«Да что ж с вами произошло?!» — Михаил Козырев о реакции на новый альбом Земфиры

Дело в том, что, по моим скромным, но многолетним наблюдениям, большие артисты живут в двух разных режимах: режиме Акулы и режиме Вулкана. Первый — это постоянное движение. Акула не может остановиться, даже во сне, она должна двигаться, иначе умрет. Яркий пример этого существования — Борис Гребенщиков. Борис Борисович не может без туров, концертов, записей, синглов, альбомов, постоянного движения. Второй — принцип Вулкана — это годы внешнего спокойствия, снаружи не видно, что творится внутри горы. А потом — взрыв и извержение лавы. Это Земфира. Восемь лет — и «Бордерлайн».

Я прочитал сотни откликов на эту пластинку. Тут должен сказать, что всю жизнь живу с уверенностью, что то, что нравится мне, должно по-любому понравиться другим. И поэтому боролся с искушением все это время ответить на каждый «чет ваще мимо меня» или «ничего нового» и написать «Господи, да что с вами произошло-то, неужели вы жопой слушаете?!». С прискорбием приходится констатировать: в очередной раз поразился количеству людей бестактных, циничных, безжалостных. Калибр и заслуги суперзвезды не требуют обязательно полюбить ее новую работу, но требует элементарного уважения и оговорок «по-моему», «мне кажется» или IMHO. Иначе — да кто ты такой, чтоб выдать пару снисходительных или уничижительных абзацев в адрес артистки, чьи песни стали частью нашего генетического кода?! 

Альбом отчаянный, искренний, а в некоторых песнях просто душераздирающий — как акт публичного обнажения — и, если тебе не зашло, отведи глаза и пройди мимо, но не сплевывай и не туши бычки о тело артистки. Я себе не представляю, например, как можно написать и обнародовать песню «Мама». Через какую топку нужно переплавить свои душевные ураганы, чтоб публично произнести строки, адресованные своей покойной матери:

«Я же тысячу раз хотела написать
Тысячу раз хотела рассказать
Что ты мне врала, любимая мама.
Ты нанесла мне страшные раны.
Кто из нас прав, рассудит дальше время.
Я же пока пытаюсь вспомнить имя.
Эти дожди меня совсем ускорят.
Ты меня жди, я буду скоро».

У меня есть простой прием. Чтобы оценить работу в масштабах эпохи, нужно представить, что артиста завтра не станет. И если тебя неудержимо влечёт высказаться, выскажись, но с учетом, что наступит это завтра. И тебе самому нужно будет прочитать свой отзыв. Плюс сотням или тысячам людей, которые соединены с нами невидимой паутиной сетей. Как прозвучат твои «я блеванул» или «время ушло, старушка осталась»? Как никчемный отзыв «того-мудака-что-не-утерпел-и-бросил-камень». Вообще-то я этот принцип применяю не ко всем артистам (хотя обо всех пишу уважительно, даже если мне не зашло, — за исключением Моргенштерна). Но так получилось, что к Земфире я его применяю с первой песни, а это был «У тебя СПИД, и значит мы умрем». С ее финальных прощаний на концертах: «Не знаю, когда мы снова увидимся…». С одной и той же молитвы «Спасибо, что она у нас есть, это же соприкосновение с настоящим. С главным. С вечностью».

Время всегда расставляет все по своим местам. Теперь у нас есть «Ок», «Камон», «Пальто», «Абьюз», «Жди меня», которые будут всегда звучать в наушниках и по радио. Через пять-десять лет все сегодняшние хейтеры сольются и исчезнут, и если я им напомню их комментарии, они ответят: «Ну да, ну и что, я тогда сразу не понял…». Главное — то, что у нас есть теперь эта пластинка, которую нужно слушать долго, читать заметки артистки на полях каждой песни (они есть в iTunes) и раз за разом открывать для себя что-то новое.

Вот текст, который написал Василий Зоркий, я его прочитал с удовольствием, он про музыку «Бордерлайн»:

«Большинство реакций на новый альбом Земфиры похожи на встречу с кем-то, кто в 15 лет казался тебе очень важным и взрослым. И потом тоже. И потом. Но уже меньше. А потом вы не виделись восемь лет и ты вроде как уже сам важный и взрослый, но почему-то у тебя к этому человеку так много вопросов детских — что он не такой, как был 15 лет назад, что он не такой крутой по твоим меркам крутости, как тебе казалось и хотелось, а главное что он больше не пишет такие песни, которые вызывают у тебя такие чувства, как тебе бы снова хотелось. А еще интересно, насколько мы все еще в стране, где всех волнуют только слова в песне. А музыка уже так где-то сбоку. Музыкально это самый сильный альбом Земфиры со времен „Вендетты“, а может и вообще — затейливый, сложный, круто придуманный, разный — разные музыканты, разный звук, нюансы, тонкости, детали. У меня такое ощущение, что мне принесли ужин в ресторане высокой кухни с десятью переменами блюд — как играет Дима Павлов тут на гитаре, так у нас никто не играет практически, а как на басу, а как они вместе с Димой интересно звучат на акустике и гитаре, а какой крутой бас с приветом Полу Маккартни. Какой Емельянов крутой и взрослый, как по разному играют Маринкин, Зингер и Эш Соан. Как много разной музыки в этих песнях. И вообще эти гитары и барабаны всегда хотелось услышать со времен песни «Кто» на „Максидроме“, простой и мощной. Как в „Небомореоблака“ или „Когда снег начнется“. Очень круто.

Да, от текстов есть ощущение, что они выполняют просто функцию заполнения песни, скорее фонетическую, чем смысловую — такой Хлебников в версии Земфиры, но меня и раньше резали строчки вроде «Мое Kenzo sandal — наш с тобой birthday», „Бери Шанель пошли домой“, „Припевочки“, „Маечки“. И еще миллиард вопросов к лирике, но я принял в какой-то момент, что есть вот такой артист и у нее такая лирика.

Я смотрю на это, как на фильмы многих взрослых режиссёров, которых перестали заботить детали — Земфиру кажется перестали так заботить тексты и она пробует максимально их упростить и да мне тоже часто кажется, что она издевается как будто этими рифмами. Но и желание сказать все очень просто, мне тоже понятно, и Цой тут очень понятный персонаж, хочется так же просто как у него: „Дом стоит, свет горит из окна видна Даль“.

У нас всех какие-то оказались очень хаха абьюзивные отношения с певицей Земфирой по итогам двадцатилетнего сожительства. Мы ее сначала наделили кучей качеств, ожиданий, своих представлений о прекрасном, а теперь обижаемся, злимся, ждём и вот это все. И совершенно не хотим смотреть на неё просто как на артиста и человека, с которым что-то происходит, а там — самое интересное.

Песня „Мама“ чуть ли не самая искренняя песня за всю карьеру певицы, в которой мы видим совершенно другого человека. И эти раскиданные по пластинке фрагменты ультра честности, слабости, сомнений, злости для меня ценнее некоторых ее альбомов целиком. И эти песни „Этим летом“, „Таблетки“, „Мама“, „Том“ для меня в сто раз интереснее, чем песня „Пальто“, под которую все могут представить себя в схожей ситуации в красивом пальто.

Да, может это теперь не „наша певица“, она теперь окончательно „своя“ певица, но не помню, чтобы она особо когда-нибудь транслировала обратное, а все остальное это уже какие-то наши проекции.

В 2021 году, спустя 22 года, после начала карьеры Земфира выпустила музыкально интересный альбом с честными песнями про себя, который будет офигенно звучать в концертном исполнении, потому что там вагон крутого живого материала который хочется услышать на стадионе — от „Таблеток“ до песни „Снег идет“ и это очень крутая новость.

Браво всем музыкантам, которые наконец-то развернулись по-настоящему на ее пластинке и сделали музыку полноправным участником этого альбома. И спасибо за то, что я три дня разбираю крутые аранжировки. Именно такой артист мне, например, очень нужен именно сейчас».

И обещанный список интересной критики: 

Борис Барабанов;
Лева Гакин;
Ян Шенкман;
Ярослав Забалуев;
Олег Кармунин. 

Фото на превью: Денис Каминев / Дождь
Марина Захарова / ВКонтакте