"Экспресс-АМ4" может упасть кому-то в бассейн

Россия потеряла очередной спутник. "Экспресс-АМ4" был отправлен с Байконура сегодня ночью. К 10:45 утра спутник должен был выйти на орбиту. Но не вышел. Исчез среди звёзд.

Пока обнаружился только разгонный блок "Бриз-М". О самом спутнике никакой информации по прежнему нет. То ли он отстыковался и сгорел в атмосфере. То ли ушёл на некую нерасчётную орбиту. Спутник "Экспресс", застрахованный на около 7 млрд рублей, был предназначен для создания системы цифрового телевещания. Её строительство должно начаться с Дальнего востока. Планировалось до 2013 года вывести на орбиту еще шесть аналогичных спутников.

За последние девять месяцев Россия потеряла уже пять спутников - если считать вместе с "Экспрессом". Что происходит в российской космонавтике, обсуждаем с членом-корреспондентом Российской академии космонавтики им. Циолковского, доктором наук американского университета Джонса Гопкинса Юрием Карашем.

Макеева: Конечно, хотелось бы приветствовать вас в нашей студии, чтобы обсуждать достижения российской космонавтики, но пока у нас все какие-то происшествия неприятные, досадные. Потому что сразу после старта глава Роскосмоса Владимир Поповкин сказал, что «тяжелые спутники ранее уже запускались для иностранных заказчиков, теперь мы это сделали для нашей страны». Такие вот громкие заявления. «Запуск говорит о том, что и в Роскосмосе происходит смена приоритетов и для нас основным становится удовлетворение потребностей России в спутниках информации, в том числе, в услугах связи, теле-, радиовещании». Так все красиво сказано и так все…

Караш: Вы знаете, я бы не стал обвинять лично Владимира Александровича Поповкина в том, что произошло сегодня, потому что не надо забывать, он всего лишь несколько месяцев глава Роскосмоса, а спутник этот, между прочим, был заложен и сделан при отнюдь другом глава Анатолии Николаевиче Перминове.

Зыгарь: При котором столько спутников упало.

Караш: При котором таинственно, я не побоюсь этого слова, погибли три спутника ГЛОНАСС. Вот эта сказка, которая очень хорошо прозвучала в передаче «Спокойной ночи, малыши», о том, что, оказывается, в бак разгонного блока налили на полторы больше тонны топлива. Мы себе представляем, что этот бак размером с супертанкер и там полторы тонны долить, это как лишнюю каплю капнуть в этот стакан. Смешно, правда? Между прочим, хочу сказать, что нынешний глава, он человек молодой, грамотный и государственно мыслящий. Вот при нем у меня значительно больше оптимизма относительно будущего отечественной космонавтики, чем при его предшественнике.

Зыгарь: Получатся, что главная проблема космонавтики, в общем решена, и сейчас нам остается… То есть, Перминова убрали и все нормально?

Караш: Главная проблема космонавтики, она, я бы сказал, не кадровая, хотя кадры, как помним, сказал один неглупый человек, решают все. Ну, не все, но очень многое, по крайней мере.

Зыгарь: Неоднозначный человек это был.

Караш: Очень неоднозначный, но вряд ли кто станет спорить с этим его высказыванием, потому что, действительно, очень много зависит от личностей. Вспомним его роль личности в истории. Так вот, главная проблема отечественной космонавтики состоит в том, что у нее сейчас крупных глобальных инновационных проектов, ради осуществления которых она бы развивала свой потенциал. Вот если вы будете ставить задачу все время плавать через реку, вы никогда не построите океанский лайнер. Если перед космонавтикой будет стоять задача лишь болтаться вокруг земли, а я другого слова не могу найти, именно болтаться… Вы знаете, это вот с учетом МКМ человечество построило уже сколько, уже 10 станций или 9, по меньшей мере. Можно посчитать: 7 российских станций, 8-я станция – это «Скай-лэб» американский, и вот 9 – МКМ. Значит, 9 станций.

Зыгарь: А какие должны быть задачи? Полететь на Марс?

Караш: Видите ли, при всем величии, при всей необъятности космоса, в настоящее время в нем есть очень ограниченное число целей, которые человечество может достичь в рамках своих научно-технических возможностей.

Макеева: Заселение Луны.

Караш: Луны? Это очень хорошо получилось у Незнайки. Давайте все-таки, при всей симпатии к этому герою, не будем повторять его ошибок. Если мы сейчас полетим на Луну, мы, в лучшем случае, повторим программу «Аполлон».

Макеева: А какие цели вам нравятся? Давайте не будем тратить время на те, которые не годятся.

Караш: Хорошо, оставим в покое мои преференции, а будем говорить лишь об объективных потребностях космонавтики. Остается только Марс. Вот если будет поставлена задача идти к Марсу, а эту задачу можно решить в течение 12-14 лет, пилотируемый полет…

Зыгарь: А зачем? А что там делать? Если не крамольно задавать такие вопросы.

Караш: Возможно, я на ваш крамольный вопрос дам немножко банальный ответ: затем же, зачем мы в свое время вышли из пещер. Вот по-другому не ответишь на этот вопрос. Потому что даже такие практичные, прагматичные люди, как американцы в числе причин, по которым нужно осваивать космос, на первом месте указывают такую: естественная потребность человека узнавать, развиваться. Это то, что является аксиомой, это то, что не нуждается в доказательстве. Ну, а если вам нужны какие-то практические результаты, допустим, того же полета к Марсу, не забывайте, что Марс – это запасная планета для человечества, это планета так называемой «земной группы». Вот Луну, вот как бы вы ни старались, вы ее никогда не трансформируете - это безжизненный мир, а Марс можно. И увы, как мы знаем, мы все больше и больше получаем фактов об этой неприятной перспективе, наша Земля не является неуязвимой от разного рода космических опасностей. Начиная от падения астероида и заканчивая вспышкой сверхновой где-то в окрестностях солнечной системы. Поэтому, неплохо иметь запасную планету для человечества, не говоря уже о том, что, исследуя и осваивая Марс, мы можем найти ответ на вопрос: «Откуда мы взялись?». Вам не хотелось бы это узнать?

Макеева: Мы вообще «за». Главное, что мы втроем договорились.

Зыгарь: Решили – полетели.

Караш: Видите, еще на двух сторонников больше стало.

Макеева: Мы можем вопрос поставить иначе. Как российская космонавтика может ставить перед собой такие амбициозные задачи, если мы спутник не можем без происшествия на орбиту выпустить. Давайте про сегодняшнее происшествие. На Байконуре говорят, что разгонный блок выполнил все запланированные включения двигателя, но по каким-то причинам вывел космический аппарат не на расчетную орбиту. Вообще, понятно специалистам, почему такие истории происходят?

Караш: Специалистам будет понятно тогда, когда у них будет вся полнота информации о том, что произошло. А вот на счет вашего риторического вопроса «Как мы можем лететь к Марсу, когда мы спутник запустить не можем». Вы слышали что-нибудь про такого человека как Джон Глен? Это американский астронавт. Первый совершил полет по орбите. А второй свой полет совершил в возрасте 77 лет. Так вот этот человек, который бросил вызов смерти, и это не красивые слова, у него возникли неполадки с космическим кораблем, через три года после своего полета чуть не разбился насмерть в ванне, причем настолько сильно упал, что повредил среднее ухо и был вынужден из-за этого выйти из предвыборной гонки (он тогда уже баллотировался в Сенат).

Макеева: Это было после полет?

Караш: Нет. Это было после его первого полета и до его второго полета, который он совершил в возрасте 77 лет. И можно так сказать: как этого человека можно пускать в космос, когда он в ванне разбивается? Вот не усматриваете тут параллель, нет? Вот как мы могли в 61-м году запустить Гагарина, когда мы, извините, ездили 401-х «Москвичах», а американцы, которые отстали от нас в так называемой космической гонке, уже ездили на «Кадиллаках» с двигателем размером с тепловозный.

Макеева: Вы считаете, что сейчас готова российская космонавтика к тому, что уже сейчас при нынешних условиях ставить такие амбициозные задачи и решать их? Или нужно все переделать, модернизировать?

Караш: Российская космонавтика готова к этому абсолютно. Требуется лишь политическое решение.

Зыгарь: А у меня еще тогда крамольнейший вопрос. Я слышал, может быть, это журналисты болтают, но, тем не менее, что в Америке всерьез обсуждается мысль о том, что пилотируемая космонавтика, это, в общем, такая, по сути, уже блажь. Она нужна в качестве космического туризма и вот с этой целью есть смысл отправлять людей в космос. Именно поэтому, якобы, американское правительство урезало максимума финансирование пилотируемую космонавтику по мысли… Вот, пару лет назад Обама произносил речь о том, что пусть частные корпорации финансируют пилотируемую космонавтику, а все остальное, все научные разработки можно делать путем аппаратов.

Караш: Наш нынешний премьер-министр еще в свою бытность президентом, как-то замечательную фразу сказал, вот на такой вопрос он спросил: «Имена. Явки. Фамилии». То есть, вы мне можете сказать, кто высказал эту мысль?

Зыгарь: Барак Обама.

Караш: Нет, Барак Обама не высказывал, что пилотируемая космонавтика нужна только для туристов. Нет.

Зыгарь: Он говорил, что финансировать пилотируемую космонавтику должен частный бизнес…

Караш: Это очень сильное упрощение слов того, что сказал Обама. Да, действительно, частный бизнес создает пилотируемые корабли для полетов на околоземную орбиту. Что касается разработки техники для исследования и освоения дальнего космоса, включая создание сверхтяжелого носителя, пилотируемого комплекса для полета за пределы лунной орбиты от астероида к Марсу – это будет делать государство за свой счет. Вот так вот. Так что это, я бы сказал так, политика интеграции частного бизнеса в космонавтику, но отнюдь не перекладывание на этот бизнес основной задачи по исследованию и освоению космического пространства.

Макеева: Я все-таки про «Экспресс-АМ4», все-таки там 7 млрд застраховано, как-то жалко.

Караш: Страховщиков жалко или космонавтику?

Макеева: Космонавтику очень жалко. Я боюсь, что у многих возникнет вот такой вопрос, как у меня: как мы можем стремиться к Марсу, когда мы не можем запустить нормально спутник? Его точно не найдешь уже?

Караш: Мне очень сложно ответить на ваш вопрос. Надо еще, наверное, поискать, хотя предварительные результаты наблюдения как с помощью радиолокационных, так и с помощью оптических средств, не дают пока основания для оптимизма. Спутника нет. Что там произошло, бог его знает, может тоже, что и, в принципе, с «Марсом-96». Помните, когда наш аппарат должен был отправиться к Марсу, но не смог покинуть околоземную орбиту, потому что импульс был в неправильном направлении. Вместо того, чтобы разогнаться и пойти к Марсу, спутник наоборот затормозил и упал в океан. Может, произошло что-то такое. Ну, а потом, вы знаете, давайте будем иметь перед глазами большую картину. Да, упал спутник, но, а сколько полетело! Вот давайте все-таки будем смотреть на этот стакан и говорить, что он не то, чтобы наполовину, он на 4/5 полный.

Макеева: Меня вы сагитировали, это однозначно. Вот что касается спутника, он может еще вернуться и упасть куда-нибудь в океан у нас в какой-нибудь? Кому-то может не повезти?

Караш: В океан ладно, главное, чтобы он в чей-нибудь бассейн у коттеджа не упал. Сколько брызг-то будет!

Макеева: Ну, это не смешно.