«Теория контрактов — это почти математика»: за что дали Нобеля по экономике

Объясняют бывший проректор РЭШ и доцент департамента теоретической экономики НИУ ВШЭ
10/10/2016 - 23:16 (по МСК) Дарья Полыгаева, Антон Желнов

Нобелевскую премию по экономике вручили за вклад в теорию контрактов. Ее лауреаты — британец Оливер Харт и финн Бенгт Хольмстрём — оба работают в США. Эти исследователи, как отмечает шведская академия, заложили основы теории договорных отношений.

Первые работы по теории контрактов появились еще в начале 70‑х. Как отмечал в одной из своих работ известный экономист Сергей Гуриев, она объясняет, как должен быть составлен оптимальный контракт, какие переменные нужно или нельзя туда включать. О Нобелевке по экономике Дождь поговаорил с экономистом, бывшем проректором Российской экономической школы Андреем Бремзеном и доцентом департамента теоретической экономики НИУ ВШЭ Антоном Суворовым

Полыгаева: Андрей, начнем с вас, расскажите, правильно ли все-таки я описала?

Бремзен: Да, очень точно вы описали то, что является одним из центральных, одним из первых результатов теории контрактов. Я на протяжении ряда лет читал курс по теории контрактов, и то, что вы сейчас сказали, это более-менее первые две или три лекции, это как раз действительно конфликт между стимулом и страховкой, так сказать. Когда мы заключаем контракт с нашим подчиненным, или, в данном случае, когда корпорация заключает контракт со своим менеджером, им нужно позаботиться о двух вещах: во-первых, ему нужно создать стимул работать так, чтобы он не шел домой слишком рано, чтобы оставался на выходные, если этого требует производственная необходимость, и для этого, конечно, он должен получать значительную долю или какую-то долю от прибыли компании, его показатели должны зависеть от показателей компании, с другой стороны, если перегнуть палку, то получится, что у менеджера зарплата будет слишком рискованная, заранее неизвестно, какая. А мы знаем, что людям свойственно риск избегать. Поэтому очень важно соблюсти баланс между страховкой и стимулом.

Желнов: У меня такое впечатление, что я сейчас читаю статью HR-директора в газете «Ведомости». Но причем здесь нобелевка?

Полыгаева: В чем фундаментальность исследования?

Желнов: Правда, в чем его фундаментальность? Неужели нет более важных экономических тем, чем теория контрактов, просто рассчитанная на HR-психолога? Понятно, что я сейчас банализирую, но тем не менее.

Суворов: Во-первых, из общих соображений. В Нобелевском комитете сидят не последние дураки, поэтому они, наверное, понимают, за что давать премию. Но давайте не будем только к их авторитету апеллировать, мне кажется, это довольно частое ощущение. Вот вспомним другую нобелевскую премию, которую получили Джордж Акерлоф, Майкл Спенс и Джозеф Стиглиц. Модель Акерлофа о рынке лимонов, о том, что если на рынке есть асимметричная информация, то он будет работать хуже, чем обычный рынок, о том, что рискованно покупать подержанные автомобили, потому что вы не знаете, не был ли этот автомобиль утопленником каким-нибудь. Это тоже довольно банальная идея, когда вы ее знаете. Но до того, как она возникла и оформилась в виде научного текста, она существует в виде какого-то неясного, некодифицированного, может быть, знания, которое многие понимают, но не понимают его роль в науке. Фактически, на мой взгляд, в экономике произошел, можно сказать, тектонический сдвиг. Начиная с семидесятых годов, роль информации в экономике кардинально повысилась, в экономике как в науке, в экономической науке. Возникло даже отдельное направление — экономика информации. Теория контрактов, которой дали премию в этот раз, к нему относится. Не то чтобы все эти результаты поразительные и удивительные, но появился язык, на котором можно обсуждать вещи, на которые раньше не обращали такого внимания.

Полыгаева: Андрей, скажите, а на практике, например, в России, как эту теорию контрактов применяют? И применяют ли?

Бремзен: Применяют, конечно, просто не думают об этом. На самом деле, если вы посмотрите на ваш контракт, у вас же есть трудовой договор, что там прописано, что не прописано, это всегда довольно тонко. Например, как правило, там ничего не сказано, в моем, во всяком случае, контракте, ничего не сказано про качество услуг, которые от меня ожидают. И даже трудно понять, например, я читаю лекции студентам, а как вписать в контракт, что нужно, чтобы лекции были хорошими, зажигательными, это же никак не впишешь. Поэтому кое-какие вещи сознательно не вписывают в контракт, это то, что называется «неполные контракты». Контракты все неполны, это как раз та сфера, которой занимается Оливер Харт, из Харт и Хольстрём, больше этим занимается Оливер Харт. И действительно, очень часто есть какие-то вещи, которые мы наблюдаем, обе стороны, участвующие в контракте, понимают, о чем идет речь, но вписать их в контракт запретительно-дорого, очень тяжело, контракты будут тогда размером с гигантский том. И все равно мы не предусмотрим всевозможных развитий событий, которые могут быть в будущем. Например, в вашем контракте наверняка не было сказано, что вы должны взять у меня, пригласить меня в гости сегодня, потому что к моменту составления контракта было совершенно непонятно, кого нужно звать в гости, и так далее.

Полыгаева: Вообще что произойдет, кто получит Нобелевскую премию по экономике…

Бремзен: Конечно, да. Но тем не менее, вы же как-то работаете, исполняете свои обязанности в рамках того контракта, который у вас есть. Считается, что хорошо, видимо, раз вы до сих пор здесь. Я уверен, что вы работаете хорошо. Мой контракт с Российской экономической школой, не поверите, умещается на одну страничку. Там написана загрузка в часах в год и компенсация, и почти ничего больше. Считается, что репутационные механизмы позволят мне работать хорошо.

Желнов: А вы показывали, насколько я знаю, вы же довольно тесно общаетесь, это ваш научный руководитель, один из нобелевских лауреатов?

Бремзен: Да, это так.

Желнов: Собственно, это финн, я правильно понимаю?

Бремзен: С финским паспортом, но фамилия у него шведская.

Желнов: Шведская. Мы говорим о Бенгте Хольмстрёме, он живет в Москве?

Бремзен: Нет, он живет в США. Я же учился у него, когда был в Америке.

Желнов: А здесь вы не встречались?

Бремзен: Мы встречались, когда он приезжал в Российскую экономическую школу, в рамках чтения почетных лекций, у нас была такая практика. И да, он прилетал, мы его водили по Москве, показывали Красную площадь. Он читал лекции для студентов Российской экономической школы.

Полыгаева: Антон, если резюмировать, я правильно понимаю, что по большому счету то, в чем мы привыкли жить, это нормально, что у нас у всех есть контракты, там прописана наша зарплата, может быть, какие-то дополнительные стимулирующие выплаты, вот как у медиков, которых мы обсуждали буквально двадцать минут назад. Это все теоретизировано, и вот теперь мы, люди, не сведущие в экономике, узнали, что в реальности это все сорок лет назад теоретизировали более умные люди.

Желнов: То есть такая премия за семидесятые получается, да?

Суворов: Премия всегда дается за что-то, довольно большим благом то, что сделано несколько десятков лет назад, как правило. Да, это за работу, в случае Хольмстрёма, конец семидесятых-начало восьмидесятых, а в случае Харта — вторая половина восьмидесятых. По крайней мере, когда они опубликованы, а написаны, наверное, на несколько лет раньше. Дело в том, что эти работы повлияли очень сильно на многие другие области экономики, гораздо более прикладные. Например, Жан Тироль получил Нобелевскую премию два года назад в большой степени за экономику регулирования, которую он создавал, делал такой редизайн существенный с Жан-Жаком Лафоном. И вот этот редизайн, он был основан на теории «начальник-подчиненный», или «принципал-агент», которая была формализована Хольмстрёмом. В теории корпоративных финансов тоже произошли большие изменения, современная теория корпоративных финансов тоже базируется на модели «начальник-подчиненный», той же самой, которая формализована Хольмстрёмом. А корпоративные финансы, экономика регулирования — это вещи, которые гораздо более жизненные. Сама теория контрактов, это почти математика.

Желнов: А она поможет нам как-то в реальной жизни, эта теория контрактов?

Полыгаева: Скорее, нашим начальникам, мне кажется, она помогает.

Суворов: Вот смотрите, мне кажется, есть из работ Хольмстрёма действительно вытекает довольно понятный принцип: если есть какая-то информация, которая позволяет вам понять, насколько эффективно, насколько целенаправленно в ваших интересах действует ваш агент, то информацию нужно использовать, когда вы пишите контракт со своим агентом. Но с другой стороны, не нужно на агента возлагать ответственность за то, что он не контролирует. То есть не нужно наказывать своего агента, если пойдет дождь, и вознаграждать, если будет светить солнце. Мне кажется, что многие руководители не всегда следуют этим принципам, хотя он вроде бы понятный.

Полыгаева: Если пойдет дождь, техника на выезде не будет работать, за это наказывать не нужно. Примерно так, применительно к нам.

Желнов: Да, будем надеяться. И, кстати, посты в фейсбуке, наверное, тоже уже в новой контрактной системе они как-то включены в договор, то что невозможно было представить в семидесятые.

Суворов: У нас пока нет, но в какой-нибудь следующей итерации наших контрактов, кто знает. К этому идет.

Полыгаева: Спасибо большое. 

Другие выпуски