Леонид Барац: У Путина есть чувство юмора, только оно хамское

Таратута: Добрый день. В эфире программа «Говорите» и я, ее ведущая, Юля Таратута. Сегодня у меня в гостях очень симпатичный человек - актер театра «Квартрет И» Леонид Барац. Вот так мы его сегодня представим. Здравствуйте, Леонид.

Барац: Здравствуйте.

Таратута: Леонид, хотелось поговорить о чем-нибудь веселом. Я не уверена, что у нас получится, но давайте попробуем. Я тут почла про то, как вы жили в последние месяцы. Мы знаем о вас почти все, я хотела немножко освежить в памяти. Вы, например, в качестве актера театра «Квартет И» получили премию. Премия звучала так: «За вклад в комедию». Вручил ее фонд «Русский мир», это было на фестивале «Улыбнись Россия» в Туле. Помните ли вы такое?

Барац: Да, помню. Да.

Таратута: Помните.

Барац: Не я получал премию, ребята ездили получать.

Таратута: Да. Насколько я помню, там среди номинантов, то ли в это же время, то ли в разное, были Сергей Юрский, Инна Макарова. Я, собственно, не просто так начала.

Барац: Это очень приятный ряд.

Таратута: Я не просто так начала говорить, мне просто очень понравился перечень рубрик на этом фестивале. Собственно, я хочу сказать, что фонд «Русский мир» - это такая довольно патриотичная контора и в этом смысле то, что они выдают премии за некоторые комедийные достижения, как-то меня очень тронуло.

Барац: Патриотичность уже звучит, отрицательная аннотация всегда присутствует.

Таратута: Настораживает вас. Так вот, там была рубрика «За вклад в чувство юмора страны». И в этом году, вот премию «За вклад в чувство юмора страны» получил Владимир Винокур, а раньше ее получали Жванецкий, Хазанов, Галкин, Якубович. Я вот так вот выписала все это. Значит вопрос мой такой.

Барац: Я ждал, пытался разглядеть.

Таратута: Да-да. Пытались разглядеть вопрос. Как вам кажется, от чего вообще зависит чувство юмора страны? Не я придумала этот вклад.

Барац: Чувство юмора страны? Ох, какой непростой вопрос. Ответ «не знаю» вам подойдет? Я не знаю от чего зависит чувство юмора страны. наверное, от того, как там СМИ культивирует это чувство юмора, что у нас на экране, что у нас там по радио, что у нас в печатных изданиях.

Таратута: Я, собственно, об этом и спрашиваю. Верно ли я понимаю, что там, тем органам, которые, в общем, насаждают что ли чувством юмора, и то, что смешно сейчас и те темы, на которые следует шутить - это исключительно российский телевизор и больше ничего?

Барац: Телевизор?

Таратута: Да.

Барац: В основном это так, потому что большинство людей ориентируются именно на телевидение, появилась большая аудитория, которая ориентируется на Интернет, но, наверное, юмор нужно культивировать какой-то определенный вид юмора. У нас засилье КВН. Это неплохо, просто у нас один вид юмора КВН и «Аншлаг». Наверное, можно…

Таратута: КВН и «Аншлаг» - это один и тот же тип юмора…

Барац: Нет, разные, разные. КВН, наверное, лучше, но просто когда КВН везде, и КВН в разных формах, от этого устаешь, потому что КВН – это, в основном, реприза, вдумчивый подробный анализ чего-то. Это реприза – шутка, то ли каламбур, то ли удачная или менее удачная шутка. Я не знаю, на какой вопрос я отвечаю, но что-то куда-то меня в какую сторону.

Таратута: Я просто помню, я когда-то брала интервью у Александра Цекало, он говорил о политическом юморе. Мы обсуждали эту тему. Мы рассуждали на тему того, как он менялся или что-то там происходило. Он мне сказал такую реплику, я не знаю, подпишется ли он под ней или нет, что «чувство юмора на телевидении зависит от чувства юмора руководства страны».

Барац: Ну, наверное, в нашем случае это так, наверное. Потому что именно руководство страны, что у нас государственные каналы в основном, соответственно, существует это уже всем понятно, цензура, и можно шутить по этому поводу, а по этому поводу нельзя. поэтому КВН очень странно выглядит, потому что они шутят в основном по поводу Маслякова, и это как-то странновато, когда в стране такое происходит. И да, в этом смысле оно напрямую зависит от чувства юмора наших руководителей, но не от чувства юмора, а от того, на какие темы они считают правильным шутить, а на какие темы не шутить, вот от этого зависит. Потому что чувство юмора у нашего главного товарища есть, оно такое жесткое.

Таратута: А какое оно?

Барац: Оно жесткое, оно такое хамское чувство юмора. Но оно есть, она утонула, это смешно.

Таратута: Это вы сейчас про памперсы или про?..

Барац: Да.

Таратута: Леонид, а вот вы сами затронули только что тему цензуры. То есть, что какие-то вещи по телевизору говорить не стоит, нельзя. Вот чего сейчас нельзя говорить?

Барац: Вы, наверное, лучше меня знаете.

Таратута: Нет, я говорю сейчас. То есть, я знаю чего нельзя говорить политическим журналистам, если они работают в СМИ ангажированных. А вот чего нельзя говорить в юмористических программах?

Барац: Я про телевидение мало что знаю, потому что мы на телевидении не находимся. Со сцены мы говорим ровно то, что хотим. И у меня есть ощущение, что внутренняя цензура, вот та цензура, которая в нас сидит, тот импульс, который был сверху, он был меньше, чем реакция снизу. То есть мы так все вместе радостно согласились молчать, что они, в общем, с удовольствием это подхватили и все больше и больше. Соответственно, то, что мы говорим в театре, другой вопрос, что мы не занимаемся сатирой, но если вдруг в эту сторону нас выносит, мы говорим все что хотим. У нас, например, Кортнев поет песню «Путин и Христос» и, слава богу, никто…

Таратута: До сих пор?

Барац: Да, до сих пор. И это слова уже практически воспринимаются как, ну, в общем, даже правда.

Таратута: Как правда.

Барац: Ну да.

Таратута: Леонид, мне кажется, что у вас, собственно, с этой песней и с другими такими околорелигиозными вещами был в свое время, ну вот такой цензурный, что ли кейс, когда выпускали фильм. Я правильно помню или нет? Расскажите.

Барац: Да. Это была история, связанная с тем, что мы не являлись продюсерами своего фильма «День выборов» и поэтому человек, который его продюсировал, который вкладывал деньги, он настаивал на том, чтобы это был не поп, а чтобы это был кто-то прикидывающийся попом. Мы ему говорили…

Таратута: И чтобы все отрицательные поступки…

Барац: Конечно, про попов нельзя плохо. У нас попы - запретная тема, и власть наша - запретная тема. Милиционеры там периодически возникают, уже когда невозможно не отреагировать на то, что там эти люди убили человека вот так вот бутылкой из под шампанского, а попы вообще запретная тема - это невозможно, это святое.

Таратута: То есть, верно ли я понимаю, что от спектакля к фильму ваш поп превратился, то есть ваш священнослужитель из священнослужителя превратился в человека, который священнослужителем притворяется?

Барац: Который украл рясу.

Таратута: Украл рясу.

Барац: Да. А в театре нам предлагали сделать, так как к нам приходили руководители нашего ДК и говорили: «Ну, почему? Ну, зачем вы так?». Мы говорили: «Но подождите, так не бывает? Бывает» - «Ну зачем? Ну не надо об этом. А пусть он будет католическим» - «Подождите, то есть, католические могут?» - «Да. Католические могут, а вот православные нет».

Таратута: Есть еще буддисты.

Барац: Буддисты, да. И в нашей стране было бы очень логично, чтобы был буддист. В общем, в этом отношении очень лицемерная и фарисейская история.

Таратута: А с песней «Путин и Христос», я так понимаю, что вообще было сложнее, она, по-моему, не появилась.

Барац: Она не появилась. Да.

Таратута: Она не появилась, на каком этапе? То есть ее…

Барац: На начальном. Просто этот человек сказал «нет» и все.

Таратута: А как звучало ограничение? То есть, нельзя упоминать две фамилии, то есть…

Барац: Две фамилии всуе, не надо упоминать это.

Таратута: Хорошо. Леонид, чтобы как-то закруглить эту тему, вы говорите…

Барац: Ее, кстати, не хотелось бы закруглять, давайте про отца еще поговорим.

Таратута: Давайте. Просто, насколько я понимаю, это два таких точечных случаях, если у вас случались еще какие-то несчастья в последнее время. Я почему вспомнила.

Барац: У меня случаются несчастья, вот оно. Прямо вся страна это несчастье обсуждает.

Таратута: Да-да. Я как раз хотела спросить у вас, как в этом контексте, и вообще вне всякого контекста относитесь к событиям вокруг девочек из Pussy Riot и вот мы начали с такого шутливого и околополитического контекста. А сейчас все-таки к делу. Я так понимаю, что у вас есть мнение по этому поводу.

Барац: У меня есть по этому поводу мнение. Оно довольно жесткое, мне кажется, то, какую позицию занимают наши главные чины.

Таратута: Мы говорим о церковных или правоохранительных?

Барац: Церковные. Они вне закона находятся. Они вне закона и божеского и человеческого. Они ведут себя так, как будто им закон не писан ни тот, ни другой. На мой взгляд та реакция мракобесная и живодерская абсолютно, которую они выказывают, это позорит веру. И она абсолютно предсказуемая эта реакция общества, непредсказуемая для меня, что их так много людей поддержали. Мне кажется, по-настоящему верующие люди не могут быть оскорблены этим.

Таратута: Почему?

Барац: Потому что они скорее должны быть оскорблены другими не богоугодными событиями, которые происходят в этом храме. И вот эта позиция интеллигентская, которая говорит, девочки очень не правы. Я тоже их не поддерживаю. А я поддерживаю. Мне кажется, что они сделали довольно мужественный поступок. Есть в этом…

Таратута: Я верно понимаю, что вы считаете акцией что он был направлен не против верующих, как теперь говорят?..

Барац: Вы знаете, мы выступали в этом храме, в этом храме, под храмом существуют какие-то рестораны, там корпоративы проходят, я видел много раз, как в этом храме танцуют у алтаря какие-то, или поют песни безотносительные, какие-то песни русские поют, не про Путина. Если бы это было спето не про Путина, скорее всего, никакой бы реакции бы не было.

Таратута: Вы выступали, насколько я понимаю, не у алтаря, а вот в этом концертном помещении.

Барац: Не-не, мы не у алтаря выступали, амвон был закрыт.

Таратута: Которое было в подвальном, условно, помещении. А я верно понимаю, что оно устроено как церковная комната, потому что мы задавали…

Барац: Да нет, обычное такое большое пространство.

Таратута: Без икон и без…

Барац: Не-не, без икон. Просто в этой вере слова о милосердии, прощении и терпении многое значит. Причем те слова, которые произносит Кирилл?

Таратута: Леонид, скажите, вы снимали «День радио», «День выборов», делали спектакли. Вам вот сейчас не хотелось бы сделать «День выборов-2»? Этот вопрос, конечно звучит пошло, но уж вот…

Барац: Вы знаете, мы в какой-то момент думали об этом, но просто заниматься в чистом виде сатирой, не хочется.

Таратута: Нет, я говорю сейчас не о «Дне выборов» фактологическом, но вот мнение о сиквеле вашего, собственно, произведения, а о том, что вы были, по-моему, активными участниками того, что происходило после того, что мы все голосовали. Кто-то голосовал «за этих сволочей, а выбрали других сволочей», это я сейчас цитирую плакат.

Барац: После мне не получилось придти на Арбат, хотя хотелось. Но к сожалению, уже поводов и резонов, причин нет. Я понимал, что соберется не много народа. Потому что, действительно, что делать? То что эти выборы не законны, это понятно. Но то, что большинство народу поддерживает Владимира Владимировича, это понятно. И что сейчас требовать, выйдя на улицы? Что?

Таратута: Нет, я говорю исключительно о фиксации момента. Это же «День выборов» прошлый, это такой психологический срез того, что происходило. Я понимаю, что это набор комиксов вокруг выборов. Но и здесь, мне кажется, есть пространство.

Барац: Для смеха, мне кажется, мало. Там очень все жестко, мне кажется все жестко так и не хорошо. То есть по этому поводу, наверное, шутить можно, и мы пытались шутить, мы выступали у Прохорова на концерте. Там что-то такое, много шутили про тандем. Но это уже, эти шутки они и шутки, и анализ он идут параллельно с жизнью, никак на эту жизнь почему-то не влияет, к сожалению. То есть, наверное, влияет, но очень так медленно и постепенно.

Таратута: А шутить про тандем можно, условно говоря, теперь, ну если говорить, не знаю, о каких-то корпоративных вечеринках.

Барац: Тандема уже не существует. Вернее, тандем из одного человека.

Таратута: Да, про тандем мы знаем. Про каждого из его членов поменявшихся местами. Можно там только у Прохорова или где-то еще?

Барац: Да нет, самое удивительное…

Таратута: Это я вас как профессионального выступающего спрашиваю.

Барац: Самое удивительное, что везде, мне кажется, можно. Везде. Другой вопрос, что на каком-то канале вырежут. Везде можно. Самое не приятное, что это никак ни на что не влияет. У меня есть ощущение, что им совершенно все равно.

Таратута: То есть люди сидят, смеются, и как-то это.

Барац: Люди смеются, люди вот то, что это востребовано, это чувствуется. Мы чувствуем это в зале. Мы периодически…

Таратута: А кем это востребовано?

Барац: Людьми, которые приходят к нам в зал, они прямо не на шутку реагируют, а на позицию иногда, смехом реагируют. На какое-то остроумное высказывание. И ощущение, что да, есть реакция. Но это тех людей, которые ходят в театр, это определенные люди. Или тех людей, которые пришли к Прохорову. Это тоже определенные люди.

Таратута: Скажите, а вот тут в этом юмористическом поле, условно, литературно-юмористическом был такой взрыв и очень успешный проект был, «Гражданин поэт». Вам кажется что его успех тоже связан с тем, что люди реагируют, условно, на позицию, или с чем-то другим?

Барац: Во-первых, это блестяще написано, очень остроумно, и изящно. А во-вторых, безусловно, позиция, конечно, да.

Таратута: А в какой момент вы почувствовали, выступая, что люди тянутся, условно говоря, к какой-то политической шутке, может быть не к сатире жесткой.

Барац: Мне кажется, что это накапливается и вся эскалация происходит уже года два как вот уже востребована.

Таратута: Это работает.

Барац: Потому что в какой-то момент, да, мы стали обсуждать, не сделать ли нам «День выборов», а не сделать ли нам что-то такое жесткое.

Таратута: А вы когда это стали обсуждать?

Барац: Года два назад. Я помню, как мы сидели с Кортневым Сережей, нашим режиссером Петрейковым и со Славой, обсуждали, а потом поняли, что это никому не интересно. Все нормально, всем все устраивает. А потом, года два назад стало как-то вибрировать. И сейчас вибрирует все больше и больше. Я надеюсь, что эти вибрации разрушат эту систему порочную, которая существует, эти механизмы, которые работают. Они сами себя, наверное, поедают. Потому что сама система настолько, как мне кажется, прогнила, что если будет какой-то толчок. Другой вопрос, что этот толчок, скорее всего, это какой-то социальный взрыв. То есть это какая-то социальная неприятность. Но эта система она не работает, даже на ручном управлении, как мне кажется, Владимир Владимирович пытается, условно, построить дома погопрельцам. Потом проверят, а там дома построены.

Таратута: Скособочены.

Барац: Да, скособочены. Потому что система работает. Отдали бюджет, этот бюджет на каждом этапе он половинится и последний прораб, тоже для того, чтобы построить эту стену, он берет себе половинку, или не знаю, как у него совесть, 40%, а на стену оставляет и доходит до этой стены, соответственно, вот такое количество. И эта система работает. Эти механизмы работают, даже если Владимир Владимирович говорит, что надо сделать.

Таратута: Трагическая история, трагическая картинка.

Барац: Воруют.

Таратута: Леонид, я где-то читала, может быть вы напомните, вы рассказывали очень трогательную историю про то, как вы со своим другом Вячеславом Хаитом поступали.

Барац: Он Ростислав.

Таратута: Ой. Простите.

Барац: Ничего страшного. Просто он так от этого страдает, он всегда Вячеслав Хаит. Вместо Ростислава Хаита. Поэтому…

Таратута: Да. Да. Я тут назвала Суркова другим именем. Простите, еще раз. Ну вот вы со Славой Хаитовым поступали. Не надо выпендриваться, поступали в театральный институт. И вы рассказывали очень трогательно, про то, что вы договорились.

Барац: Клятва.

Таратута: Расскажите лучше вы. Вы расскажите, а не я. Я вас спрошу потом, что вы дали клятву. Что если кто-то не поступит.

Барац: Да, что если тот, кто не поступает, то есть тот, кто поступает. Если кто-то не поступил, уезжает все равно в Одессу обратно, потому что дружба. Ну думаю, что конечно друг другу наврали.

Таратута: Вы потом очень смешно потом рассказывали, что вы когда услышали свою фамилию, вы с ужасом ждали этого испытания совести.

Барац: Да, конечно. Моя на «Б», я где-то был один из первых. Я думал, ну все, ну что делать? Ну, предательство, но я остаюсь. Но он поступил, слава Богу.

Таратута: Да, собственно мой вопрос был опять политический. Вот у вас «Квартет» и насколько мне известно, Слава придерживается таких же политических взглядов как и вы, и он также реагировал. Он приходил к нам в студию. И разночтений у вас не было. Во-первых, у меня вопрос, все ли члены «Квартета» как-то разделяли то, что вы чувствовали, или был у вас раскол?

Барац: В большей или меньшей степени разделяют. Да.

Таратута: То есть разный градус.

Барац: Просто разный градус, разный градус включенности в это.

Таратута: Да, и собственно, мой вопрос тогда вот в чем. Вот тут мы все наблюдали за какими-то просто драмами, которые разворачивались внутри дружеских компаний, и внутри семей, чего говорить, в семье Виторганов вообще была какая-то просто страшная история. Я теперь ее с ужасом представляю.

Барац: Я надеюсь, что она как раз сегодня разрешится.

Таратута: Сегодня разрешится?

Барац: У меня есть тайные агентурные сведения.

Таратута: Даже как-то мне неловко у вас спрашивать.

Барац: Слушайте, там как-то. Просто у Максима очень понятная и внятная позиция по этому поводу. А Эммануил Гедеонович, как мне кажется, это происходило примерно так: ну что, Эммочка, выпьем, выпьем. Слушай, ты пойдешь ко мне? Ну да, пойду. Ну ладно, а если нужно, ну наверное пойду. Ну наверное. А это же да. А это да. А потом раз и ты смотришь уже в газете, доверенное лицо. Как? Почему? А, точно, действительно. То есть у него по этому поводу…

Таратута: У него как раз жесткой позиции не было.

Барац: Не было жесткой позиции, это просто какое-то…

Таратута: Междусобойчик.

Барац: Да. А потом, ну вот так уже произошло, что-то ему было неловко, наверное, сказать об этом Максиму и как-то такое недопонимание. Я думаю, что они помирятся, и все будет хорошо. Будет хеппи энд.

Таратута: Ну и хорошо. А вообще политика должна вот быть этим водоразделом?

Барац: Тут должна или не должна, такой вопрос, она бывает.

Таратута: Хорошо. Было ли такое у вас? Вот в семье Виторганов что-то случилось, вот это отцы и дети, условно говоря, и вообще они разберутся. А вот у вас была такая история с друзьями, что кто-то совсем иначе по этому поводу думает. Люди, что называется расфренживают Facebook старых друзей и вообще отказывают от дома. Тут какие-то такие были не шуточные страсти. Вам кажется, они оправданы?

Барац: Пытаюсь вспомнить. Мне кажется, они вполне оправданы. Потому что градус увеличивается и люди отстаивают. Но терять близких по этому поводу точно не нужно. Близкие важнее, любовь важнее, дружба важнее. Безусловно. Другой вопрос, что на эти темы ты все равно говоришь, когда встречаешься с другом. Ну может быть, какой-то период не встречаться, не говорить. Но обычно все-таки компания людей, это компания единомышленников, ну у них одни интересы, соответственно, наверное, одни мысли, похожие мысли. Поэтому в компании, у нас, например, в компании раскол не произошел.

Таратута: Леонид, мы только что говорили о доверенных лицах, вообще о том, как это все было. Но какая-то часть этих доверенных лиц они руководители театра, руководители каких-то коллективов. Ну и понятно, что это, человек, который получает некоторое государственное финансирование.

Барац: Нет, их точно нельзя обвинять ни в чем.

Таратута: Я сейчас вообще не про обвинения. А вот можно ли существовать сегодня театру в России, вообще какому-то коллективу, ну совсем независимому от власти, от какого-то, вот вопрос такой.

Барац: Это пас на пустые ворота, можно. Не, ну можно, конечно да. Мне кажется, да.

Таратута: То есть не существует никаких ограничений, вы способны зарабатывать совсем сами.

Барац: Театром можно зарабатывать деньги, это я вам говорю ответственно. Если делать спектакли, опять сейчас от меня это будет звучать…

Таратута: Нет, это интересно.

Барац: Скажем так. Не говоря о качестве, если делать спектакль, на который будут ходить люди, и будут там аншлаги, то можно зарабатывать деньги.

Таратута: Я просто хотела сказать, что видимо, величина театра она зависит все-таки, то есть, вернее, она, может быть в вашем случае, она и гарант, что ли этой независимой позиции. Поскольку, я например, помню, я где-то читала, что одним из ваших спонсоров, одного из ваших последних фильмов был Вадим Беляев.

Барац: Не был спонсором, он был инвестором.

Таратута: Извините. Опять я.

Барац: Ничего.

Таратута: Вы вступили в некоторые какие-то коммерческие отношения с этим человеком, он, насколько я понимаю, ваш друг, поддерживал вас в этом проекте. Я напомню зрителям, что Вадим Беляев, это тот самый бизнесмен, который во время одного из своих корпоративных праздников вышел на сцену и призвал просто всех собравшихся пойти на митинг. Я помню, один из моих ньюсмейкеров очень шутливо переживал по этому поводу, сказал, что вообще-то там мои деньги лежат, может он как-то меньше будет выступать. Ну, собственно, мой вопрос заключался в том, может быть можно выбирать инвесторов просто среди людей со своей позицией, в этом залог успеха и независимости? Со схожей позицией или так не работает?

Барац: Наверное, почему, так работает вполне. Но другой вопрос, что это коммерческое предприятие абсолютно. И он, вкладывая деньги, собирался их и вытащить и заработать на этом. Потому что интересы бизнеса это интересы бизнеса, а интересы твои личные и пристрастия политические, это разные вещи. Хотя иногда они начинают между собой, как-то конкурировать и тут приходится выбирать тебе. То есть, у меня в какой-то момент на Сахарова меня журналистка какая-то спросила. А почему вы здесь? У вас же все в порядке. Я говорю, потому что вот я, как, у меня болит душа. Она говорит, а вот до какой степени она у вас болит? Вы готовы пожертвовать театром, и тут я так. Я надеюсь, что это не произойдет этого. Ну вот конечно тут задумываешься. Потому что я понимаю, что это так быстро может произойти, или так легко в нашей стране это происходит.

Таратута: Отбирают не только металлургические бизнесы, но и что-то помельче.

Барац: Ну да, да. Мы, слава Богу, не такой большой бизнес, чтобы с этой стороны зайти к нам. Но, сказали что-то не то, поучаствовали в митинге, и пришли люди. И вот тут ты не понимаешь как ты себя будешь вести. Как ты вот это, понятно, что поддерживать вашего кандидата нам не очень хочется, но вот это вот, иголки под ногти, наверное, иголок не будет, но мы же себе их додумаем. А вообще, обычно происходит вообще по-другому. Просто ты не замечаешь как ты туда попадаешь, так часто бывает.

Таратута: А вы только что рассказали пример.

Барац: Да-да. Кто-то с кем-то поздоровался, послушайте, давайте, садитесь, а вот уже жены дружат и ездят с детьми куда-то. И а, оп.

Таратута: Это вы рассказываете конкретный известный вам случай, жены дружат.

Барац: Нет, я рассказываю какой-то общий пример. Но я так понимаю, что так бывает. Другое дело, что когда там действительно руководители театров государственных, которым государство должно давать деньги, не Владимир Владимирович Путин, а государство. А они голосуют за Путина ровно потому что, ну как бы, он субсидирует, или он говорит дать деньги. Вот это, так это не хорошо, не хорошо. И фонды, которыми должны заниматься люди государственные, потому что это наши дети, а ими занимаются другие люди почему-то. И именно на эти лица дают деньги, а не детям. А дальше эти лица выцепляют, для того, чтобы они голосовали за Путина. Ну вот это все не очень хорошо.

Таратута: На этой немножко грустной ноте.

Барац: Подождите, мы заканчиваем? Давайте о чем-то веселом поговорим.

Таратута: Мы не можем, у нас закончилось время. Вот не получилось совсем веселой программу, но получилась такая, немножечко, немножко с грустью. У нас был замечательный гость, я повторюсь, Леонид Барац. Я надеюсь, что вам не придется совершить выбор между театром и гражданской позицией. И вообще позицией.

Барац: Выбор это ужасно.

Таратута: Между друзьями и вообще делами, и не придется таких ужасных выборов совершать.

Барац: Да обойдет меня выбор.

Таратута: Да обойдет вас выбор.