Эдуард Лимонов о поэтике радикальных действий

Александров: Вопрос уже не просто общественного, но личного порядка. Если просто обратиться к вашей биографии, то во многом она иногда напоминает какую-то цепь радикальных действий, причем на протяжении всей жизни. Участие в забастовках в Советском союзе, довольно радикальное поведение в эмиграции в Америке, причем разное, с публикацией чуть ли не единственной статьи антиамериканского характера, которая была напечатана в советской прессе, в то время, когда вы были в эмиграции. Также не скажу, что тихая жизнь во Франции, наконец, участие в военных кампаниях – в Югославии, в Абхазии. Может, вас сама поэтика радикальных действий привлекает, в первую очередь? Просто протестное поведение?

Лимонов: Я понял ваш вопрос. Я думаю, что мир просто устроен не наилучшим образом, вот и все. И в США достаточно дерьма, и я реагировал, скорее, в данном случае, в той статье, о которой вы говорите, она называлась «Разочарование», там я выступал исключительно как журналист, у меня даже еще не было своего мнения ни о США, ни о чем. Я просто написал о том, что люди, которые бежали из России в США, что они живут плохо, что они недовольны, что они страдают, что много людей хочет вернуться, что тысячи живут в Лиме, на полпути. Вот и все, ничего тут такого сложного нет. Кстати говоря, единственная страна, в которой я жил – я жил при Миттеране во Франции, Миттеран был все-таки высоко интеллектуальный лидер, честно говоря, стыдно даже признаться, но он мне в чем-то нравился. Такой был фараон. И я сейчас смотрю на наш ансамбль, не буду называть фамилии, вполне ничтожных владык, и думаю: боже мой, человек написал 8 книг – сам, он читал книги - мое издательство посылало ему книги, я получал от него…

Дзядко: От Миттерана?

Лимонов: От Миттерана получал. Текст был напечатан, но подпись была его, синими чернилами. Я относился критически ко многим политическим организациям Франции, я, конечно, не смог сидеть спокойно, и с компартией, и с правыми я был замешан, на рабочем празднике L"Humanité в пригороде Парижа мне дали по голове железной трубой, у меня до сих пор вмятина. Я просто хочу сказать, что я, конечно, темпераментный человек. Есть люди, которые из Переделкино всю жизнь не вылезали и умерли спокойно. Это зависит не только от политики. Это либо ввязываетесь всюду и лезете, я пролежал в бреду после этого удара трубой 36 часов.

Александров: В Югославию вы тоже отправились спонтанно?

Лимонов: Давайте вспомним наших великих предшественников. Все-таки Джордж Оруэлл воевал и получил пулю в горло, Эрнест Хемингуэй, и старый Сервантес, и кто угодно. На самом деле, писатель – это не профессия, это стало профессией в 19 веке с поднятием буржуазного мира, с капитализмом – Бальзак, Диккенс. Но все прошло-проехало, теперь уже не надо быть…

Александров: Разница только существенная, что Сервантес воевал, но создал образ Дон Кихота.

Лимонов: Я полагаю, что я тоже создал определенным образом героя нашего времени, и может, даже не одного.