Аутиста лишили права любить и распоряжаться собственной жизнью. А заодно и квартиры

Пелепец: У меня есть любимый человек, с которым я хотела бы узаконить отношения. На данный момент он живёт в психоневрологическом интернате и пытается восстановить свою дееспособность. Если коротко.

Таратута: Как он попал в психоневрологический интернат? Я так понимаю, что он жил в квартире…

Пелепец: Да, он жил в квартире.

Таратута: Был прописан в ней.

Пелепец: Да, совершенно верно. Там просто была ситуация, что после смерти близких родственников дальние родственники, которые помогали семье, с их подачи он был лишён дееспособности, помещён в интернат. И как потом стало известно, что с их же подачи собственность на квартиру с него была переоформлена на них. Формально юридически всё выглядело достаточно законно.

Таратута: Я объясню – у вас есть молодой человек, который лишился квартиры, он сейчас в интернате со статусом полной недееспособности, что лишает человека практически всего. А теперь вам слово, Павел.

Кантор: Совершенно верно. Как правильно сказала Надя, формально это выглядело внешне законно, но в действительности Андрей понимал, что происходит, он мог руководить своими действиями. И он не хотел лишаться своей квартиры, он не хотел её отдавать или продавать кому-то. И то, что это произошло, это произошло не по его воле, против его воли, с нарушением закона. Это произошло, в том числе и потому, что законодательное регулирование положения лиц с ограниченными возможностями здоровья у нас несовершенно. Оно плохо защищает их интересы.

Таратута: А как это произошло, расскажите, процедурно как. Его обманули, воспользовались, ввели в заблуждение?

Кантор: Его ввели вы заблуждение, он в один момент, когда он формально считался полностью дееспособным, и, с точки зрения закона, абсолютно отвечал за свои действия, он выдал доверенность общего характера своей дальней родственнице. Потом через несколько месяцев внезапно он оказался полностью лишён дееспособности…

Таратута: То есть, выдав доверенность, он выдал право на свою жизнь.

Кантор: После этого имущество было у него изъято, и в то же самое время он был лишён полностью дееспособности. Лишён и юридической, и практической способности как-то оспаривать себя и защищать свои интересы.

Таратута: Объясните нашим зрителям, что такое потеря дееспособности? Чего человек лишается?

Кантор: В нашем законодательстве, в той системе, которая существует у нас, или, можно сказать, что существовала до недавнего времени, если человек признаётся недееспособным в силу своего здоровья, он лишается возможности совершать любые сделки, принимать любые решения о своей судьбе: о том, где ему жить, с кем ему жить, жениться ему, не жениться, голосовать ему, не голосовать. Он лишается всех возможностей принимать решения.

Таратута: Кто принимает за него решения?

Кантор: Он не может жениться, он не может голосовать, он не может принимать такие решения, как сделки с его имуществом, его госпитализация, лечение. Принимает тот, кто назначен его опекуном. В нашем случае опекун ему не был назначен, значит, это государство, то есть государственный интернат. Опекуном может быть близкий человек: родители, сестра, брат, но в нашем случае такого человека не было. В  нашем случае у него нет опекуна, и эти функции исполняло государство, то есть психоневрологический интернат. Они решали, где ему жить, как ему жить и так далее.

Таратута: Что-нибудь из этих  ограничений должно было  произойти с вашим близким человеком?

Пелепец: Вы имеете в виду, насколько в его случае это оправдано?

Таратута: Да, насколько вы чувствовали…?

Пелепец: На мой взгляд, нет, потому что сейчас он живёт в психоневрологическом интернате и не решает ничего. Там решают, когда подъём, когда завтрак, когда обед, когда ужин, когда можно выйти во двор и покурить, когда отбой.

Кантор: Притом, что считается, что это ещё и очень хороший интернат.

Пелепец: Считается, что это хороший интернат по Москве, но это совершенно полное лишение всего. А сейчас все идут мыться, а сейчас у всех тихий час.

Таратута: Мы сегодня целый день говорим о том, что люди очень плохо понимают проблему аутизма, и все сталкиваются, глядя на сегодняшних гостей, на сьёмки, с разными стадиями. Например, в фильме Любы Аркус был ребёнок в тяжёлом состоянии.

Пелепец: Я перебью, потому что тут нельзя говорить «стадии», потому что стадии предполагают некое последовательное развитие. Обычно это не так, это некая данность. В результате коррекционных занятий может что-то меняться в каком-то детском возрасте, но нельзя сказать, что это стадии. Это же не развивается.

Таратута: Нет-нет, мы говорили о конкретном ребёнке, у которого было довольно поздно диагностировано происходящее с ним, и это привело практически к катастрофе, но потом они выкарабкались. Я так понимаю, в вашем случае речь идёт о совершенно другой ситуации. Этот человек активен, способен коммуницировать, и вы вообще собирались жениться.

Пелепец: Безусловно, просто в его случае вы тактично пытаетесь спросить, в чём выражается. Я правильно понимаю?

Таратута: Я хотела спросить – какого рода ограничения у него действительно существуют?

Пелепец: Ему сложно общаться долго, особенно с незнакомыми людьми. Иногда как-то сложно выразить свои мысли, свои чувства. Сложно отстаивать ему свои права в том смысле, что очень сложно идти на конфликт, всегда предпочтёт как-то от конфликта отклониться. И в нашей ситуации это очень мешает, сами понимаете.

Таратута: Я верно понимаю, что коль скоро есть вы, эта проблема в некотором смысле исчерпана?

Пелепец: Эта проблема исчерпана совсем не вполне,  поскольку юридически я ему никто.

Таратута: Я сейчас говорю об эмоциональном состоянии, если вы рядом.

Пелепец: В эмоциональном, конечно, но в нашем смысле это юридическая проблема, что я не имею права голоса ни по каким вопросам. В каждом новом кабинете меня спрашивают: «Девушка, а вы кто?». И всё.

Кантор: Я хотел со своей стороны добавить, что важно, и это часто не понимается, что вопрос дееспособности изначально по своей структуре – это вопрос не медицинский, а социальный. Один и тот же человек с одним и тем же медицинским диагнозом, с медицинским состоянием  в разных социальных ситуациях может быть способным организовать свою жизнь и не способным это сделать. Согласитесь, что если взять меня или вас и кинуть на улицу куда-нибудь в Куала-Лумпуру, то вы фактически не сможете организовать свою жизнь, я не смогу организовать свою жизнь. И с точки зрения наблюдателя я буду недееспособен и полностью беспомощен. И наоборот – в своей привычной среде, в своей стране, в своей семье я, слава Богу, вроде бы могу свою жизнь организовать. И этот вопрос действительно важен в отношении аутизма, потому что аутизм как раз подразумевает спектр очень растянутых состояний. Андрей в знакомой среде, со знакомыми и близкими ему людьми ведёт себя нормально. В той ситуации, когда ему некомфортно, когда на него агрессивное воздействие, когда он вынужден  противостоять, спорить. Надя, я правильно говорю?

Пелепец: Это очень тяжко.

Кантор: В этот момент он выглядит, как человек, не способный коммуницировать, он закрытый, замкнутый. И это действительно для людей с аутизмом достаточно характерно. В ситуации других психических расстройств бывает по-другому.

Таратута: А что-то вообще можно сделать в этой ситуации? У нас есть понятие частичной дееспособности?

Кантор: Это как раз очень важный вопрос. Дело в том, что не так давно наш Конституционный суд гуманный рассматривал эту проблему и вынес постановление, в котором он сформулировал концепцию о том, что законодатель, то есть наш парламент, наша Госдума, обязаны предусмотреть возможность градации, разный статус, в зависимости от выраженности состояния. И наша чудесная Дума, грех на них клеветать в этом случае, достаточно быстро приняла изменение в законодательство, которое вступает в силу лишь с 2015 года, которое предусматривает возможность промежуточного состояния ограниченной дееспособности в силу психического заболевания. Формально Госдума выполнила указание Конституционного суда.

Таратута: Но есть «но», я по вашему голосу слышу?

Кантор: Во-первых, надо ждать 2015 года, во-вторых, наши депутаты отделались по минимуму. Они написали минимальные общие слова, которые как бы… Как это начнёт реализовываться на практике, пока никто не понимает, и к тому же под этот закон надо принять много подзаконных актов, поэтому и отложено до 2015 года. Этим надо заниматься, и как всегда, сами знаете, кто таится в деталях.

Таратута: До 2015 года вы можете что-то сделать?

Кантор: Андрей подал заявление о возвращении ему дееспособности, которое в настоящий момент рассматривается в суде. Будет вынесено решение.