«Вы умрете собачьей смертью». Художница Катрин Ненашева рассказала, как ее пытали в ДНР

Катрин Ненашева: Нас задержали в воскресенье практически ночью, перед комендантским часом. Полицейские стояли у магазина, в центре города, главный вопрос, который их интересовал: зачем мы сюда приехали? Конечно же, история про то, что с Донецком и с Горловкой у меня связана какая-то личная история, их не устраивала, и меня попросили выйти в соседнюю комнату на секунду буквально.

Когда я вернулась, там уже стоял человек в маске, в военной форме. Мы как-то встретились глазами, я тоже очень хорошо это сейчас вспоминаю. И на меня сразу же надели черный кожаный мешок, надели наручники и поволокли в этой темноте по лестнице в какое-то непонятное место. Я уже слышала, что моего товарища где-то впереди тоже волокут.

Нас уже ждал человек, который был достаточно зол. Он неистово орал: «Ах вы …! Сейчас мы посадим вас на мину, и вас разорвет!». Он запрещал двигаться, запрещал разговаривать, бил, если нога непроизвольно двигалась как-то. И в какой-то момент он сказал: «Через пятнадцать минут вы умрете собачьей смертью». Конечно, это были, наверно, самые страшные пятнадцать минут в моей жизни.

Я уже помню, как я очутилась на холодном полу. Меня тоже пинал ногами какой-то человек. Он сказал: «Сейчас мы проведем электрошок тебе по внутренним органам, а потом просто убьем тебя». Главный вопрос всё продолжался и продолжался: что, зачем? Он сказал, что если я опять буду говорить ту же самую версию про дедушку, то он сначала меня изнасилует, потом разложит по кусочкам. И в какой-то момент я почувствовала дуло пистолета где-то в районе колен, он его взвел и кричал: «Стреляя в одно колено, я прострелю сразу два!».

И как-то так получилось, что вместе с угрозами пистолетом я стала слышать крики своего товарища, при этом параллельно слышала, как его били и что ему говорили, слышала какой-то постоянный грохот. И, наверно, это была какая-то одна из самых страшных лично для меня пыток, потому что я абсолютно ничего не могла сделать, я сама сидела под этим же пистолетом.

Все люди, которые нас избивали, были пьяными, они праздновали День контрразведки. И после того, как этот человек достал автомат, начался некий психоз, может быть, какая-то белая горячка, но он стал кричать, что ему и всем людям, которые нас пытают, абсолютно плевать, что с нами случится, потому что они всё равно умрут завтра или послезавтра, и им за это абсолютно ничего не будет.

Этот человек всё время повторял (я называю его «офицер»): «Это не моя война. Я живу в Донецке, и это моя земля, но это никаким образом не моя война». И какое-то количество времени он показывал мне видео на ютубе. Собственно, одно из первых было, где Владимир Путин обещал поддержку добровольцам Донбасса, и то, что их, в общем-то, украинские паспорта будут как-то действительны на территории России.

Я пыталась объяснить ему, что я никаким образом не виновата в том, что так получается. Потом было около пяти-шести часов допроса. Я только наутро увидела своего товарища, у него было всё окровавленное лицо, оно было всё абсолютно в подтеках, все кроссовки ещё были истоптаны. Я не узнала его абсолютно. Тогда я плакала, да, тогда я не могла никак себя сдерживать.

После где-то четвертого или пятого допроса, когда показались в этом неком офисе люди, которые, как было видно, не пачкают свои руки в насилии, они якобы не знают, что с нами сейчас происходило, я тогда чуть-чуть почувствовала себя в безопасности. Но при этом нам всё время до конца угрожали подвалом, и поэтому чувства, что всё будет более-менее в порядке… Да нет его, на самом деле, и до сих пор.