«Фобос Грунт» приземлился на ДОЖДЬ. Эксклюзивное интервью с Твиттером потерянной станции

Зато засечь «Фобос» удалось астроному‑любителю Ральфу Вандебергу. Он сфотографировал спутника‑скитальца с помощью 25‑сантиметрового оптического телескопа. Несмотря на внушительное расстояние от телескопа до станции ‑ 274 км ‑ видны ее детали. Некоторые эксперты уверяют, что даже рассмотрели солнечные батареи. Они вроде бы раскрыты.

Упасть на Землю потерянный Фобос должен в 20‑х числах декабря ‑ уже в ближайшее время аппарат достигнет критической высоты, дальше ‑ резкое торможение и падение. Куда упадет «Фобос», до сих пор не ясно. Место ‑ любое в полосе от 50 градусов северной широты до 50 градусов южной.

Раскрыть тайны «Фобоса» пришел Артем Cорокин, блогер и автор твиттера FobosGrunt. 

Писпанен: Как вас называть – «Фобос-Грунт»?

Зыгарь: Я думал, вы начнете разговор с вашего коронного «бип-бип».

Cорокин: Хорошо, бип. Настало время сказать: я – железный человек, я «Фобос-Грунт».

Писпанен: Даже если вас проткнуть, то вы будете все равно падать на Землю в 20-х числах?

Сорокин: Нет, я не буду падать на Землю, я не собираюсь, я объявил это официально.

Писпанен: А куда же вы денетесь?

Сорокин: Я собираюсь лететь на Солярис, собственно.

Писпанен: Там так много уже таких. Это называется космический мусор – все эти затерянные солярисы?

Сорокин: Это называется космический беглец.

Писпанен: С чего вы вдруг решили озаботиться внутренним миром «Фобос-Грунта»?

Зыгарь: Ваша жизнь до того, как вы стали Фобосом? Вы имели отношение к космосу?

Сорокин: На самом деле, не так давно я стал и блогером, собственно. Этот спутник настолько долго падал, что его грех было не подхватить. После того, как на Украине заговорил кран, в США заговорил каждый космический проект - от Voyager до Curiosity, который недавно успешно запустили, каждый из них ведет Twitter. Он скучный, сухой, но Twitter.

Зыгарь: Это официальные Twitter-ы?

Сорокин: Это официальные Twitter-ы.

Зыгарь: То есть вы подсуетились только потому, что Российское космическое агентство не в курсе таких веяний моды и не ведут официальный Twitter «Фобос-Грунта»?

Сорокин: На самом деле, подсуетился я из какой-то шалости, все совпало. Я даже не был в курсе, что получена телеметрия, что какие-то обратные сигналы есть. Я просто понял, что нужно спасать аппарат, что он должен выйти в сеть, что он должен заговорить с людьми в России, потому что его имидж такого беглеца, бунтаря. При этом космос один. Захотелось от его имени вести диалог. Не было какой-то коммерческой, политической или околополитической цели.

Писпанен: Но, тем не менее, в ваших твиттах, я сегодня прочла несколько, уже прослеживается. Сначала совсем не было никакой политики. Действительно, были только бипы, какое-то там «где вы находитесь, что вы делаете», но теперь хотя бы даже по мотивам свердловской аварии вы уже высказываете какое-то такое личностное мнение.

Зыгарь: Я только прошу без агитаций, а то придется вас забипивать.

Сорокин: На самом деле, достаточно околополитичный космический аппарат, этот «Фобос-Грунт», он очень добрый.

Писпанен: Космос всегда был в политике, давайте не будем лукавить. Это всегда была большая глобальная политика.

Зыгарь: Как сейчас себе представляю аппарат, он добрый такой.

Сорокин: Это лучше, чем Деймос. Деймос гораздо страшнее звучит.

Зыгарь: Хорошо.

Сорокин: Когда эта шалость начала развиваться, когда я понял, что действительно пошел поток читателей, которым небезразличен космос, начали вскрываться какие-то подробности, я начал интересоваться тем, что вообще происходит. Я обнаружил, что у меня друзья работаю в Федеральном космическом агентстве. Естественно, они восприняли эту шалость с неким буканием: «Смеешься, да, над нашей потерей?».

Писпанен: Ну что там, всего 5 млрд., какая ерунда.

Сорокин: На самом деле, где-то около 30 лет разработок этого всего дела. Они немножко обиделись, а потом в разговоре проскользнуло, что отрасль на самом деле на грани катастрофы. Из первых уст это получить для меня было очень удивительно. Я начал копать интернет, я отправил нашему главному…

Писпанен: Для вас это началось как шалость, а теперь, я смотрю, может закончиться как серьезное исследование по спасению космической отрасли Российской федерации?

Сорокин: Если «Фобос-Грунт» вернется…

Писпанен: Но мы же понимаем, что он уже, скорее всего, не вернется. Или у вас есть инсайдерская информация?

Сорокин: У нас в России все возможно. Если он вернется, я с удовольствием отдам свой блог в руки Федерального космического агентства, пусть они так же, как американцы освещают.

Писпанен: Отдадите или продадите?

Сорокин: Нет, отдам, зачем. Все безвозмездно.

Зыгарь: А если он все-таки упадет, тогда вы прекратите вести свой микроблог?

Сорокин: Он не упадет.

Зыгарь: Вы просто в это не поверите, даже если вражеские голоса наврут?

Сорокин: Это пропаганда.

Писпанен: Говорят, что он все-таки не упадет, а просто сгорит, проходя через слои атмосферы.

Сорокин: Часть сгорит, часть все-таки, наверное, может упасть. Но этого не произойдет, как я уже говорил.

Писпанен: Скажите, пожалуйста, это теперь ваше дело жизни, главное занятие? Я посмотрела, у вас какое-то неимоверное количество твиттов за день. Такое ощущение, что вы только сидите и что-то пишете.

Зыгарь: Чем вы занимаетесь кроме этого?

Сорокин: Кроме этого я занимаюсь кадровым бизнесом.

Писпанен: То есть вы работаете в другой еще сфере.

Сорокин: Нельзя назвать это какой-то офисной работой. У меня есть сейчас свободное время.

Зыгарь: Кадровый бизнес – это вы сейчас headhunter?

Сорокин: Да. А что, вам нужна работа?

Писпанен: А что, есть?

Зыгарь: Желательно в космосе. Можете подыскать?

Сорокин: В космосе – легко, это не в космосе сложно. На самом деле, отправил я открытое письмо – не свое открытое письмо, нашел письмо разработчиков-конструкторов нашей космической промышленности, которые обращаются к своему руководству. Мы сейчас смотрим на это дело, на потерю космического аппарата с какой-то иронией.

Писпанен: Ну как можно над этим иронизировать? Это же действительно серьезная потеря, причем не только морально-этическая, но и финансовая, учитывая все предыдущие потери отрасли.

Сорокин: Согласен, это огромная потеря, и люди, которые в отрасли работают, действительно очень напряжены сейчас, напряженно работают над тем, чтобы его вернуть. Я пытался разобраться, что к этому привело. Мы в советское время – кто-то застал больше, кто-то меньше – все время знали о своих победах в космосе, мы все выросли космонавтами.

Писпанен: Но мы не знали о поражениях, давайте будем честными.

Сорокин: Да, мы не знали о поражениях. Сейчас о поражениях замалчивать уже поздно, и поражения допускать нельзя. В связи с чем они возникли – это отдельный вопрос.

Писпанен: А как вы можете с этим разобраться, откуда у вас такая информация? Это очень закрытая информация.

Сорокин: Опять же, эта информация уже не может быть закрытой. Есть сотрудники, которые работают в НПО Лавочкина, есть друзья, которые работают в Федеральном космическом агентстве. Это все сходится.

Зыгарь: А у «Фобос-Грунта» есть друзья?

Сорокин: Есть друзья у «Фобос-Грунта». И выясняется, что на самом деле не соблюдены никакие процессы, нет никаких проектных норм – ЕСКД, ISO. Все, что в мире давно уже принято, у нас приходит дядя и говорит: «Надо быстрее, к праздникам запустить».

Писпанен: Как обычно – пятилетка в три года.

Сорокин: Так я и полетел в космос, подготовленным на какие-то 80%. Так и потерялся.

Зыгарь: Под конец хотел задать вам вопрос, который вы недавно задавали в своем Twitter-е. TV or not TV?

Сорокин: Я рассуждал, приехать ли к вам на эфир или нет. Все-таки TV.