересам. В этом смысле вертикаль строилась не зря, и не надо занижать ее качества — была бы она слабая, давно бы рухнула, а она стоит, стоит крепко, и было бы странно считать, будто избыток власти на ее вершине влечет за собой недостаток ответственности. Нет, власть и ответственность друг другу строго пропорциональны, и Путин, а не кто-то другой несет ответственность за все, что происходит в вертикали. Дома в Москве сносит Путин, и проклятия «Новой газете» за чеченских геев шлет тоже он. Он сажает губернаторов и участников митингов, он заставляет Прохорова продать РБК, а «Зенит» — играть с «Уралом» на недоделанном стадионе. Если сегодня ему выгодно, уходя в тень, сваливать ответственность на своих подчиненных, не нужно ему подыгрывать, это будет обманом. У нас суперпрезидентская страна и семнадцать с половиной лет несменяемой власти, и этих условий достаточно для однозначного решения задачи — власть это Путин, а Путин это власть. Его никто не обманывает и не подставляет, за его спиной никто не ведет игр, недопустимых с его точки зрения. В вертикали не делается ничего, что казалось бы Путину неправильным или ошибочным. Это его вертикаль, все решения в ней — его, и если на кого-то жаловаться, то только на него.

Скандальный опрос «Левада-центра» — 45 процентов россиян хотят отставки Дмитрия Медведева. Новости об опросах обычно не становятся сенсациями, но тут особый случай. Медведев полтора месяца не реагировал на расследование Навального, только к середине апреля началась такая довольно неуклюжая контрпропаганда, которая не столько спасала, сколько топила Медведева -- стоит выделить публикацию отчетности фонда «Дар», из которой мы узнали, что этот фонд оказался вторым после «Подари жизнь» российским благотворителем, хотя никто никогда не слышал о том, что «Дар» кому-то помогает и кого-то спасает. И всем понятно, кому он помогает на самом деле.

Когда даже Никита Михалков, очень тонко чувствующий политический момент, начинает критиковать Медведева за молчание, то это показывает, до какой степени мрачная ситуация сложилась вокруг формально второго лица в российском государстве. Медведева никто не защищает, за него никто не вступается и тем более никто не ищет с ним дружбы. Сегодня он превратился в главного изгоя во власти — в России традиционно есть такие чиновники, которые принимают на себя всю массу народной нелюбви. Помните — «Во всем виноват Чубайс»? Но положение Медведева даже хуже, чем в свое время у Чубайса — там речь шла о непопулярных мерах, за которые крайним назначали непопулярного чиновника, а у Медведева есть только сам Медведев, его имидж и его реальный статус человека, потерявшего все. В своей колонке для сайта Репаблик я назвал его опальным премьером, и некоторые читатели со мной спорят и говорят, что опала — это если бы его не любил Путин, а тут-то наоборот, Путин единственный, кто его демонстративно не трогает, и весь Медведев сегодня держится на слухах пятилетней давности о том, что Путин обещал его не снимать. Никаких других ниточек, которые бы удерживали Медведева от падения в пропасть, уже не осталось, и это такой невероятный драматизм — можно, затаив дыхание, наблюдать и гадать, удержится или нет. Но если кто-нибудь скажет, что Медведев уже лишился своих шансов на то, что Путин снова сделает его своим преемником, я бы и в этом усомнился. То, как Медведев сегодня сносит свое публичное унижение — это скорее плюс для него в логике нашего аппаратного зазеркалья. Это такая кремлевская дедовщина, когда, унижая молодого бойца, злые старослужащие делают из него зверя. Об этом моя колонка для и здания Republic.

Вряд ли кто-то сегодня может дать Медведеву адекватный совет, касающийся того, как ему надо себя вести в условиях этого конфликта, но, судя по всему, единственный доступный ему способ поведения – это пересидеть опалу, стараясь вести себя как можно тише. Любое резкое движение, очевидно, приведет к отставке, а смирение и готовность сносить все удары с виноватой улыбочкой и заученным набором оправданий про «судимого персонажа» дают возможность рассчитывать на какое-то будущее вплоть до нового (очевидно, очень желательного для Медведева) преемничества.

Если он пересидит этот период и когда-нибудь снова окажется сильным, пусть и под присмотром Путина, можно не сомневаться – он и Навального посадит, и Левада-центр разгонит, и тех, кто сегодня кажется ему реальными организаторами атаки на него, растопчет и унизит. Если Путин боится хаоса и анархии, которые наступят после его ухода, Медведев, переживший эту весну, оказывается идеальным преемником – этот человек после настолько унизительной опалы ничего никому не забудет и не простит.

В Москве все-таки вручили призы победителям конкурса школьных сочинений о жизни человека в ХХ веке — этот конкурс уже много лет организует общество «Мемориал», конкурс до сих пор получает президентские гранты, но из года в год его проведение сопровождают все более серьезные трудности. В прошлом году активисты НОДа обливали зеленкой участников конкурса и членов жюри во главе с Людмилой Улицкой, а в этом — владельцы зала в Центральном телеграфе в последний момент отказались пускать к себе церемонию закрытия конкурса, а в нескольких регионах местные чиновники звонили в школы и отговаривали директоров отправлять детей на конкурс в Москву. Понятно, что первопричиной тут — неприятности у общества «Мемориал», которое в какой-то момент стало образцовым «иностранным агентом» со всеми вытекающими, но вообще-то самое интересное здесь — содержательная часть. Конкурс посвящен большевистским репрессиям, и то, что мероприятие на историческую тему переживает сегодня такие же трудности, какие обычно переживают оппозиционные политики — это очень интересное превращение. Политика памяти — до какого-то момента государство у нас не интересовалось ею вообще, потом заинтересовалось и увлеклось самой, наверное, примитивной ее формой — таким восторженным патриотизмом, прежде всего на военном материале. Сейчас, когда до 9 мая остается чуть больше недели, соцсети, как всегда, полны всяких абсурдных предпраздничных новостей — в «Крошке-картошке» подают «клубенек победы», в супермаркетах лежат рамки для «Бессмертного полка», в том числе с уже вставленными в них фотографиями чьих-то неизвестных дедов, — и, наверное, на таком фоне рефлексировать всерьез по поводу прошлого становится и сложнее, и опаснее в том смысле, что любой выход за рамки задаваемой властью исторической памяти — это уже такая политическая неблагонадежность, которую одинаково чутко улавливают и провокаторы с зеленкой, и респектабельные владельцы московского зала. Об этом моя колонка для «Дойче велле».

Если школьники пишут сочинения о человеческих трагедиях по вине государства, то от этих сочинений до политического протеста - всего лишь шаг, потому что в условиях официальной политики умолчания протестом становится сама память. Это звучит как дурная шутка, но подросток, рассуждающий о преступлениях власти даже 70-80-летней давности, автоматически становится оппозиционером. Ведь в сегодняшней России это уже оппозиционная точка зрения - считать, что государство может быть в чем-то виновато перед личностью.

Год назад это поняли активисты с зеленкой, в этом году - региональные чиновники и владельцы зала в Москве. Дальше за ними, как всегда бывает, подтянутся силовики из центров "Э" и следователи, готовые вести дела по "экстремистским" статьям. То, что до сих пор касалось политических активистов, теперь становится реальностью и для людей, чье видение прошлого России не совпадает с государственным. Это какое-то новое качество российского авторитаризма, традиционно отличавшегося от советской власти своей подчеркнутой внеидеологичностью. Оказалось, что идеология просто отставала от темпов строительства вертикали, и теперь наверстывает упущенное.

Восторженный пресс-релиз о нападении на Илью Варламова появился в соцсетях в группах ставропольского жилого комплекса «Перспективный», такого даже по всероссийским меркам символа современного отечественного градостроения, когда высотные башни расположены так, что из них складывается жутковатое ущелье, и в тесных дворах-колодцах тоже стоят такие же башни, и вид из окна упирается в точно такие же окна — советую посмотреть фотографии, это действительно выглядит как символ какой-то неприятной антиутопии об унифицированном будущем. Я не готов прямо связывать нападение на Варламова с этим жилым комплексом, но вообще это очень символично даже на уровне злорадного пресс-релиза — столкновение человека, сделавшего карьеру на пропаганде гуманизации городской среды с помощью лавочек и велодорожек, и одиозного муравейника, символизирующего современный российский девелопмент. Ставропольский конфликт отлично рифмуется с происходящим в Москве, где главная драма так называемой реновации тоже построена вот на этом противостоянии привычной городской среды, очеловеченной жизнью в ней нескольких поколений, и наступающего нового мира, когда на руинах промзон строятся бесконечные, как сказал бы поэт, нежилые массивы.

Конфликт вокруг московского жилья легко описывается с точки зрения рынка недвижимости, права собственности и даже политики. Но это ведь еще и явление культуры, которое не измеряется ни деньгами, ни квадратными метрами. Привычка жить в многоэтажных домах советской постройки — может быть, это и есть важнейшее объединяющее свойство современных россиян, и сейчас на наших глазах власть пытается эту привычку сломать, навязав вместо нее какой-то другой, сингапурский или гонконгский, жизненный уклад. Ставка в этом противостоянии именно такая — не квадратные метры, а сама жизнь, какой она будет, привычной московской или новой азиатской. И это очень высокая ставка.

Илью Варламова принято воспринимать как жизнерадостного воспевателя странных инициатив власти, которые сейчас принято называть урбанистикой. Но кто постоянно читает блог Варламова, тот легко заметит, что никакой особенной жизнерадостности там давно нет, это теперь такая мрачная трагическая хроника деевропеизации России, когда фасады старых купеческих домов зарастают уродливой рекламой, рушатся старинные шедевры, а вместо них вырастают безликие, а чаще просто страшные торговые или жилые комплексы. Самый трагический сериал Варламова посвящен Выборгу — этот город переживает судьбу стандартного российского райцентра, но в отличие от большинства наших городов Выборг имеет нероссийское прошлое, нероссийскую историю, и его трагедия поэтому нагляднее — когда умирает Сызрань, это не так бросается в глаза по сравнению с тем, как умирает, например, Париж.

Почему Выборг или Калининградские города сохранил свой европейский облик в советские годы, но теряет его сейчас? Советская власть относилась к архитектурному наследию прошлого вполне по-варварски, но она не превращала нашу пусть скромную и местами убогую Европу в Азию, не умела. А эти умеют. Собянинская так называемая реновация очень убедительно объясняется как акт директивной деевропеизации — в той стране, которую они строят, нет ни яблоневых садов, ни бабушек у булочной, ни школьников, спешаших на уроки. В их стране есть только вот эти огромные бетонные ущелья, в котором копошатся бессловесные человечки, и это действительно не столько экономический, сколько цивилизационный конфликт - некоторые защитники сносимых домов сейчас пытаются осваивать риторику 1941 года, враг у ворот, битва за Москву и так далее, но я бы вспомнил более адекватный пример - Азия уже пыталась поглотить нашу страну в XIII веке и почти победила, и России потом понадобились века, чтобы стряхнуть с себя и саму Орду, и то, что она нам принесла.

Сейчас кажется, что те битвы недовоеваны, и что Орда мстит за свое давнее поражение. Но если исходить из надежды, что Русь опять выстоит и останется Европой, то когда-нибудь встанет вопрос, что делать с ордынским наследием, материализованным вот в этих нежилых массивах, над которыми смеется Варламов и которых боятся жители московских кварталов, предназначенных к сносу.

Почему-то именно сейчас, когда все говорят о собянинском плане массового сноса, становится ясно, что рано или поздно в России встанет вопрос о сносе азиатских сорокаэтажек, которыми сегодня застраивают нашу страну. И почему-то кажется, что этот снос вызовет гораздо меньше споров и протестов, чем то, что сейчас делает Собянин. Москвичи сегодня переживают не только за свои квадратные метры, но и за свой жизненный уклад. В новодельных ущельях никакого уклада нет и быть не может, и этих ущелий не будет жаль никому. Возможно, именно поэтому Орда так нетерпима к критикам ее градостроения - она боится даже безобиднейшего лохматого блогера, потому что понимает, что обречена.

Такая не очень старая, но уже традиция — каждый год накануне Первого мая Владимир Путин раздает звезды Героев уже не социалистического, а просто труда. Это новое издание самой статусной советской награды для мирных людей, которую восстановили на волне путинского увлечения рабочим классом, Уралвагонзаводом и прочим — предполагалось, что золотой звездой, на которой теперь вместо серпа и молота двуглавый орел, — будут награждать вперемешку знаменитых артистов, спортсменов, ученых, — и незнаменитых рабочих, фермеров и так далее. Так и происходило первые три года — посмотрите списки награжденных, там и Валерий Гергиев с Иосифом Кобзоном, и токарь из Челябинска, и животновод из Забайкалья. А в этом году такое рубежное награждение — Минтимер Шаймиев, первый президент Татарстана. Никто не планировал раздавать эти звезды ветеранам номенклатуры, но все происходит как-то само собой — в СССР эту награду тоже придумали для заслуженных рабочих и ученых, а в итоге раздавали по списку всем членам политбюро. Это та логика, которая сильнее любого замысла, и, конечно, удивительный феномен. Самые удивительные феномены российской реальности — в программе Кашин гуру. Я Олег Кашин, встретимся через неделю, всего доброго.