А есть ли вторая волна? Что изменилось по сравнению с весной? Можно ли доверять российской вакцине? Отвечает главврач ГКБ №52 Марьяна Лысенко

Вторая волна — она есть? Вы наблюдаете в своей больнице эту вторую волну? Она есть и в каком масштабе?

Почему-то стало принято называть это второй волной. Мы говорили летом и весной, что вирус появился на территории нашей страны и нашего города, и он никуда не уйдет, пока мы не сформируем достаточно большое количество людей, которые имеют иммунную реакцию на этот вирус: либо переболели, либо в результате вакцинации. Поэтому то, что происходит, происходит абсолютно закономерно. Понятно, что вначале жесткие карантинные мероприятия привели к некоторым разрывам этой эпидемиологической ситуации, этих цепочек заражений. Потом был летний период, все с удовольствием отдохнули, вернулись в организованные коллективы, расслабились в отношении СанПиН-требований, которые несмотря на снятие ограничений, никто не упразднял, но тем не менее, они не очень соблюдались. Главное — вышли в активное общение люди старшей возрастной группы, которые сейчас составляют основной пул пациентов, поступающих в этой так называемой второй волне. Мы имеем тот же циркулирующий вирус, просто количество заболевших сейчас существенно увеличилось.

Можно ли говорить, что те люди, которые сейчас поступают в больницы, они как-то иначе болеют?

Нет.

Очень распространенная идея, что вирус мутировал и стал полегче.

Мы не занимаем мутациями вируса. Это большая и серьезная наука. Вирусам любым свойственны мутации, но клинически мы не видим какого-то изменения течения заболевания, а учитывая, что сейчас болеют люди старшей возрастной группы, у которых есть другие хронические заболевания, они болеют тяжело. Вообще количество тяжелых больных по сравнению с летним периодом этого года существенно увеличилось.

Можно ли говорить, что эти тяжело больные люди находятся на ИВЛ?

Нет. Так нельзя говорить. Мы выработали тактику максимально стараться не переводить пациента на ИВЛ, потому что уровень смертности у таких пациентов высокий. Мы это делаем, если этого требуют медицинские показания. Но статистика у нас и западных коллег: летальность 80% на аппаратах ИВЛ. Пациенты ведутся по-другому протоколу, максимально обеспечивается подача кислорода путем неинвазивной вентиляции, либо поточным кислородом. Проводится тот протокол лечения, который мы успели наработать, и это дает весьма положительный результат. Но подходы реаниматологические они этим вирусом разрушились еще в весенний период. Мы многие свои догмы пересмотрели.

По поводу загруженности больниц, в частности вашей. Есть ли проблема с наличием коек, с количеством мест, с аппаратурой, с лекарствами? Вы испытываете с чем-либо трудности?

Нет, их и не было даже весной. Просто это было неожиданно с точки зрения того, что мы столкнулись с чем-то новым, но мы сыграли на опережение. Это замечательно, потому что была возможность в этот непростой для медицины период, когда все столкнулись с чем-то неизведанным, у нас не было потребности в организационных решениях: искать койки, аппараты, кислородные точки и так далее, потому что их было достаточно.

Сейчас, поскольку уже все понятно с точки зрения логистики движения пациента, обследования и ведения амбулаторного этапа, дополнительных госпиталей, которые открыли, сейчас нет даже такой нагрузки на коечный фонд. Все в спокойном режиме. Перегруза никакого нет. Абсолютно все контролируется. Скорая везет туда, где есть места, а они есть у всех в достаточном количестве. Нехватки мест или оборудования, как не было, так и нет. Но сейчас вообще все с точки зрения организации спокойно.

В чем симптомы заключаются? Это может быть дилетантский вопрос, но очень многие боятся и хотят понять, в какой момент надо вызывать скорую?

Со скорой начинать лечебный процесс человеку взрослому, осознанно воспринимающему окружающий мир, никогда не следует, если не случился какой-то острый приступ. Если человек почувствовал себя плохо, у него появились признаки обычного ОРВИ, связано это с ковид-инфекцией или не связано, он должен обратиться к врачу. Если он чувствует себя настолько плохо, у него есть температура и симптомы интоксикации, врача он приглашает домой. Есть и телемедицинские технологии. Дальше врач определяет и контролирует клиническую картину пациента. Становится не страшно, когда есть медицинский работник, который осуществляет контроль. Тогда и можно принимать решение о необходимости госпитализации. Привычка оставаться наедине в борьбе с сезонными заболеваниями — плохая привычка, которая свойственна нашим людям.

Если говорить о тех, кто считает правильным оставаться дома и собственными силами бороться с этим конкретно заболеванием, — это абсолютно некорректный подход и может привести к плохим последствиям. Самый опасный симптом в этом случае — это появление одышки. Появление одышки и чувства нехватки воздуха — очень тревожный звонок и в этом случае можно обратиться в скорую.

Вы сказали, что уже знаете, что делать с коронавирусом. Чем вы лечите?

У нас есть московские протоколы, которые мы отработали с коллегами за весенний период. На тот момент у нас не было прямых противовирусных препаратов, за исключением, появившейся антиковидной плазмы. Сейчас уже есть противовирусные препараты, которые влияют на циркуляцию вируса. Абсолютно наработаны все протоколы по лечению проявлений, которые с поражением легких, свертываемости крови, печени. На все возможные проявления этого коварного вируса у нас есть определенный алгоритм действий.

Насколько те данные о вакцине, которые сейчас есть, удовлетворительны. Считаете ли вы, что эта вакцина готова к применению? Насколько она выглядит для вас спасительной и правильной?

Для меня лично спаситетельной и правильной является любая противовирусная вакцина. Я считаю, что вакцинироваться надо. Серьезно говорить о том, что мы боремся с каким-то заболеванием на уровне пандемии можно говорить тогда, когда у нас есть вакцина. Слава богу, она появилась и не один вариант ее есть. Мы являемся одним из центров клинического исследования вакцины, которую произвел институт Гамалеи. У нас добровольцы вакцинируются. Есть какая-то доля вакцины, а есть плацебо. Говорить о результатах пока не можем, потому что пока идет набор добровольцев. Но мы однозначно видим, что побочных эффектов у этой вакцины нет. Все, кто привился, нормально все переносят и есть нарастание антител у тех пациентов, которые прошли уже какие-то фазовые исследования, поэтому однозначно она работать будет и работает она хорошо. Я надеюсь, что как только мы ее выпустим в гражданский оборот и привьем наших граждан, мы перестанем так бороться с количеством заболевших. К сожалению, это станет сезонной проблемой, как и любой грипп, парагрипп, ОРВИ и так далее.

Вирус никуда не денется?

Мы сейчас точно не можем сказать, потому что изучение долгосрочного иммунитета невозможно в силу того, что сам вирус существует только с января или с декабря.

Подозрения из-за вакцины крепятся из-за скорости, мол нет скрупулезно проведенных испытаний, а уже выпускают в народ. Что бы вы ответили?

Критиковать всегда проще, чем создавать. То, что создавалось на базе института Гамалеи, не совсем новый продукт. Если обывательски сказать, кусочки, несущие вирус насаживаются, на части, где должны выработаться антитела, а носитель-торпеда, который это все несет – аденовирус – коллеги долгие годы использовали его, где-то 20 лет, как вектор для других вакцин. Он изучен вдоль и поперек. То, что была изначально такая конструкция, которая позволила в короткий срок модифицировать ее под эту проблему, — это большое счастье.

Фото: Агентство «Москва»; Больница 52 / Facebook