«Путин страдает формой суеверия»: почему президент не выступил с обращением после трагедии в Казани

Мы вообще всякий раз ждем от президента больше эмпатии, но сегодня, мне казалось, такой случай, когда это еще как-то так пиаровски, что ли, выгодно ― показать себя живым человеком, который сопереживает людям в этой трагедии, мимо которой невозможно пройти с сухими глазами. Как вы считаете, почему он этого не сделал? Это же очевидное совершенно действие, не требующее никаких усилий. Это может быть короткое обращение, даже если он не поехал в Казань, хотя это тоже мне казалось бы очевидным.

Мне кажется, здесь две составляющие. Одна психологическая, и здесь мы с вами, в общем-то, не большие доки, а вторая скорее, скажем так, политтехнологическая. Психологически ― я понимаю, что можно меня осудить за то, что я занимаюсь не своим делом, но мне кажется, что Путин страдает какой-то формой суеверия, он очень боится за безопасность, за свою, за безопасность своей семьи. Он инстинктивно старается избегать таких неприятных тем. В этом смысле он слишком отдален, он может демонстрировать на людях иногда эту эмпатию, но, мне кажется, внутри у него ее просто не существует. Он все-таки человек функциональный, это ходячая функция.

Но это виднее психологам, хотя вот такого рода суеверные опасения, которые можно было бы назвать заскоками, например, почему нельзя по имени назвать Навального? Как будто прямо это тот самый дьявол, которого нельзя называть по имени, а лучше назвать Анчутка, потому что если ты его назовешь, то он материализуется в углу избы. Это тоже рационально необъяснимо, но вот так вот. Нет у нас Навального, есть «берлинский пациент».

Почему он три дня во время крушения «Курска» не высовывался? Я имею в виду подводную лодку «Курск». Ведь тоже все ждали от него какого-то участия, сочувствия, разъяснения, а он, известная история, что в Североморске он горе овдовевших женщин описал малоприличными терминами, потому что он это видел как элемент политической кампании. У него такой опыт, и, в общем, наверно, небезосновательный опыт, он понимает, как на таких вещах делается пиар или антипиар.

Поэтому с точки зрения политтехнологий, я думаю, он это или умом сознает, или просто селезенкой чувствует. Ему кажется, что не надо быть рядом с неудачами. Путин должен быть лидером побед, Путин ― это «Крым наш!», Путин ― это Россия, поднимающаяся с колен, Путин ― это парад. А вот человеческие трагедии ― это зона ответственности губернаторов, правительства, Думы. Как-то так получается, что он летает выше, он до этого не снисходит.

Собственно говоря, ведь и товарищ Сталин тоже был чрезвычайно скуп на изъявление какого-то сочувствия, с умилением десятилетиями рассказывают, как он произнес тост за русский народ, один раз за свою жизнь после войны. Мне кажется, это специфика организации психики политического лидера такого стиля, с одной стороны, с другой стороны, это вполне разумное, рациональное рассуждение о том, что там, где плохо, Путина не должно быть, Путин должен быть там, где хорошо, чтобы в глазах у общественного мнения шаблоны такие формировались: где Путин, там победа. Есть Путин ― есть Россия.

Скажите, может быть, это действительно работающая концепция? Я помню, во время… Странно, да, во время, например, пандемии Путин рассказывал только о том, как деньги будут раздавать, какой он щедрый, как государство заботится о каждом: и бизнесу копеечку, и многодетным матерям рубль. А там, где нужно привинтить, локдаун, все закрыть и всех наказать ― тут выступал Собянин, например.

Да, есть такое распределение ответственности. Он принимает политически масштабные решения, а его подчиненные минимизируют неприятные последствия и разгребают, у каждого решения есть неприятные последствия, и задача подчиненных ― их уменьшить в реальности, а еще важнее ― уменьшить их негативное информационное воздействие.

Так с точки зрения политтехнологии все-таки это работающая концепция?

Конечно, особенно в нашем обществе. Ведь Путин очень осторожен. Он, в общем-то, довольно недоверчив, он все это проверил на личном опыте, например, засекречено, об этом никто не говорит, что он проиграл избирательную кампанию Собчака, во всяком случае, он же, в общем, за нее отвечал. Но так нам объясняли, что нет, он был рядом, а на самом деле он был главным организатором, они проиграли кампанию за выборы Собчака на второй срок мэра, проиграли при всех, в общем-то, позитивных результатах. Но проиграл не Путин, проиграл кто-то другой. Точно так же, как у товарища Сталина: когда случались какие-то серьезные провалы, то расстреливали часто непричастных людей, но тех, на которых была возложена ответственность. Не товарищ же Сталин совершил стратегическую ошибку, а кто-то другой. Он за это ответит, конечно.

И я думаю, что это не в полной мере осознанно, это просто инстинктивное вот такое желание себя мыслить великим вершителем судеб человеческих, который может поговорить с Индирой Ганди. Или с Махатмой Ганди он предпочитал говорить, я не помню, с кем. Скажем так, не царское это дело. Работает. Отвечаю на ваш вопрос: это работает, в нашей стране особенно.