Сергей Ястржембский о своем новом хобби

В Москве стартовал фестиваль Черешневый лес. В рамках фестиваля пройдет выставка "Тоскана с высоты птичьего полета" Сергея Ястржембского.

Бывший помощник президента Сергей Ястржембский рассказал нам о своем новом хобби.

Зыгарь: Добрый вечер, Сергей. Кстати, я должен еще поправить, не только в фотографа. В минувшем году Сергей переквалифицировался еще и в телевизионщика. Этот год, буквально, сделал телеканал «Дождь», а еще сделал телевизионным деятелем Сергея Ястржембского.

Писпанен: Ну а как так, скажите, достаточно необычная переквалификация, если так можно сказать. Обычно идут в наблюдательный совет какого-нибудь банка или в Совет Федерации…

Ястржембский: Ужас какой, упаси Господь.

Писпанен: А вы полжизни почти отдали…

Ястржембский: 30 лет.

Писпанен: 30 лет, и вдруг раз - и охотник, и фотохудожник…

Зыгарь: С фоторужьем. И телеведущий.

Писпанен: Вот как так?

Ястржембский: Везде надо искать интерес. Во-первых, что касается охотник, то это не сразу, а это «болезнь», которая преследует меня уже где-то с 1996 года…

Писпанен: Все время так хотелось кого-нибудь убить, когда работали на госслужбе?

Ястржембский: Хотелось получить где-то полную дозу адреналина, отдохнуть, поменять картинку, сменить обстановку и охота здесь помогает лучше всего.

Писпанен: На кого?

Ястржембский: Неважно на кого, хоть даже на самого тривиального кабана в 200 км от Москвы.

Писпанен: То есть, это именно крупный зверь должен быть?

Ястржембский: Да, я больше люблю охоту по зверю, чем по перу, как мы говорим. Но, тем не менее, есть и забавные охоты по перу тоже. На глухаря сейчас как раз сезон охоты. Поэтому охота давно уже находится в поле моего активного отдыха, а к этому добавились путешествия, к этому добавилась фотография и к этому добавилась документалистика, потому что главное, чем я сейчас занимаюсь, это съемки документальных фильмов, прежде всего в Африке, но не только.

Зыгарь: Знаете, это мне чем-то напоминает фразу…сейчас вы напомните мне, кто ее произнес… «Чем больше я узнаю людей, тем больше я люблю собак», там было собак, но в вашем случае животных, получается.

Писпанен: Но тут странная такая любовь получается.

Ястржембский: Ну, неточная фраза, потому что я-то снимаю исчезающие племена. Снимаю тех людей, которые достойны уважения, достойны любви, достойны того, чтобы память о них была сохранена у человечества.

Зыгарь: У нас сейчас есть возможность показать зрителям ваши фотографии. Вы продолжайте, а мы будем смотреть.

Ястржембский: Это Африка показана сейчас, это не Тоскана. А вот это – Тоскана, снятая с вертолета. Это Польша.

Писпанен: В смысле, что это такое?

Ястржембский: Это поля.

Писпанен: Просто поля? Красиво.

Зыгарь: Это вы все с вертолета снимали?

Ястржембский: Это вертолетные съемки, либо воздушный шар. Это Южная Африка. Это Тоскана. Это не совсем пейзажи, это игра природы, человека, времени года и так далее. Люблю абстрактные композиции на земле снимать.

Зыгарь: А вот людей мы тут опять же не увидели.

Ястржембский: Здесь не увидели, да, потому что разные бывают случаи. В данном случае речь шла о заказчике. Заказчик – это фестиваль «Черешневый лес». То, что им было интересно из моей коллекции, то и предложил. Если захотите увидеть мою коллекцию. Скажем, африканских народов, то она у меня очень богатая – несколько тысяч снимков, более 20 племен. Поэтому людей там очень много и совсем нет абстрактных снимков.

Писпанен: Все-таки с людьми вам до сих пор интересно работать?

Ястржембский: Да. Особенно, если они не связаны с политикой.

Писпанен: Как раз хочется очень подвести. То есть, категорическое, полное неприятие людей от политики произошло? Переели или как?

Ястржембский: Некое перенасыщение произошло, да. И нужно просто время, чтобы от этого отдохнуть. Отдохнуть от этого мира особого. И заниматься тем, что тебе интересно и нравится. Потому что, когда занимаешься любимым делом, когда твое увлечение, как американцы говорят – человек счастлив тогда, когда его хобби становится его профессией.

Зыгарь: Это про нас.

Ястржембский: Это очень правильный постулат. И действительно, занимаясь путешествиями, съемками документальных фильмов, я только что приехал из Кении, из нового государства, которое только образуется: из Южного Судана, и получаешь огромное удовольствие и просто забываешь о тех мирах, в которых ты недавно вращался.

Писпанен: Но все равно очень хочется вернуть вас, пользуясь случаем, пусть даже ненадолго. Вот меня сегодня поразила одна фраза, когда я готовилась к интервью. Однажды Борис Николаевич Ельцин, представляя вас Гельмуту Коллю, как своего помощника, пресс-секретаря, Колль так посмотрел и сказал, поправьте, если я неверно процитирую: «Борис, ты взял дипломата, который будет хорошо обманывать журналистов». Так было?

Ястржембский: Почти 100% правильно.

Зыгарь: Сколько у вас звездочек на фюзеляже? Сколько журналистов вы «перестреляли», прежде чем перейти на животных?

Ястржембский: Это происходило параллельно.

Зыгарь: На ком тренировались, на кошечках?

Ястржембский: Начинал я с охоты на животных. Но я был журналистом сам, поэтому мне было достаточно легко и комфортно работать с журналистами. Но, что Борис Николаевич ответил, вот самое важное то. Он сказал: «Гельмут, ты не правильно выражаешься. Он не обманывает журналистов, он правильно объясняет им». Вот это самое правильное.

Писпанен: Вот и хочется спросить. Мы прекрасно еще помним те времена, когда был Борис Николаевич Ельцин, была совсем другая ситуация, я имею в виду в СМИ…

Зыгарь: И другие журналисты.

Писпанен: Да, они были зубастые, они сильные наглые, смелые. Я сама помню это время очень хорошо. Я работала тогда на «Радио Свобода». По-вашему, как вот так резко изменилась ситуация? И может ли она еще перевернуться в другую сторону?

Ястржембский: Почему резко? Она менялась достаточно долго. 10 лет для жизни страны недолго, а для вашей с нами жизни достаточно большой отрезок времени. Тут много причин. Одна из причин оказалось, что у многих зубастых внутри заработал авторедактор, саморедактор. Они не забыли те времена, которые были до того, как они стали зубастыми. Поэтому многие стали идти на компромиссы, на которые они раньше не шли. Изменились собственники, государство массировано вошло в СМИ, что само по себе крайне нежелательно. Поэтому можно сказать, что действительно правила игры изменились, и сегодня СМИ, к сожалению, далеко не те, которые были в то время.

Писпанен: А вам интересно было тогда работать?

Ястржембский: Мне было очень интересно работать.

Зыгарь: А сейчас, как вы думаете, интересно работать?

Ястржембский: Сейчас – пусть отвечают те, кто работает сейчас на этих постах. Мне бы сейчас было бы совершенно неинтересно работать.

Зыгарь: Потому что очень все предсказуемо, и послушные журналисты, и ничего делать не нужно?

Ястржембский: Отсутствует конкурентная среда, отсутствует необходимость каждый день доказывать, что ты на этом месте нужен, именно ты. Отсутствует вызов, этот адреналин, который для меня очень важен в жизни и в работе. Все предсказуемо, все достаточно понятно и очень скучно.

Писпанен: Думаете, не оживят хотя бы выборы?

Ястржембский: Выборы всегда приносят какую-то живинку. Посмотрим, какие будут условия и кто выйдет на старт.

Писпанен: А вы вообще ходите на выборы? Не спрашиваю, за кого.

Ястржембский: Если интересно – хожу, а если неинтересно – не хожу.

Зыгарь: Какой хороший ответ.

Ястржембский: Помните, я начал отвечать на ваши вопросы, когда вам сказал, что везде ищите интерес?

Зыгарь: Когда последний раз ходили?

Ястржембский: Когда работал в штабе «Отечество – вся Россия».

Зыгарь: То есть в 1999 году?

Ястржембский: Совершенно точно. На парламентские выборы.

Зыгарь: В 2000-м уже не пошли. А при Ельцине вопросы нужно было согласовывать? Журналист хочет задать вопрос президенту.

Писпанен: Приходит в пресс-службу, наверное, и говорит: «Вот список».

Зыгарь: Просто мы позавчера через это прошли, и все нас уже успели упрекнуть в том, что вопросы, мол, понятно какие, ясно, кто писал. Мне просто интересно сравнить.

Ястржембский: Нет, мы этим вообще не занимались. Говорю, что бы соревновательная среда. Нам было интересно предугадать, какие вопросы будут задаваться на пресс-конференции и подготовить соответственно заготовки ответов президента на предполагаемые вопросы. Скажем, очевидно было, Клинтон был в Москве и на пресс-конференции - в тот момент был разгар скандала с Моникой Левински – очевидно было, что американские журналисты спросят у президента про эти отношения.

Писпанен: Ну он молодец, ответил здорово.

Ястржембский: И когда мы работали перед этой пресс-конференцией, он спросил, какие будут вопросы, скорее всего, обязательно спросят о скандале с Моникой Левински. Не знаю, разыгрывал он меня, не разыгрывал. Он посмотрел и говорит: «А что, о чем идет речь?». Я ему очень коротко там постарался объяснить, о чем идет речь. Он посмотрел на меня и говорит: «Фу, какая гадость. Если я не буду комментировать?». Я говорю: «Это очень правильно». В конце концов, это личное дело вашего коллеги. Так оно и произошло. Или скажем, в Новгороде перед дефолтом садились на вертолет, большая толпа журналистов была. Это август 1998 года. Очевидно было, что буквально накануне дефолта, будет вопрос: «А будет ли, Борис Николаевич, дефолт». Это очевидно, не надо быть семи пядей во лбу. Он даже сам сказал, что этот вопрос прозвучит обязательно. Что отвечать? Я предложил вариант один, но он ответил по-своему. Это уже дальше выбор лидера – как отвечать. Но мы иногда просили наших коллег-журналистов задавать вопросы, которые нам были интересны зарубежным лидерам, но не своему. Вот я думаю, что в этом, наверное, большое отличие.

Писпанен: Мне кажется, Сергей, вы скучаете по тем временам. У вас так глаз горит, когда вы рассказываете.

Ястржембский: Вы же меня не спрашиваете, скучаю я или не скучаю. Конечно, скучаю.

Писпанен: А вот вернулись бы сейчас?

Ястржембский: Зачем? Я только ушел.

Зыгарь: А сколько времени может занять трансформация в обратном направлении? Мы ведь, это никого не интересует, конечно, но мы-то не согласовывали вопросы, как при Борисе Николаевиче. Со своей стороны скажите.

Ястржембский: Во-первых, вернуться, войти в одну и ту же реку, как известно, невозможно. Невозможно вернуться туда, где мы уже все были. То есть если изменяться условия игры, опять СМИ будут выполнять ту роль, которую они должны выполнять в демократическом обществе, то тогда, я думаю, все это очень быстро заметят. И власть то же самое. Но для этого нужны определенные изменения.

Писпанен: Смена игроков? Или только правил?

Ястржембский: Смена правил игры, а правила игры устанавливают игроки.

Зыгарь: Смена правил игры – это регистрация политических партий или какие-то.. смена законов или смена поведения?

Ястржембский: Во-первых, должны быть выборы, в которых интересно участвовать людям, на которых интересно голосовать. СМИ, которые должны быть оппонентом власти. Это просто и понятно, потому что это мировой опыт, и так везде есть. И существуют эти правила игры в тех странах, которые можно называть полноценно демократическими.

Зыгарь: Последний вопрос. Поскольку у нас это год становления, для вас это год становления как телевизионщика, как вас телевидение вообще, каким вы его увидели сейчас уже изнутри?

Ястржембский: Да я ничего нового для себя не увидел, к тому же в отличие от вас, мои передачи идут программой в записи, поэтому мне легче, а вам интереснее. Вообще я хочу вас поздравить. Вы большие молодцы, вы существуете год, вы впереди процесса модернизации в стране, наверное, если он, конечно, начался. Я хочу вам просто пожелать многих лет жизни, чтобы ваш «Дождь» шел как можно дольше. Чтобы для кого-то он был холодным и колючим, а для большинства ваших зрителей чтобы он был теплым, интересным и вкусным. Что касается вопроса, то телевидение как телевидение – ничего нового я для себя не увидел, кроме того, что мне просто интересно заниматься тем, чем я сейчас занимаюсь, и быть ведущим программы «Магия приключений».