«Датчики метана в шахте затыкали пальцем»

Севрюгин: Я слышал, вы не согласны, насколько я понимаю, по крайней мере, комментарии...

Мохначук: Во-первых, я хочу выразить соболезнования семьям погибших, потому что это ужасная трагедия, когда мы теряем родных и близких. Семья, нормальное состояние, отправила мужа, сына, отца на работу заработать деньги, чтобы семья нормально жила — и вдруг человека не стало. Это очень тяжело, поверьте мне, я был на многих авариях и встречался с семьями погибших, самое тяжелое — это встречаться с семьями погибших.

Кремер: Почему вы тогда не согласны с мнением шахтеров сейчас?

Мохначук: Во-первых, давайте так, чтобы людям просто было понятно. У вас есть в руках зажигалка, в зажигалке есть газ, вы щелкаете, появляется искра, газ загорается. Причем здесь открытый огонь, горение, еще чего-то? Если произошел выброс либо горный удар, могла произойти сдвижка в лаве, секции крепи, оборудование, а в это время металл о металл, могла появиться искра и мог произойти взрыв. Важно, чтобы концентрация метана была 3,8-4% до 9,2 — это самая взрывоопасная концентрация, если она больше, он может не взорваться, если меньше — тоже может не взорваться.

Кремер: Почему она могла быть больше?

Мохначук: Потому что метан в пласте и неизвестно, сколько оттуда могло выбросить. Если там было 100% метана выброшено, он бы не взорвался, я проще скажу, потому что он не может взорваться при такой концентрации.

Кремер: Но если, извините, я просто хочу разобраться, если нам объясняли, что все время происходит дегазация, то есть все время этот метан оттуда откачивается.

Мохначук: Еще раз объясняю, чтобы просто было понятно для зрителей и для вас: вот угарный пласт, вот он, пройдена здесь одна выработка, здесь — другая. Длина лавы может быть 100, 200, 300 метров. Здесь внутри находится пласт, в нем метан. Есть определенные напряженные точки в этом пласту, которые могут выбросить, либо сверху идет кровля, как потолок у нас, при обрушении может произойти горный удар. Точка напряжения есть? Есть. Она сама по себе не опасна, но когда мы снимаем стружку за стружкой, приближаемся к этой точке напряжения, мы уменьшаем здесь расстояние, уменьшаем силу сопротивления давлению, в это время происходит выброс в пласт из пласта метана, который здесь концентрирован. Его очень много может быть, когда он вырвется и как — непонятно. Это все прогнозируется.

Кремер: Я как раз хотела про это спросить: неужели сейчас, мы живем в 21 веке, мы достигли какого-то прогресса, прогнозировать это возможно?

Мохначук: Да, конечно. У вас звучало неоднократно — человеческий фактор, нужно просто понимать какой смысл, термин мы вкладываем в человеческий фактор. Я считаю, что человеческий фактор начинается с простой вещи: геологи нашли этот уголь, пробурили скважины, изучили пласт, месторождение, дальше собственник либо кто-то купил лицензию, дальше начинается проектирование, строительство шахты. Исходя из того, какой пласт, а мы по результатам геологоразведки либо до разведки бурения скважин знаем, что это пласт опасный про метану, серхкатегорийный, много метана, знаем, что это пласт опасный по горным ударам либо по выбросам.

Соответственно, мы разрабатываем технологию отработки данного пласта с учетом упредительных мероприятий с точки зрения недопущения возможной аварийной ситуации. Все это возможно, я работал в Воркуте на шахте, и когда у нас действительно был сложный пласт, мы бурили встречные скважины в пласт, производили гидроразрыв пласта, снимали напряжение в пласте и ехали. То есть это вполне возможно, но это затратная часть, потому что буровой станок сверху и снизу, минимум 2-3 человека на смене, умножьте на 3-4 смены. Это затраты, которые угля не дают, но они являются безопасными.

Кремер: То есть ваша версия, что сэкономили на прогнозировании и на геологоразведке?

Мохначук: Нет, еще раз: я не готов сейчас сказать, начнем с прогнозирования. Я просто объясняю, что есть технологии, которые могут предотвратить возможность развития такой аварии. Что было заложено в паспорт отработки данного месторождения в проекте строительства шахты и в паспорт отработки непосредственно лавы, какая технология? Это уже не вопрос рабочих, не вопрос даже начальника участка. Это вопрос техотдела инженерной службы.

Кремер: На этапе проектирования?

Мохначук: Да. И если изначально неправильно инженеры спланировали возможность упреждения этой ситуации, то это тоже человеческий фактор, только не тех людей, которые погибли, были в шахте, а тех, кто проектировал шахты, это тоже человеческий фактор.

Кремер: Я бы хотела попросить Игоря Тертышникова, который по-прежнему с нами на связи, ответить. Вы же слышали сейчас комментарии Ивана Мохначука?

Тертышников: Да.

Кремер: Вы согласны с этой версией, что, возможно, проблема и ошибка произошла на этапе проектирования?

Мохначук: Просто это не первый выброс, не первый взрыв и не первый удар горный в Воркуте. Мы знаем, какие там пласты, знаем какая там шахта, и я там еще в 1976 году работал на шахте «Комсомольская».

Кремер: Да, спасибо, дайте, пожалуйста, возможность Игорю Тертышникову сказать теперь.

Тертышников: Это просто получается, что все будет продолжаться и дальше, эти смерти, эта гибель шахтеров. Она будет, потому что, на самом деле, нужно дегазировать пласты с поверхности и тогда уже спокойно работать. А здесь на 12-м участке, на «Северной», в частности, должны были проводиться профмероприятия — то, о чем, что говорил Мохначук сейчас. Этого не делалось, более того, неоднократно, как сейчас уже говорят шахтеры, они сейчас говорят, им нужно было раньше говорить, но их бы уволили, говорят, что могут уволить, перевести на другую шахту. Вчера я разговаривал, господин Гапликов был на центральной площади, сзади меня толкнул мальчик, ему 25 лет, он работал в ГРП на «Северной» 2 месяца, и эти его фотографии сейчас на сайте «Твоя Воркута», этого датчика М02, они фигурируют — там 1,55, 1,77 и 2,55.

Мохначук: Я вам скажу, понимаете, вы же горняк, вы же знаете, если идет проветривание по горной выработке, достигается определенная концентрация газа метана, при которой можно работать. Но если мы разберем крепь выработки либо в каком-нибудь кутке вверху может собраться метан, там и 2,5% может быть метана, который не выветривается либо еще что-то, локальное скопление может быть. Можно туда сунуть прибор, зафиксировать, сфотографировать и потом ходить его показывать, такие случаи тоже могут быть. У нас была ситуация, когда на одной из шахт Кузбасса тоже мне звонили, что метан превышает, и их заставляют там работать, конечно, доза озверина у меня закипела, я переругался с Ростехнадзором. Ночью, в 3 часа ночи пришли три горнотехнических инспектора, кто их никогда не ждал, ничего, проверили и, к сожалению, может быть, к счастью, там метана не было, а когда выяснилось, нашлись некоторые люди, которые, ссылаясь на метан, позволяли себе возможность не напрягаться.

Кремер: Да, спасибо, Иван. Игорь, вы хотите что-то ответить?

Тертышников: Как интересно. Да, это интересный фактор, люди не хотели работать, поэтому ссылались на метан — это очень интересное мнение, конечно, у вас.

Мохначук: Они не хотели зарабатывать деньги.

Тертышников: Они не хотели зарабатывать деньги. Ситуация сейчас здесь такая, что, на самом деле, на «Северной» были очень большие нарушения в плане проветривания. Шахта очень много давала угля, а ее просто изнасиловали, так же, как и в 2013 в Воркуте.

Мохначук: Я соглашусь с этим, потому что шахта тяжелая, сложная, протяженность выработок очень большая и сложно было ее проветривать, тем более, они от стволов ушли на фланги, и там до выработок было достаточно большое расстояние, это вполне возможно.

Тертышников: Сейчас я общаюсь, много я общался, у меня так получилось, что у меня знакомые на ВТБ (вентиляция и техника безопасности шахты — прим. Дождь) работают, и они говорят, что особенно эти бригады украинские — это бедные люди, они там же на этих страшных шахтах их работали, сейчас это у них вообще болезнь, постоянно заматываются эти бедные датчики. То, что господин Мордашов (Алексей Мордашев, владелец шахты «Северная» — прим. Дождь) сейчас говорил в интервью о датчиках, к нему невозможно поступиться, просто палец так ставишь, откручиваешь около сопла эту сеточку, пластмассовый колпачок — пожалуйста, пальцем заткнул и все.

Мохначук: Палец заткнул, отошел от датчика и дальше что?

Тертышников: Зачем отошел? Я в свое время, когда работал: просто бригадир сидит в секции и держит этот датчик, пока…

Мохначук: Но в лаве не один датчик.

Тертышников: В лаве на пятой секции висит датчик на исходящий, правильно? На поступающей струе датчик висит на первой секции, на пятой секции снизу, у нас 130 секций в лаве, на 130 секции висит датчик поступающей струи, на пятой секции, четвертая-пятая секция висит датчик исходящей лавы. И что? Возле него просто тупо садиться, ты копаешь, тебе некогда, эта пыль идет, все. Он там сел и пока мы едем по углю вверх, он пальцем просто держит этот датчик. Можно сделать проще: можно…

Мохначук: Вы хотите сказать, что у вас звеньевой камикадзе и самоубийца, что ли? Он не понимает, что он творит?

Тертышников: Нет, мы не занимались такими вещами, что ехали при 4%, о чем они сейчас рассказывали, что было на «Северной». Максимум, это как ирония такая, 1% выбивает энергию, а у нас 1,2%. Ты хоть что-то сделай — 1,2-1,4. Чуть-чуть вроде превышает.

Мохначук: Вообще датчики должны быть настроены на 2%, при 2% и выше они должны выбивать энергию, а при 1% они могут и не выбивать энергию, люди просто должны покинуть забой и производить проветривание.

Тертышников: А здесь вы врете. При 1% выбивает полностью энергию на участке, останавливается даже конвейерная линия. Вам надо почитать техническую документацию.

Мохначук: У нас так настроено, наверное, было.

Тертышников: Поступающая 0,5 у нас, исходящая — 0,75, исходящая крыла шахты, исходящая участка — 1%, и на поступающей если 0,5 у нас датчик настроен, но будет 0,7 — выбивает энергию, это хорошо. Я говорю: мы не занимались такими, как вы говорите, камикадзе, такого у нас не было. Максимум 1,2-1,3. Мы боролись, мы всегда ругались, поэтому у нас было все нормально. То, что произошло в 2013 году на 8 участке, эти люди бедные въехали в неподработанную зону, у них столько газа там было, сколько они там тоже ругались, и людей переводили в ремонтную смену за это, предлагали отпуск без содержания. Глядя на это, некоторые просто боялись и все. То же самое и сейчас.

Кремер: Спасибо вам большое.

Фото: Александр Кряжев/РИА Новости