Сергей Алексашенко о том, что мы потеряли из-за решения Путина запретить филиалы иностранных банков в России

Логическая цепочка, конечно, несколько сложнее. Потери связаны с массовым возвратом НДС. Что в свою очередь, связано с окончанием крупных инвестиционных проектов. В общей сложности, по подсчётам Минфина, в 2013 году из-за возврата НДС и недостаточной приватизации выпадающие доходы бюджета составят около полутриллиона рублей. По словам Нестеренко, около 350 миллиардов бюджет теряет из-за решения проводить дополнительные эмиссии акций госкомпаний вместо прямой продажи госпакетов ценных бумаг.

И теперь Минфин вынужден искать дополнительные источники доходов. Чтобы выполнить план по бюджету, и необходимо полтриллиона рублей. Иначе без средств останутся социальные проекты и объекты здравоохранения, а также проекты транспортной инфраструктуры.

Обсудили эту тему в нашем эфире с экономистом, директором по макроэкономическим исследованиям ВШЭ Сергеем Алексашенко.

Макеева: Новость достаточно ожидаемая?

Алексашенко: Для меня это не новость, потому что в России никогда не создавались филиалы иностранных банков, это была старая позиция Российской Федерации, Центрального Банка, она была решена еще в 95-96 годах. Было объявлено, что мы с этой позиции не отступим, и хотя в законе была фраза, что иностранные банки могут создавать свои филиалы, позиция Центрального Банка такая, что создаваться они не будут. Вообще для потребителя разница есть в представительстве. Представительство банка не имеет права ведения коммерческой деятельности. У нас есть много представительств иностранных банков, но вы не можете туда положить депозит или взять кредит. В филиале или дочернем банке вы можете. То есть для вас как потребителя нет никакой разницы, филиал или дочерний банк. Разница есть для Центрального Банка, который надзирает за стабильностью и сохранностью ваших депозитов. У филиала нет своего капитала. Его операции консолидируются на балансе материнского банка, который может находиться в Варшаве, Вене, Киеве, Монголии. Когда он собирает ваши депозиты и прекращает свою деятельность, выясняется, что у него нет ни активов, ни капитала, все ушло на баланс материнского банка. Эта позиция не устраивает ни один Центральный Банк в мире. Конечно, создавать филиалы он никогда не собирался разрешать.

Макеева: Это общемировая практика?

Алексашенко: Как правило, да. Есть несколько стран, исторически создававших и разрешавших создавать филиалы. Но то, что было нормальным 100 лет назад, сегодня уже не представляется нормальным. Во Франции очень любят чековое обращение, отказаться от него не могут и ходят все со своими чеками и выписывают эти бумажки. Кассиры их с радостью принимают. Еще есть магазины, в которых чеки принимают, а кредитные карточки нет. В России чеки пытались внедрить, но не получилось. Филиалы – это устаревшая форма, и сегодня общий подход центральных банков такой, что это нежелательная форма существования банка иностранного государства на вашей территории. В ходе переговоров по ВТО некоторые страны пытались от России добиться согласия, но это была жесткая позиция, никаких компромиссов здесь не допускалось, ни разу мы не пытались согласиться с этой позицией. После вступления в ВТО решили привести законодательство в соответствии с практикой. На самом деле практика существует уже 15-16 лет, но закон только сейчас привели в соответствие с ней.

Макеева: Это называется специальными условиями вступления в ВТО. Что такого специального, если это общемировая практика?

Алексашенко: Нас пытались с этой общей позиции спихнуть и получить более выгодные условия для банков иностранных государств. Но мы это не собирались делать. На нас не очень сильно давили, в начале 2000-х годов давить даже перестали.

Макеева: Существует точка зрения, что могла бы появиться бОльшая конкуренция на рынке банковских услуг, кредиты бы стали дешевыми.

Алексашенко: Иностранным банкам разрешается создавать дочерние банки. У нас есть Deutsche Bank, Райффазенбанк, UniCredit и так далее. Это российское юридическое лицо, 100% акций которого принадлежит иностранному банку. Но у этого российского юридического лица есть свой капитал, и за ним Центральный Банк может осуществлять надзор. Он может вводить ограничения на деятельность. С филиалом ничего подобного сделать нельзя. В филиале для потребителя риски немерено выше. Иностранных банков полно, последние года 3-4 даже закрылись некоторые.

Макеева: То есть появись здесь филиалы, это не означает, что вырастет конкуренция.

Алексашенко: Нет. У нас в России 950 банков. Я считаю, что с конкуренцией в этом плане все в порядке. Другое дело, что спектр услуг узкий, но он у всех узкий. Те иностранные банки, которые пришли в Россию, они не сильно расширяют свои услуги. Они здесь проводят достаточно консервативную политику. Объем услуг, которые они оказывают в Италии, Франции, Америке, существенно выше, чем то, что они оказывают у нас.

Макеева: С чем это связано?

Алексашенко: Большие риски. Они боятся. Они понимают, что Россия – страна, где можно больше заработать, значит, больше риска, можно больше потерять.

Макеева: С одной стороны, они хотели, чтобы у нас открывались филиалы, и в этом смысле они готовы были рисковать.

Алексашенко: Филиал для них – меньший риск. Они всегда могут все свои активы мгновенно увести. Представитель Центрального Банка только поднимет перо, чтобы ввести какое-нибудь ограничение, а у банка уже ничего не осталось.

Казнин: По поводу надзора Центрального Банка, все-таки и Игнатьев недавно сказал эту «информационную бомбу», что половина всех отмывающихся денег из России контролируется одной группой.

Алексашенко: Технически проходит через одну группу.

Казнин: Сейчас вы говорите, что Центробанк ставит жесткие условия, ему надо надзирать за тем, что происходит в банках. Как тогда не могут отследить огромные финансовые потоки, которые уходят за рубеж?

Алексашенко: Отследить их можно. Проблема в том, что Центральный Банк проверяет нормативы банковской деятельности. Когда отмываются криминальные деньги, там нормативы банковской деятельности не нарушаются, а нарушаются законы.

Казнин: Есть целый ряд контролирующих организаций, хотя бы Росфинмониторинг.

Алексашенко: Это информационное агентство, они собирают информацию и передают в силовые структуры. У нас есть МВД, ФСБ, Генпрокуратура, Следственный комитет. Вот органы, которые должны пресекать нарушения Уголовного кодекса. На мой взгляд, выступление Игнатьева – крик, что мы все знаем, все сдаем силовикам, но они ничего не делают.

Казнин: Банков 950, не так сложно, наверное, следить за тем, через какие из этих банков уходит.

Алексашенко: И Центральный Банк, и Росфинмониторинг имеют подробную, понятную карту протекания денежных потоков. Они знают, как идут деньги. Но там не нарушаются нормативы банковской деятельности.

Казнин: Будут меняться механизмы?

Алексашенко: Не готов сказать. Вообще банковский надзор и борьба за чистоту банковских рядов, вещь тяжелая, она создает неприятности на другой стороне, и вас создает проблемы, если вы начинаете с ней бороться. Для этого надо иметь характер, жесткость и понимание, чего хотите добиться.

Казнин: Это связано с темой запрета иметь зарубежные счета.

Алексашенко: Никак не связано.

Казнин: Но в этих схемах, как мы понимаем, задействованы так или иначе официальные лица.

Алексашенко: Игнатьев напрямую это не сказал, но я подозреваю, что без «крышевания» силовиков это не проходит. Если Центральный Банк знает, как это устроено, он, конечно, информирует правоохранительные органы. Если правоохранительные органы ничего не предпринимают, чтобы это пресечь, значит, это кому-то выгодно.

Макеева: Если с юридической точки зрения все чисто…

Алексашенко: Не чисто, а грязно. Игнатьев прямыми словами сказал «наркотрафик, торговля оружием, проституция». Он прямо называет, что там может быть.

Макеева: Почему он прямо не называет, какая группа имеется в виду?

Алексашенко: Может быть, он не может докопаться до реальных бенефициаров банков. Может быть, боится называть. Это подвиг – назвать людей, которые реально стоят за этой схемой.

Макеева: Но это группа тоже знает, что она – та самая группа, которая технически контролирует потоки. Он, сделав это заявление, уже подставляет себя под удар. Почему не пойти до конца?

Алексашенко: Он не подставляет, он уйдет через два месяца. Он 12 лет молчал, как воды в рот набрал. Вы правда считаете, что он только сейчас об этом узнал? Я думаю, что это давно известно, у меня был на эту тему разговор с покойным Андреем Козловым. Уже лет 7-8 это известно. Может быть, не во всех подробностях, не во всех деталях, но то, что в Центральном Банке и Росфинмониторинге эта информация была, это правда. То, что силовикам они обязаны это сообщать, тоже правда. И то, что ничего не делается, тоже правда.

Макеева: Трудно сказать, насколько новый руководитель Центрального Банка…

Алексашенко: Не его работа следить за соблюдением Уголовного кодекса. Ее задача – информировать правоохранительные органы, а они должны с этим бороться.

Казнин: Пресловутый «пехтинг» - это же тоже нарушение статус-кво. Здесь готовы ли высшие чины государства нарушить этот статус-кво?

Алексашенко: Это вещи несопоставимые. Вы должны понимать, что депутатство Пехтина – вопрос, выеденного яйца не стоящий, и никого, кроме Пехтина, он не волнует. Вместо него придет другой Пупкин, и будет то же самое. Ничего не изменится. А здесь реальные деньги, здесь 50 млрд долларов, которые уходят. Владельцы этой технологии получают комиссию. Представьте, что она 10%. Это 5 млрд долларов в год.

Казнин: Мы прекрасно понимаем, что за это убивают, не задумываясь.

Алексашенко: Да, за то, что вы попытаетесь отобрать эти доходы, вас могут убить.