«Усталость общества неизбежна». Социолог Левинсон о том, почему падает рейтинг Путина

Респондентам задавался вопрос:  за кого бы вы голосовали сегодня? И до крымских событий, в январе, ярых приверженцев Путина было 45 процентов, в августе, на пике рейтинга президента, 66 процентов, а  по итогам сентября уже 49. Таким образом, выросло число людей, не определившихся в своем выборе.

На цифры, приводимые Левада-центром, отреагировал пресс-секретарь президента Дмитрий Песков. «Рейтинги — это не какая-то константа, а цифра, которая подвержена колебаниям», — заметил он.

Павел Лобков обсудил эти данные с руководителем отдела социокультурных исследований Левада-центра Алексеем Левинсоном.

Лобков: Скажите, действительно ли это уменьшение рейтинга или это можно объяснить статистической ошибкой? Напомню, что вчера в нашем эфире был Валерий Федоров, руководитель ВЦИОМ, который  назвал статистической ошибкой в  4 - 4,5% вполне допустимой. И это изменение вполне укладывается в статистическую ошибку. 

Левинсон: Соображение господина Федорова применительно к такого рода исследованиям верно, но здесь мы регистрируем снижение на большее расстояние. Поэтому можно говорить, что это снижение не в рамках статистической погрешности, хотя оно может быть в рамках колебаний этого показателя, который необходимо иметь в виду. Но можно, с другой стороны, предположить, что определенного рода усталость общественного темперамента неизбежна, поэтому такое снижение, быть может, есть знак начинающейся тенденции. Мы скоро увидим данные за текущий месяц, и тогда, если и продолжится это снижение, тогда мы действительно будем говорить о тенденции.

Лобков: Итак, есть три версии. Первая – статистическая ошибка. Вы ее не принимаете?

Левинсон: Просто если бы снижение было в пределах 4-5 процентных пункта, то тогда это имело бы смысл.

Лобков: Вторая – это апатия, пик ожиданий от Путина пройден валдайской речью. Или вы до валдайской речи мерили?

Левинсон: Нет, это до.

Лобков: Так или иначе, некий пик восторгов пройден. И третий вариант – это инструментальная ошибка.

Левинсон: Это не инструментальная ошибка.

Лобков: То, что в августе измеряли горожан, которые не могли себе позволить поехать на отдых, сейчас вернулись люди, которые могли, это более вольнодумная когорта, как называется это в социологии. И она дала этот спад любви к Владимиру Путину.

Левинсон: Заметим, что 49%, таков же был рейтинг в апреле, когда никто в отпуск не уезжал. Затем пошел он наверх. Поскольку это совершенно отвлеченное, воображательное мышление, выборы нам не предстоят в обозримом будущем, оно отражает неким образом настроение людей. И это настроение людей к зиме, к Олимпиаде, а потом в связи с событиями на Украине, оно действительно сильно оживилось. Может быть, сейчас мы видим некоторую тенденцию возвращения к более спокойной ситуации. 

Лобков: Связано ли это как-то с тем, что были заключены минские соглашения, что немного, трудно измерить это в процентах, есть, конечно, разнообразные методики  психолингвистические, но уровень то, что называется, hate speech, языка ненависти в СМИ по поводу Украины чуть снизился, пропагандистское давление чуть уменьшилось. Может ли это быть связано с тем, что люди чуть успокоились и перестали ощущать себя в стране осажденной крепости?

Левинсон: Скажем так, не то чтобы люди успокоились, но эта степень мобилизационного оживления или ажиотажа, которую создавали все события и СМИ зимой, эта степень, наверное, снижается, и это естественный процесс. Но в общем и целом остается вопрос, куда девается эта энергия разгона, которая была получена за счет этих событий в начале текущего года, она во что-то должна превратиться.

Лобков:  Что называется канализация агрессии, да?

Левинсон: Там была и агрессия, и обращение на самих себя очень позитивных чувств. Самое главное – это было ощущение, что мы – великая держава. Для того, чтобы чувствовать себя великой державой, требуются какие-то события и подкрепления. Вопрос в том, будут ли они востребованы и дальше.

Лобков: Может ли тот мобилизационный потенциал, который сформировался после крымской кампании и после того, что называется триумфом «Новороссии» и русского мира, теперь трансформироваться в противоположную сторону? Мы знаем, такое случается нередко в связи с тем, что импортные продукты, а импорт составляет значительную часть все-таки того, что потребляют горожане, дорожает с каждым днем, сегодня евро уже 54, что ли. Каждый из нас проводит свои мини-соцопросы в магазинах, и люди 50 лет говорят: «Мы чувствуем себя, как при Брежневе, когда руками по локоть мы должны копаться в гнилых овощах и искать себе целую картошку», это влияние не только на аудиторию хамона и пармезана, но это уже влияние на аудиторию картошки и морковки. Ожидаете ли вы, что этот мобилизационный потенциал будет конвертирован, превращен в социальный протест или может легко в него превратиться?

Левинсон:  Если говорить не обо мне, а о том, какие вообще существуют ожидания на этот счет, то их два, и они противоположного характера. По одной версии, по той, которой придерживались, предположим, авторы санкций, экономические сложности обратят гнев россиян на их руководство. Что касается руководства, то, по-моему, оно выразило мнение, что экономические сложности обратят гнев россиян на авторов санкций. Поэтому мы будем наблюдать, чей прогноз окажется правдой.

Лобков: Если брать пример Ирана, с которым часто сравнивают Россию, ведь известно, что при шахе Иран был одним из главных потребителей и предметов роскоши, и предметов импорта во всем мире, иранцы демонстрировали невероятный рост то, что называется потребительского бума, так же, как и россияне в жирные нулевые. И после санкций как раз именно Иран показал максимальную концентрацию, максимальную поддержку действующего руководства, действующего режима. Практически точка зрения российского руководства находит свои основания в недавней истории страны, с которой нас многое сближает.

Левинсон:  Да, это так. Я бы сказал, что мы регистрируем снижение каких-то позитивных импортов, связанных с нашей властью среди нашего населения, но мы пока не регистрируем рост негативных настроений.

Лобков: Мы помним, чем называлась так называемая теория малых дел, как Евгения Чирикова боролась с теми, кто рубит Химкинский лес, отдельно люди боролись с точечной застройкой, отдельно люди боролись, какие-то «синие ведерки», с машинами с мигалками, с тем, как они нарушают правила дорожного движения. Потом произошло некое большое событие, это были выборы 2011 года, где все эти мелкие движения слились. И люди, которые выступали перед аудиторией в 15-20 человек в Химкинском лесу, стали выступать перед аудиторией в 20 тысяч, 30 тысяч человек.

Сейчас как будто бы происходит то же самое. Мы видим точечные по поводу реформы здравоохранения, мы видим точечные протесты по поводу той же застройки, мы видим точечные протесты, которые сейчас символизирует некая фигура Park-men, против того, как Москва насилует своих жителей. Могут ли создаться условия, при которых сформируется коалиция протестных движений, как это было в октябре 2011 года? Или для этого должно произойти нечто большее, чем повышение курса евро?

Левинсон: Мне кажется, что тут два важных обстоятельства. Первое состоит в том, что проблемы, перед которыми стояло протестное движение, факторы, которые вызвали протест, в том числе массовый протест декабря 2011 года, эти проблемы никуда не делись, с одной стороны. И можно ожидать возвращения всех этих акций. Но, с другой стороны, то, что было предпринято зимой 2014 года и весной, оно вроде бы вобрало в себя значительную часть протестного потенциала, перевернув его знак.

Мы знаем, что определенная часть людей говорила раньше: «Я стоял на Болотной, а теперь я приветствую, что Крым наш». Безусловно, такое явление в нашей истории было. Вопрос – возможно ли очередное перемагничивание этого магнита, перемена его полюсов, это вопрос очень непростой. Российская история движется путями, которые не всегда имеют параллели в других странах. 

Фото: РИА Новости