«Если бы не общественное движение, нас бы быстро всех посадили». Первое интервью Анны Павликовой после приговора

Спасибо большое, что вы пришли к нам, что вы все-таки поехали к нам, а не домой после суда. Я невероятно вам благодарна за это. Я все равно вас, конечно, поздравляю, несмотря на то, что это ужасный приговор, на то, что всех признали виновными. Я конкретно вас поздравляю, потому что вы все-таки на свободе. Скажите, вы были уверены в том, что это будет условный срок?

Павликова: Нет, я даже с утра сумку собрала все равно в СИЗО на всякий случай. А вообще я думаю, что если бы не общественное движение, что все постоянно говорили об этом деле, организовали марши, я думаю, нас бы просто буквально за полгода быстро всех посадили, и на большие сроки, по максимуму, потому что еще когда нас только задержали, мы слышали, что нам говорил следователь, что нам говорили люди в масках, которые там были…

А что они вам говорили?

Павликова: Все к этому было, предпосылки. Они говорили признать вину, они сами рассказывали то, что они сами придумали, такое, чего вообще не было. Например, Руслан Костыленков никогда не говорил, что он где-то там воевал или откуда-то приехал, такого никогда не было, и никаких фото не было, видео, что он это скидывал. Но это сказал следователь, и потом это говорили свидетели некоторые, которые от следователя это… «Кошка» у нее ник был, я не помню, к сожалению, имя. Потом те, кто взял досудебку, стали повторять это. Все фразы, что сказал следователь.

То есть так слова следователя как бы превратились в факты, да?

Павликова: Да, да. Что получилось как-то опровергнуть, это некоторые фразы, которые при расшифровке видеозаписей и аудиозаписей какие-то вообще придумывали, вообще ниоткуда взяли, какие-то приписывали мне и другим фигурантам дела, хотя на самом деле это либо говорил Руслан Д., либо такого не было вообще. И потом следователь все-таки признал, что такого не было, и сказал: «Ну, наверно, просто не слышно было, значит, где-то просто писали». И такое тоже было.

Очень много выдумано. Когда только началось дело, там стали говорить, что они просто Мальцеву поверили, дурачки, хорошо, что их задержали. Но такого тоже не было. То есть буквально, кто такой Мальцев, знало два или три человека. Все, что в общении сводилось, если вспоминали про Мальцева, в те времена были мемы, где его задерживают, он за сердце схватился. Все. Я помню, про это шутили, и все, особо никто не интересовался, с ним не был знаком. То есть очень много придумали или просто взяли ниоткуда.

Скажите, насколько вообще вам важно, чтобы с вас сняли это обвинение, или это уже в этой ситуации не очень важно, все-таки вы на свободе?

Павликова: Конечно, важно. Во-первых, все-таки есть люди, которые, не разобравшись, будут что-то говорить, возможно, какое-то плохое отношение. Но прежде всего, конечно, для справедливости. Я считаю, что мы будем вообще до конца во все инстанции возможные, даже ближайшая апелляция, будем доказывать невиновность, чтобы полностью сняли обвинение, чтобы доказали, что тут были заинтересованные лица, тут были заинтересованные лица, что того, что приписывают, что сказали, например, досудебщики, что хотели взрывать и устраивать теракты, такого не то что слова, никто даже и не мог такого никогда сказать или сделать, потому что у нас такая компания была немножко неординарных людей, но, в принципе, все довольно мирные.

Скажите, а вы после всего этого процесса испытываете дружеские чувства к тем людям, которые были с вами внутри, обвинялись по делу «Нового величия»?

Павликова: Да, конечно, мы, в принципе, так дружили как-то все. Но особенно я общалась с Машей, с Русланом тоже мы так неплохо общались, довольно близко. И Слава очень близко общался с Русланом, поэтому когда я общалась с Русланом, иногда мы тоже пересекались и как-то тоже так подружились. А в процессе дела еще как-то с остальными так, да, сплотились.

А что вы, какие эмоции вы испытываете по отношению к этому человеку, который оказался, как его теперь называют, архитектором дела, провокатором вашего процесса?

Павликова: Я, в принципе, не знаю даже, у меня нет негативных эмоций, просто…

Вы святая, честно говоря! У меня есть.

Павликова: Того, кого я знала, как я с ним общалась, он был такой очень спокойный, где-то воспитанный. Есть люди, которые шутят черным юмором или могут что-то жестко сказать, но это не так, что он сказал и сделал, нет, он пошутил… То есть ему тоже не нравился, например, Павел Ребровский, просто немножко конфликтный человек, если ему что-то не нравится, он начинает говорить об этом. На этой почве бывают конфликты. И ему тоже это не нравилось, и Руслан Д. однажды сказал: «Я даже потрачусь, у меня есть человек, я сейчас найму этого человека, он его выследит до дома и запугает. А если что ― чик-чик, и нет человека, нет проблемы». Вот так он сказал. Но после этого он так засмеялся, ты по движению видишь, что вроде бы он смеется.

Я думала, что знаю этого человека, мы как-то даже в других обстановках встречались, вещи я забирала. Он только уже где-то в начале марта стал какую-то агрессию проявлять, было видно, что он так немножко перестал общаться. А в начале мы нормально общались, я даже думала, что какие-то дружеские, доверительные отношения. Мне адвокат говорит: «Просто хороший психолог, наверно, притворялся как-то в чем-то».

Невозможно, конечно, не сказать о том, что все-таки, наверно, если делать какие-то выводы из этого процесса, вы все-таки вышли замуж, вы нашли свою любовь благодаря, конечно, делу «Нового величия». Как-то у вас есть эти внутренние весы, что ли, вы вспоминаете об этом, когда, например, тяжело в такое время?

Павликова: Да, конечно, у меня как-то вообще по жизни всегда что-то случается, не знаю, почему-то так. И обычно если что-то плохое, все равно потом будет что-то хорошее. Это вообще очень интересная история, я сидела в СИЗО, мне Костя писал, делал передачки, писал, мы общались. Он на Алтай поехал, он мне фотографии скинет. А потом меня отпустили, и он меня у суда встретил, все, я не знала, что это тот Костя, который мне писал, я просто сказала: «Всем спасибо, что пришли», поздоровалась. И первый суд, Дорогомиловский, мы уже встретились, познакомились. И потом на каждом суде Костя всегда рядом был.

Собираетесь ли вы поехать к Косте? Теперь получается, что вы на свободе, а Костя нет.

Павликова: Да, я бы с удовольствием к нему поехала, но там пока краткосрочное свидание чуть позже можно будет, а на долгосрочное ему не дают разрешения. Завтра у него суд будет в Перовском, я поеду.

И вы поедете уже?

Павликова: Да-да.

То есть череда судов в вашей жизни не заканчивается, получилось таким образом.

Павликова: Нет-нет, конечно, нет. В любом случае, даже по моему делу мы будем до последнего во все-все суды, до последнего доказывать свою невиновность, что была провокация и обман.

Юлия, скажите, пожалуйста, мы с вами встречались, обсуждали тоже разные аспекты этой истории. Ваши ощущения? Вы к этому шли тоже очень долго и тоже очень тяжело, к этому сегодняшнему дню.

Виноградова: Вы знаете, ощущения… Безумная тяжесть. Сегодня, когда утром я будила Аню, она проснулась и так сладко улыбнулась, говорит: «Мама, мне приснился сон, что всех нас отпустили». Я говорю: «Аня, давай будем надеяться, что так и будет». И честно, я все-таки ждала какого-то, наверно, хотя мне говорили, да, что не будет смягчения, но я ждала какого-то смягчения ребятам, я очень на это надеялась. Как-то, не знаю, прямо до последнего верила. И вот эти сроки, которые запросили, видеть лица ребят, когда из клетки…

Как они отреагировали? Никто же, кроме родственников, в принципе, не видел, журналистов не было.

Виноградова: Да, журналистов не было, но я говорю, видеть лица ребят, Петр Карамзин, когда услышал свой срок, сел, даже не смог стоять, он просто сел на лавочку. И самое ужасное ― это были их лица, когда Диму Полетаева выводили из этого аквариума. Я даже не могу представить, насколько им сейчас тяжело, да, потому что они вчетвером сидели в СИЗО два с половиной года, а в результате трое из них останутся… Им дали реальный срок, и Диме Полетаеву дали условный срок.

Опять же, я понимаю, что это не конец, это, наверно, такое не прямо начало, конечно, но это не конец. Первое, что я сделаю: я приду домой, я напишу всем письма, мы будем продолжать за них бороться. Мы их не бросим, потому что то, что им сейчас дали, у меня слов нет, это очень жестоко. Во-первых, они все невиновны, нет на них никакой вины, ни на ком, ни на Руслане Костыленкове…

Ведь в приговоре четко-четко мы услышали, допустим, показания Павла Ребровского, от которых он отказался, они там были озвучены, суд сказал, что он доверяет этим показаниям. Как это может быть? Мы не услышали показания Юлии Куницыной, которая очень много нам рассказала по этому делу. И тут уже сейчас наши адвокаты все, когда я слушала прения, настолько такой стеной, крепкой стеной шли, они дополняли друг друга, они все это говорили. Мне казалось, что они просто разбили в пух и прах все обвинение. Нет там никакой вины, вообще нет.

Сегодня должно, если бы мы жили в нормальной стране, наверно, я услышала бы, что их оправдать, всех ребят оправдать, Руслана Д., кто он, не знаю, Раду, не Раду, заключить под стражу. Вот что должно было быть. Но, к сожалению, мы понимаем, где мы, как мы. Поэтому то, что я услышала, мне безумно жалко ребят, безумно жалко родителей. Я просто представить даже не могу, какая это боль сейчас. И было такое ощущение, как будто, что ли, какой-то вины. Знаете, когда…

Вашей вины?

Виноградова: Да.

Что ваша девочка на свободе, а их дети нет.

Виноградова: Да, это. А еще вины, чисто моей вины, что где-то я что-то не сделала, что-то я упустила, ведь на самом деле мы боролись не только за девочек, мы с самого… Я не скажу, что прямо с самого начала, я еще тогда, в самом начале, вообще не понимала, что делать можно, как делать нужно и какие можно предпринимать шаги для того, чтобы это дело услышали. И потом, уже со временем, когда я стала все это понимать, да, и мы какие-то проводили марши, еще что-то, конечно, то, что девочки провели Марш матерей, этот марш, как сейчас помню, я еле шла, Костя меня взял под руку, был сильный дождь. Мне девочки сказали: «Юля, давай мы тебе каталку найдем, как ты пойдешь?». Я сказала: «Нет, я должна пройти этот путь». И вот мы дошли все вместе, плечом к плечу, это было настолько здорово!

Я думаю, что просто… Я не знаю, чего-то тогда, да, чего-то тогда не хватило на ребят, что ли. Но мы боролись за них.

Мне кажется, что это абсолютно никак не связано с вами, вы тоже это, наверно, понимаете, ясно, что они не могли признать в этом смысле, потому что дело инспирировано, это очевидно совершенно. Аня, я не могу вас не спросить, каким вы видите свое будущее. Я помню, что вы, как говорят, собирались стать ветеринаром. Собираетесь ли вы поступать, как вы видите вообще это?

Павликова: Да, я надеюсь, на днях удастся подать документы. Я не совсем в ветеринарию, я хочу на биотехнологии и потом дальше генетику изучать.

А вы готовились?

Павликова: Да, я все это время старалась учиться, сколько возможно, по книгам. В интернет нельзя лазить, не позанимаешься с учителем, но хоть так. Сидела, читала, что-то записывала.

А куда поступать, куда на биотехнологии?

Павликова: Сейчас склоняюсь, что Скрябина.

В общем, я рассчитываю, что вы поступите. Даже если вы не поступите, вам будет не лишним, честно говоря, немножко отдохнуть от всего этого. Тем более теперь уже можно будет заниматься, наверно, с тьюторами через интернет. Вам же можно пользоваться интернетом, не публикуя там каких-то специальных постов, да?

Павликова: Да.

Спасибо большое. Это, конечно, героини сегодняшнего дня, Анна Павликова и ее мама Юлия Виноградова. Я вас все-таки поздравляю, что вы можете быть в студии, а не в заключении, как, к сожалению, трое из участников этого дела.

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.