Директор Политеха о проекте-победителе: "Если бы только он, я бы сказал - убейте меня"

Макеева: У данного проекта довольно много критиков, несмотря на то, что все так здорово звучит и выглядит. Просто критики проекта сомневаются, что он осуществим. В «Архнадзоре», например, выражают такие сомнения. Концепция, например, предусматривает, что вокруг Политеха будет сад. Это очень здорово выглядит и вообще очень классно. Здорово – сады в центре города! Но, наверное, японский архитектор не в курсе, что у нас там машины ездят. Куда же вы их собираетесь деть?

Салтыков: Конечно, он в курсе. Дело в том, что конкурс был не простой. Из 25, как вы упомянули, были выбраны четверо сначала (это первый тур), а из четверых выбрали двоих, потому что они набрали почти одинаковое количество голосов – 8,7. И как раз им были заданы многие вопросы, почему и отложили решение, потому что были вопросы такого типа, как вы задали: «Вы как собираетесь с московской грязью бороться». Там же были более жесткие выражения: «Вырыли в центре Москвы яму, поместили туда сад, а как вы будете грязь убирать?» и так далее. Вот Исигами и его команда подготовился, потому что, на самом деле, за его спиной стоит мощнейшая инженерная фирма ARUP, которая строила много сложных объектов по всему миру. И в этом смысле он выступает как гениальный художник, скорее, и мечтатель, чем конструктор. И вопросы были как раз, как будет осуществляться подъезд к музею, крупногабаритные грузы, как вывозиться мусор и так далее. И вот ARUP ответила вместе Исигами на эти вопросы через две недели после прошедшего конкурса первого. И сегодня на заседании Совета попечителей голосование уже было 9:6 в пользу японца.

Макеева: Вы сами принимали участие в этом голосовании?

Салтыков: Конечно. Я член этого Совета.

Макеева: Вы были за японца?

Салтыков: Честно вам скажу, когда впервые я увидел весь набор проектов, Исигами поразил меня свежестью, такой зеленостью.

Макеева: Ну, выглядит очень симпатично.

Салтыков: Да, совершенно верно. Но когда эксперты, архитекторы и охранители начали задавать эти вопросы, я, честно скажу, переехал на сторону американца, потому что второй проект Лизера, он более современный сегодняшний. Это такой постиндустриальный дизайн с застекленным пространством на крыше. То есть, у нас есть два двора внутренних, перекрываются стеклом. Концепция называется «Облако». Это не просто потолки, а пространство, в котором ходят люди, устраиваются некоторые выставки. Оттуда великолепный вид на Москву, потому что это высоко, центр Москвы. Но эта команда – Лизер вместе с нашим Хазановым – делала реконструкцию Генерального штаба. Там была тажа идея, тоже должны были быть стеклянные колонны, чтобы свет не загораживать. Все-таки решили, что это слишком рискованно и сделали все в металле. Сегодня нам Андрей Евгеньевич Бусыгин замминистра об этом рассказывал. И он сказал, что (сначала это выглядело как критика) это ничуть не уменьшило эффект воздушности, прозрачности и так далее.

Монгайт: Я читала довольно жесткий текст Григория Ревзина, который один из экспертов в вашем Совете. Я думаю, вы тоже его читали. В нем было высказана масса всяких претензий к этому японскому проекту, в том числе о том, что, действительно, это автор мечтатель и проект этот достаточно утопический. И вот одна из претензий была абсолютно техническая, связанная с покрытием над этим зеленым двором, райским садом, который сделан из какого очень современного материала, который недавно прорвался, если не ошибаюсь, в Миннеаполисе над стадионом, и счастье, что там не погибли люди, так как это было ночью.

Салтыков: Вот именно на этот вопросы был развернутый ответ. Первое – это не та пленка, совсем не та фирма делала…

Монгайт: Но в России…

Салтыков: Нет. Тот, который перекрывал стадион, действительно, жуткая картина, я видел в YouTube, где прорывается, там тонны воды. А эта пленка уже использована на стадионе «Зенит», уже стоит, но пока истории-то нет, только поставили, и проектируется над Центральной ареной в Сочи. Эта пленка уникальна. Но та пленка, которая прорвалась – это фактически ткань с некоторым полимерным покрытием. Эта же - специальное тефлоновое покрытие, которое, якобы, опять же, обладает способностью, как антипригарная сковородка самоочищаться. Поэтому и был вопрос: «А кто чистить будет?». Там есть уклон в 14 градусов, поэтому чистить будут дожди, включая кислотные, она на это реагирует…

Макеева: У нас снег еще.

Салтыков: Снег как раз расплавляется, потому что этот потолок, эта крыша - двойная, где будет прокачиваться теплый воздух, и снег будет постоянно таять и собираться в водоприемники и уходить куда-то в канализацию. То есть, эта техническая подробность была вся разукрашена и отвечено сегодня. Поэтому этот вопрос был снят. У Ревзина много там издевок каких-то технических и политических.

Монгайт: А если говорить про сад, который будет под землей. Вот для меня, как пользователя этим городом, вот я себе представляю, вы сейчас начнете рыть сад. Сколько вы будете его рыть? Куда вы денете нас, автомобилистов? Что будет вообще происходить в этом ключевом месте?

Макеева: Через четыре года здесь будет город-сад. Говорят, четыре года должно занять строительство.

Салтыков: Вы, очевидно, не очень поняли, где будет сад. Сад будет в подвальном помещении музея. Есть подвал, что, кстати, противоречит концепции invent communications, там, в подвале учебные классы, там еще что-то, на четыре метра заглубляется и там сажаются деревья, растения и так далее.

Монгайт: Вокруг не копают? Копаю в подвале только?

Салтыков: Совершенно верно. А наши приямки, грубо говоря, широкие тротуары, они будут оврагом спускаться в этот самый сад на глубине четырех метров.

Макеева: А зданию это никак не угрожает? Российское законодательство позволят такие эксперименты проводить с историческими зданиями?

Салтыков: Как раз он очень тщательно, по крайней мере, на словах, говорит, это позволит полностью сохранить старое здание. То есть, все вокруг мы как бы меняем, а здание реставрируем очень тщательно. И крыша, о которой мы говорим, в отличие от стеклянных потолков, почти незаметна, воздушна и так далее. Вот какие были хитрости. Но мы поверили Лизеру, который делал огромное количество проектов. Мощная инженерная фирма, которая и пленку привезет, и технологию даст.

Казнин: Скажите, мы так все обсуждаем, как случившееся все это, технические детали и так далее. Но в России есть печальный опыт привлечения знаменитых архитекторов, когда Доминик Перро придумал «золотой купол» над Мариинкой, все восторгались, и чем это закончилось и чем продолжается, мы знаем; что происходит в Москве с большими проектами, такими как площадь Белорусского вокзала, ну и так далее, и так далее. Где гарантия, что этот проект не станет таким же или долгостроем или вообще не будет реализован в итоге из-за вот этих многочисленных каких-то технических деталей и огрехов, из-за финансирования, из-за просто того, что в России нельзя предсказать на ближайшие 10 лет ничего?

Салтыков: Просто ответ – нет гарантий. Ну, нет гарантий сегодня. На счет денег. Во-первых, вы повторили статью Ревзина немножко.

Казнин: Немножко.

Салтыков: А во-вторых, господин Шувалов, который вел Попечительский совет, он является председателем, в конце, когда поздравлял японца, сказал: «Вы предложили прекрасное решение, но помните, что у правительства денег больше нет. Не вылезайте за бюджет. Все ваши задумки ограничены вот этим бюджетом».

Казнин: В России нельзя ограничивать бюджет.

Монгайт: А вам не страшно? Вот эта вся авантюра с садом, с каким-то покрытием?..

Казнин: Молодой японец, он же не знает реалий, ему 37 лет!

Салтыков: Вы же, наверное, не слышите, что я говорю. Если бы только он, я бы сказал: убейте меня, я не согласен. Но за ним стоит мощнейшая фирма, которая делала, действительно, больше ста проектов. Они показывали, и это была их ошибка сегодня, они занялись самопиаром, показав десятка два зданий по всему миру, вместо того, чтобы рассказывать о своем проекте больше. Это Лизер. Но ARUP, как ни странно, имеет отделение в Америке, в России, в Японии. Уже идут переговоры с какими-то крупными японскими фирмами, которые помогут. Поэтому за этим молодым гением, как его называют, конечно, стоят серьезные инженерные и финансовые источники. Только на это надежда.

Казнин: Тут как в Сочи должно быть: просто должны вваливать все время денег, пока не построят к нужной дате.

Монгайт: Тебе же сказали: «Будет как в Сочи».

Казнин: Должна быть политическая воля и неограниченный бюджет.

Салтыков: Еще одно маленькое дополнение, но важное. Одновременно идет конкурс на генпроектировщика и, возможно, что это будет русская фирма. Потому что это архитектурная концепция только, а проектировщик тот, кто сделает рабочие чертежи. И там будут, конечно, корректировки, возможности, невозможности. Вот эта пара и сделает проект через полгода реальным, который выльется в рабочие чертежи.

Казнин: А вот есть же еще 190 тысяч экспонатов, которые надо хранить.

Салтыков: Это мы должны перевезти во временные хранилища и ищем сейчас помещения для хранения. Часть экспонатов будет вывезена на ВВЦ, парочка, может быть, троечка павильонов будет арендоваться там уже для демонстрации экспозиции, но это, конечно, наверное, одна пятая того, что мы можем сделать в нашем сегодняшнем музее. Но это будет на 3,5 года, по плану, затишья. То есть, мы ищем чужие площадки для нашего лектория, потому что закроется и Большая аудитория с отдельным брендом, ищем площадки, где программы наши продолжатся, но на чужой территории.

Макеева: В общем, большое беспокойство.

Монгайт: Надо торопиться в ретрополитехнический музей, больше такого не будет.