«Мне отрезали 80% желудка». Самая радикальная методика похудения — к чему она приводит?

Молчанова: В первый раз про резекцию я вообще задумалась, когда я жила в Англии. Я пришла на прием к доктору, доктор Том, я до сих пор помню. Это был такой мужчина, ты на него смотришь и думаешь: «Женитесь на мне прямо сейчас». И он мне задал вопрос, говорит: «А чего ты не худеешь?». Я говорю: «Расскажи мне, как». В моей жизни было 17 диетологов, мне на тот момент было 29 лет. Я говорю: «17 диетологов, какие-то программы похудения. У меня не работает это, я не могу похудеть, у меня не получается». Он говорит: «А операция?».

Евдошенко: У нас есть гендерное неравенство, да, по сравнению с Европой или с Америкой. Поэтому у нас женщины как-то больше следят за своим внешним видом, они стараются нравиться.

Молчанова: Оказалось, что это не настолько дорого, насколько я ожидала. Я сейчас не скажу точную сумму, но мне что-то кажется, что в районе 300 тысяч рублей.

Евдошенко: Вы должны понимать, что ни одна операция не может обходиться без издержек. Мы, выполняя хирургическую операцию, все-таки решаем очень важную проблему для человека, но возникают некоторые издержки этой операции.

Молчанова: Я полгода блевала. Я что-то ела и блевала. И в какой-то момент мне стало очень тяжело с этим жить именно эмоционально.

Евдошенко: Полная ерунда, но что я тут могу сказать. Можете это вырезать, да. Приходите к правильным врачам.

Молчанова: Например, я без таблетки от изжоги прожить совершенно не могу день.

Евдошенко: Разумеется, если вы попробуете сразу после операции поесть, я не знаю, с бешеной скоростью, накидать полный пищевод кусков мяса, конечно, тогда рвота возникнет, безусловно, потому что мы свою операцию делаем для того, чтобы пища проходила медленно, чтобы она плохо проходила.

Молчанова: За первую неделю, мне кажется, я потеряла килограммов типа десять-четырнадцать, что-то такое прямо. Понятно, что это уходила какая-то вода и еще что-то, но это прямо было супербыстро. И дальше я потеряла итогово ― сколько там? ― пятьдесят шесть килограммов. Вся эта история потери пятидесяти шести килограммов заняла у меня, наверно, полгода.

Евдошенко: Мы можем сделать то же самое, что делает диета, да, то есть уменьшить количество еды, поступающей в организм, только принудительным образом.

Молчанова: Если до этого у тебя была какая-то сформировавшаяся упругая попа, то оказывается, что вообще-то это какая-то такая плосковатая фигня. Если у тебя были классные сиськи четвертого размера, оказывается, что вообще-то они второго и не такие классные.

Что касается сексуальности, я когда об этом думала, я думала, наверно, что да, я стану сейчас привлекательна, все мужики будут моими, вот это вот. В принципе, оказалось, что нет. Наверно, не знаю, кого-то где-то в баре снять, наверно, чуть-чуть попроще, но мне, в принципе, и до этого, если хотелось, это легко давалось.

Евдошенко: В нашей работе мы должны много разговаривать с нашими пациентами, к сожалению. Мы от этого очень устаем.

Молчанова: Первая фоточка, конечно, в фейсбуке привела, в комментариях просто все были офигевшие до какого-то безумного количества лайков, комментариев. Я никогда в жизни столько не собирала, как когда я выложила эту первую фотографию.

Евдошенко: Одним словом, по этой причине женщин у нас больше. Примерно две трети женщин и одна треть мужчин.

Молчанова: И, конечно, в какой-то момент начало казаться, что вообще из всех своих достижений, спектаклей, проектов, еще чего-то осталось самое главное, что я сделала в жизни, ― я похудела. И все остальное, что со мной можно о книжках поговорить ― зачем? Ты же похудела. У меня достаточно долго был кризис по этому поводу.

Евдошенко: По формальным критериям мы не обязаны требовать у пациента психологическое обследование. Нас никакие инструкции и законы не заставляют это делать, да, а требовать это у пациента мы тоже не можем, потому что таким образом мы нарушаем его права.

Молчанова: Мир стал добрее вообще. Оказывается, я просто другого не знала, поэтому оказалось, что, в принципе, я вот в таком виде людьми воспринимаюсь дружелюбнее. Я не знаю, это почти что неуловимая какая-то субстанция, это дружелюбие, но она есть. К тебе люди вдруг становятся более расположены, что меня очень удивило в какой-то момент, но это действительно факт, что на самом деле правда расстраивает. Это у нас в голове сидит, что человек худой, в каком-то общепринятом нормальном теле…

Я на самом деле очень не люблю говорить «нормальное тело», при этом у меня нет другого слова. То есть опять же это такая смешная штуковина, которая в голове сидит: я толстая ― это ненормально. Хотя я никогда себя так не ощущала. А я не толстая ― это нормально. И я продолжаю себя каждый раз ловить на том, что я опять употребила слово «нормальное», и думать: «Наташа, ты же умная женщина. Зачем ты так? Ты сейчас обидела кучу людей». А я не могу. И я себя обижаю этим словом, и всех остальных обижаю этим словом, и продолжаю спокойненько говорить это слово «нормальное».

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.