Сизов о последствиях отмены эмбарго на экспорт зерна

После отмены эмбарго на вывоз из России зерна, вырастет инфляция. В этом уверен глава Цетробанка Игорь Игнатьев. Причем рост цен начнется едва ли не день в день с отменой запрета, то есть 1 июля.

Эмбарго на вывоз зерна из России действовало с 15 августа 2010 года. И было введено в связи с засухой и сокращением урожая, когда летом погибли посевы на площади больше 10 млн гектаров. Потеряна оказалась почти треть всего урожая. Во время эмбарго Россия не продавала за рубеж пшеницу, ячмень, рожь, кукурузу и муку.

От запрета на экспорт зерна больше всего пострадал Египет, резкий рост биржевых цен на зерно — хлебные бунты косвенно стали катализатором революции. Позже заявление о продлении эмбарго спровоцировало волнения в Мозамбике. Пострадали и российские сельхозпроизводители. Десятки компаний были вынуждены подать заявления о банкротстве.

Сейчас мало кто сомневается в том, что отменять эмбарго надо, но как обезопасить страну от инфляции — вопрос открытый.

О том, насколько взлетит инфляция, говорим с исполнительным директором центра "Совэкон" Андреем Сизовым и нашим экономическим обозревателем Игорем Ивановым.

Зыгарь: Можете ли вы согласиться с прогнозом главы Центробанка, что будет прямая корреляция между отменой эмбарго и ростом инфляции. То есть фактически, по прогнозу Игнатьева, правильно ли я понимаю, что как только мы отменяем эмбарго на вывоз зерна, автоматически растут цены на зерно и на внутреннем рынке?

Сизов: Давайте сначала про то, что у нас происходит с ценами. Для начала напомню, что с января по апрель они довольно активно снижались на зерно. Где-то в конце апреля они стабилизировались и в мае понемногу росли. Сейчас заявление об открытии эмбарго может способствовать дальнейшему росту цен. Но я бы не стал говорить, что это будет какая-то взрывная история, подобно той, которую мы видали, например, во втором полугодии прошлого года, когда и в России, и на мировом рынке за июль-август-сентябрь цены удвоились. Сейчас мы говорим о том, что потенциал для роста в ближайшие 1-2 месяца – это несколько десятков процентов. По итогам этого роста мы вернемся к тем уровням, где мы были в начале этого календарного года.

Зыгарь: Получится, внутренняя цена на зерно как-то привяжется к экспортной цене?

Сизов: Да, сейчас спрэд разница между мировыми и внутренними ценами составляет по пшенице – это наша основная экспортная позиция, наша основная зерновая позиция – примерно 120 долларов за тону. То есть спрэд этот будет выбираться, снижаться. При этом стоит понимать, что он будет выбираться не только за счет роста внутреннего рынка, мы видим риски снижения мировых цен. Это будет снижение с двух концов. Будет снижаться мировой рынок – будем расти и мы. Да, это даст импульс продовольственной инфляции, но не стоит, во-первых, все списывать на цены на зерно, потому что у нас в цене конечной продукции доля сельхозсырья может составлять максимум несколько десятков процентов, в большинстве случаев меньше. И во-вторых, не очень понятно, почему нам с продовольственной инфляцией обязательно надо бороться, пытаясь загнать цены на зерно ниже плинтуса, пытаясь сделать наше растениеводство убыточным занятием и давя на нашего сельхозпроизводителя, нашего фермера. Напомню, что в прошлом году наши сельхозпроизводители в большинстве регионов пережили беспрецедентную засуху, а в восточных регионах – это Урал и Поволжье – пережили вторую засуху подряд. Поэтому не очень понятно, почему мы боремся с ценами на зерно, но при этом цены на мясо у нас остаются одними из самых высоких в мире. А если мы посмотрим на корзину Росстата, по которой считается продовольственная инфляция, то мы увидим, что основная доля в этой продовольственной корзине – это именно мясо и птица.

Писпанен: Наверное, потому что хлеб должен быть дешевым, чтобы не поднимались массы и не говорили – как дорого?

Зыгарь: От цены на муку зависят многие другие цены, потому что она, например, входит в состав кормов.

Сизов: Зерно у нас входит в состав кормов. Но как раз исходя из того, вот эта разница в ценах на мясо, разница в ценах на зерно относительно мирового рынка, возникает вопрос, а кто себя лучше чувствует – растениеводство или животноводство? Собственно, дело в том, что цены на мясо у нас выше мировых, цены на зерно существенно ниже мировых. Где эта разница? Разница в животноводстве. Да, стоит политическая задача развивать животноводство. Можно с ней соглашаться, не соглашаться – это дело каждого. Стоит все-таки добавить, что, на мой взгляд, баланс госполитики в последнее время слишком смещен в сторону животноводства – постоянно помогаем животноводам, эмбарго, в том числе, было им в помощь, они получают дешевое фуражное зерно.

Писпанен: Существует какое-то лобби?

Сизов: Интерес растениеводства учитываются довольно слабо. И тут можно приветствовать, что, наконец, эмбарго это снято, к интересу растениеводов тоже прислушались. А им, напомню, в ближайшие месяцы надо уже начинать сев озимых. И если бы цены продолжали снижаться, как они снижались и до апреля, я бы предположил, что многие из них стали бы просто отказываться от сева озимых зерновых.

Иванов: А почему сложился такой дисбаланс? Почему при очень дешевом зерне у нас мясо стоит даже не мировую цену, а гораздо выше? Почему так произошло?

Сизов: Вопрос очень хороший, ответ очень простой в силу того, что у нас очень высокие барьеры на пути импорта. При этом, когда у нас вводятся эти барьеры, напомню, птичники пролоббировали очередное снижение квот на импорт курятины не далее прошлого года, у нас наши монетарные власти не говорили о том, что это будет продовольственной инфляции, хотя как раз введение этих импортных барьеров позволяет держать цены на таком высоком уровне, дает хорошую маржу переработчику. Вместе с тем, конечно, добавим возможность им дальше развиваться, но за это платит наш потребитель.

Иванов: Вы говорили о том, что существует такой риск, что наши хозяйства крестьянские откажутся от сева озимых, а вообще, в принципе, каковы виды на урожай? Насколько я понимаю, в последние годы это очень важный вопрос, потому что от урожая напрямую зависит инфляция, а от инфляции зависит масса всевозможных общеэкономических показателей.

Сизов: Там все-таки не совсем такая цепочка. У нас цены на зерновом рынке и цены на сельхозсырье в значительной степени зависят от урожая, но это все-таки во вторую очередь. В первую очередь они зависят от цен на мировом рынке в силу того, что Россия, слава богу, давно и тесно интегрирована. Кстати, опять же, что касается зерна, мы находимся в достаточно рыночных условиях в отличие от рынка мяса, где мы находимся в очень тепличных условиях. Поэтому все-таки в первую очередь мы зависим не от видов на урожай, а от цен на мировом рынке. Если не происходит, конечно, таких беспрецедентных погодных условий, что у нас было в прошлом году, когда мы собрали 61 млн. тонн против 97 млн. тонн годом ранее. Поэтому все-таки эти вещи не стоит увязывать. Тем не менее, возвращаюсь к вашему вопросу по видам на урожай, пока это - все-таки поясню, мы говорим про урожай 2011 года – мы его прогнозируем в районе 88-85 млн. тонн. Это с излишком покрывает наши внутренние потребности, оцениваемые нами менее чем 70 млн. тонн. Соответственно плюс неплохие переходящие запасы – то, что остается от предыдущего урожая. Совокупность этих факторов позволяет нам говорить о том, что если бы у нас экспорт был бы полностью закрыт, я думаю, мы бы увидали новую волну падения цен, потому что мы традиционно производим больше, чем потребляем.