Людмила Улицкая о тех, кто напал на нее: «Это вчерашние недолюбленные дети»

Это чрезвычайно важная атака, воплощающая ненависть к знанию, к учебе как таковой. Тут целый набор символических отсылок: и к красным кхмерам, и к хунвейбинам, к фашизму в его природном значении и почти любой ипостаси. Это ненависть дикаря к цивилизованному человеку.

Даже Кремль был недоволен. «Хулиганство и безобразие», — как всегда в таких случаях сказал пресс-секретарь президента Дмитрий Песков.

Но это не хулиганство. Отличие хулиганства от акции устрашения, от атаки на свободу в том, что хулиганство хаотично и бесцельно, а акции устрашения планируются и имеют конкретную цель.

Об этой истории Михаил Фишман поговорил с писателем Людмилой Улицкой. 

Фишман: Вы тоже там были, и вам тоже досталось.

Улицкая: Да, досталось, чуток досталось.

Фишман: А как именно вам досталось?

Улицкая: Вы знаете, там стрельнули какой-то зеленкой из шприца, видимо. Вы знаете, на самом деле, трагедии никакой нет.

Фишман: Вы не драматизируете эту ситуацию, да?

Улицкая: Я драматизирую другую ситуацию. Дело в том, понимаете, сейчас происходит ужасное дело: мы теряем поколение, потому что мы все — мамы, бабушки детей — очень озабочены тем, чтобы детей отдать в хорошие школы, чтобы были хорошие учителя, и это очень серьезная задача для нас, я знаю, как это важно для всех. И я просто вижу большое количество детей, потому что это тоже вчерашние дети, которые, в общем, потеряны, я имею в виду тех, кто бросал яйца, я имею в виду тех, кто недолюблен, недоучен, с кем не занимались, не учились. И эти учителя, которые приехали с этими ребятами, которые выступали там с сочинениями, участники этого конкурса, понимаете, это дети, за которых можно быть спокойной. Они получают образование, они мотивированные, они люди, которые будут прекрасными гражданами будущей страны. А эта шпана, которая бросается яйцами и зеленкой, к сожалению, это потерянное поколение, и этих ребят ужасно жалко, их не менее жалко, чем тех, которых забросали яйцами, потому что с ними, я надеюсь, будет все хорошо. А что будет с этими — я не знаю. И это тоже одна из наших печалей, в общем.

Фишман: Но, вы знаете, мы прекрасно понимаем вашу мысль, но, собственно, шпана, наверное, будет всегда. Бедные люди, несчастные люди, необразованные люди, лучше, чтобы их было меньше, но их все равно много, они везде есть. Здесь же не только дело в том, что у нас в стране есть люди, которым не повезло и не досталось учебы, не досталось общения, не досталось хороших учителей, не досталось средств и т.д. Ведь не только в этом коллизия, которую мы наблюдали.

Улицкая: Нет, конечно, разумеется, есть еще тема георгиевских ленточек, которая сегодня абсолютно искажена. Понимаете, отец моего прадеда был солдат-кантонист, он отслужил 25 лет в солдатской службе, в 1877 году он получил этот самый Георгиевский крест солдатский. И вся семья всегда очень гордилась, нам никогда в жизни в голову не могло прийти, что можно из этого символа мужества и отваги человеческой, военной, что можно из этого произвести такой продукт, в который сегодня превратили этот достойный совершенно знак. Это ужасно. Но, понимаете, это этот самый знак, который нам Оруэлл в свое время указал насчет Министерства правды, Министерства любви. Это то, что мы наблюдаем, к сожалению, кризис не только экономический, он еще колоссально понятийный, мы все время сталкиваемся с тем, как нам подменяют привычные вещи совершенно чем-то неприемлемым полностью. И сегодня георгиевская ленточка стала не символом мужества и отваги, а символом этой шпаны, символом, к великому сожалению, агрессивности и такой вражды, необычайной вражды в обществе. Нет-нет, с ленточкой что-то сильно не в порядке, здесь надо думать и что-то исправлять.

Фишман: Вы знаете, у меня еще такой вопрос: этих ребят, конечно, как мы понимаем, кто-то привел, они не сами там появились, есть рука, которая их направляет так или иначе, и это давно продолжается в России, это такой преступный разврат детей и молодежи, который происходит. Но если этой руки не будет, если она вдруг исчезнет, то...

Улицкая: Это макашовщина, это то, с чем должны, конечно, бороться и кремлевская администрация, и полиция. Конечно, это чрезвычайно опасно. Я хожу иногда гулять в парк около Тимирязевской академии, и там есть такая тренировочная площадка, на которой такие качки очень агрессивные, очень страшноватенькие, они там тренируются, и тренируются уже несколько лет, и ни разу я там не видела ни полиции, ни каких-то людей, которые бы их разгоняли, а это, совершенно ясно, какая-то очень опасная организация. Это вижу я, прогуливающийся по парку человек. Почему этого не видят организации, которые должны за этим следить? Я не знаю.

Фишман: Но вопрос мой, на самом деле, был в том: если не будут движущие силы за этими конкретными людьми, то когда-то в перспективе георгиевской ленточке уже можно вернуть ее истинное значение, или это уже все, уже мы на самом деле перешли в некоторую другую стадию, из которой уже не выбраться?

Улицкая: Нет, я бы хотела, чтобы она все-таки вернулась к своему исходному достоинству солдатской награды, это была очень демократическая награда, она с 1807 года в России, одна из старинных и очень благородных наград, она была все-таки рассчитана на низший состав, на рядовых и на унтер-офицеров. Не знаю, не знаю, я всегда с очень большим уважением относилась к этому знаку, тем более, что он лежал у нас дома в коробочке.

Фишман: Спасибо большое. 

Фото: Евгений Одиноков/РИА Новости