Писатели в Переделкине не оставляют свои дома даже на 2 часа

Свою историю борьбы за недвижимость нам рассказала наша гостья - Елизавета Богадист-Катаева, правнучка писателя Валентина Катаева.

Елена Лукьянова: После экспертизы документов выяснилось, что никто не видел оригинала договора Айтматова с этим фондом, что очень сомнительно, что этот фонд является правопреемником Литфонда СССР, что, поскольку государство в свое время не только выделяло землю, но и вкладывало средства в этот участок, есть шанс это государству вернуть. Никто не видел права собственности, хотя его неоднократно просили предоставить в Международный фонд.

Эта ситуация в Переделкине сейчас обычная? Почти все наследники дач ходят под дамокловым мечом?

Елизавета Богадист-Катаева: Очень часто ситуация бывает даже хуже, то есть некоторые случаи уже выносились заочно и людей даже выселяли. У меня ситуация в семье немного другая:  наше дело было закрыто, потому что мы принесли документы, которые, видимо, не устроили противоположную сторону – Международный Литфонд , - потому что по ним получалось, что земля ничья. Невозможно доказать право преемственности этих земель, потому что они принадлежали Литфонду СССР, который распался через год после распада СССР, а Международный Литфонд был основан, согласно официальным юридическим документам, в 1999 году. Разрыв получается немаленький.

 А у Вас документы от Литфонда СССР? Наследники имеют право на эти дачи, которые передавались в дарение?

Елизавета Богадист-Катаева: Дачи отдавались в аренду писательским семьям, но если в семье продолжается династия писателей, то этот писатель имеет право переоформить дачу на себя, если тот, на кого она изначально оформлена, умер. Когда умер мой прадедушка, дачу переоформили на моего деда, Арона Вергелиса, который тоже был в Союзе писателей. Когда его тоже не стало, дачу оформили на сына Валентина Петровича, а сейчас моя мама находится в Союзе писателей, но на нее оформить дачу нам не дают.

А что хотят: забрать или сделать музей?

Елизавета Богадист-Катаева: Нас пугают. Мы наш дом не оставляем днем больше, чем на два часа. У нас был рейдерский захват в 2009 году, о чем говорили немного в СМИ, потому что мы просили защиту.

Кусочек лакомый: совсем близко от Москвы, с хорошей историей.

Елизавета Богадист-Катаева: Наш участок один гектар, и это не самый большой участок в Переделкино, и не самый маленький. У нас забрал пол-участка Ворошилов где-то в начале 2000-ых. Просто отрезали пол-участка, построили новый дом. Когда мы спросили: «Кто вы и почему вы живете на нашем участке и строите здесь дом?» - нам ответили: «Мы купили землю Литфонда. Давайте мы вам асфальт положим». Но приятного мало. Нигде в мире не принято, когда семьи живут так много лет, не дать им право приватизировать хотя бы за деньги, мы же не просим отдать нам бесплатно.

Вы же понимаете, какой они ценник выставят?

Елизавета Богадист-Катаева: Мы понимаем, но моя семья готова отдать последнее – это история. Мы живем в этом доме с 41-ого года. Мы выросли там абсолютно все. Помимо того наследия, которое оставили мои родственники, есть тот дом, в котором мы жили, который пережил войну – его построили в 39-ом году, - и это огромная история для всех, не только для моей семьи конкретно и даже не только для русской литературы, а для общесоветской. Очень много таких семей, и неважно, что кто-то живет там десять лет.  Если бы они предлагали эти дачи новому поколению, мы были бы счастливы, но почему-то эти дачи уходят неизвестным нам людям.  Мы же не пытаемся с ними бороться. Когда моя прабабушка два года назад была жива и когда на ее глазах начали переставлять заборы, она себя очень плохо почувствовала. То, что сейчас происходит у Айтматовых, это из рук вон. У нас были знакомые, которых выселили, когда их не был на даче. Просто взяли их вещи и поставили перед порогом.

А у Вас есть какой-то контакт с властями? У нас, к сожалению, помимо того, что без бумажки ты не человек, без некого покровительства тоже очень сложно что-то решить.

Елизавета Богадист-Катаева: У моей семьи контактов нет. Мы придерживаемся политики, что мы не будем трогать, пока не трогают нас. У нас были суды, мы пытались найти кого-то, часто обращались к СМИ. Сейчас наше дело закрыто и не подлежит рассмотрению, потому что недостаточно документов для заведения дела. Все Переделкино превратились в юристов, потому что мы все сами сидим в судах. Моя мама, мне кажется, уже может получить должность юриста, пытаясь это все отвоевать. Это подрывает, конечно, здоровье людей.