«Даже собачке в клетке разрешают гавкать, а вы меня заставляете молчать». Обвиняемый в госизмене ученый о жизни в СИЗО

Мы встречаемся в кабинете для переговоров. Садимся друг напротив друга, двое надзирателей начинают записывать разговоры на видеорегистратор, а также конспектировать диалог в журнале. Безапелляционным тоном охранники предупреждают: в соответствии с новыми поправками, правозащитники должны говорить лишь об условиях содержания в тюрьме. Мы все (члены Общественной наблюдательной комиссии — прим. Дождь) обреченно киваем, потому что новую фразу, из-за которой никто не сможет пожаловаться, например, на пытки, знаем наизусть.  

Доктор технических наук Алексей Темирев рад нас видеть, в тюрьме он носит белую рубашку и бежевые брюки, это выглядит странно — обычно люди ходят в спортивных костюмах или пижамах. Его седые волосы аккуратно зачесаны назад, борода и бакенбарды ровно подстрижены. Он выглядит опрятно, как человек, которому важно не расслабляться, бороться, не терять самоуважения и оптимизм.   

Но слабое здоровье Алексея Петровича выдает желтый цвет лица, уставший взгляд и скрюченная поза. Темиреву — 64 года, однако кажется, что почти 70. Мы спрашиваем  о том, как он себя чувствует.

«До того, как меня задержали я планировал операцию по удалению грыжи. Здесь мне операцию не назначают. А область живота стала так сильно болеть, что я даже не могу ходить на прогулки», — рассказывает Темирев.

Позже мы уточнили, будут ли тюремные врачи оперировать Темирева. Нам ответили, что в экстренной помощи, несмотря на боли, он не нуждается. Поэтому операцию проведут в течение двух месяцев, как дойдет очередь. Хуже всего другое — сотрудники СИЗО две недели не принимали поясной бандаж, который мог бы облегчить страдания пожилого человека,  из-за того, что потеряли разрешение врача. Нашими усилиями бандаж взяли.

«Таблетки „утренние“ приносят в обед, — продолжает Темирев. — Меня это беспокоит, я человек немолодой, мне нужно соблюдать режим приема медикаментов. Но в целом я здесь спокойнее, чем там, на „гражданке“. Побыл один, подумал о происходящем».

На словах «мне здесь спокойнее» надзиратели тюрьмы резко перебивают Темирева:

— Это не относится к условиям содержания!

— Относится. Даже собачке в клетке разрешают гавкать, а вы меня заставляете молчать!

— Еще раз к вам обращаюсь! Вы можете довести до неадеквата. Эти разговоры не относятся к условиям содержания!

— У нас с вами разные критерии!

Мы тоже спорим: нет повода, чтобы прерывать беседу и уж тем более кричать на подозреваемого. У Темирева несколько лет назад была операция на сердце — нервничать нельзя. Пару недель назад у него случился обморок в душевой из-за слишком горячей воды, и об этом надзиратели прекрасно знают, но будто специально они продолжают «давить» на Темирева. После перепалки руки ученого начинают трястись, а глаза слезиться. Мы всерьез начинаем беспокоиться о его здоровье и даже жизни.

Суд мог бы оставить Темирева под домашним арестом, учитывая список диагнозов, но пожилого человека отправили в тюрьму, не учитывая случаи, когда в московских СИЗО умирали пожилые люди — от инфарктов, инсультов и других причин, связанных со здоровьем. Идет ли это на пользу следствию — нет, логики в подобных арестах нет никакой, только бессмысленная работа судебного алгоритма. 

Чтобы отвлечься, переключить внимание Темирев начинает доставать из офисной черной папки тетрадь в клетку, надевает одни очки на другие, и глядит в свои заметки. У него очень плохое зрение, он уже месяц ждет окулиста, который должен выписать рецепт на новые очки. Но все же просит отправить книги — чтобы продолжить заниматься наукой.

Сколько ученый проведет в СИЗО Лефортово неизвестно. Согласно статье 275 УК РФ, Темиреву грозит от 12 до 20 лет тюрьмы. Его обвиняют в передаче секретных сведений Вьетнаму. Ученый не признает себя виновным. По словам адвоката, Темирев работал с аспирантом из Вьетнама. Они вместе разрабатывали оборудование в конструкторском бюро «Интеллектуальные робастные интегрированные системы» (ИРИС). Адвокат арестованного Анна Полозова рассказала, что его обвиняют именно в передаче сведений о работе бюро. Полозова утверждает, что никаких секретных сведений ее подзащитный не передавал. «Это все есть в открытом доступе, в книжке, которая есть в каждой библиотеке», — сказала адвокат.