Как Грузинская война изменила судьбу Медведева? Глеб Павловский о 10-летней годовщине 5-дневной войны

07/08/2018 - 21:07 (по МСК) Павел Лобков

7 августа — десятилетняя годовщина начала пятидневной войны с Грузией. Это была первая и единственная война президента Медведева — премьер Путин был на пекинской Олимпиаде. Главный вопрос — кто напал первым — не решен окончательно. Как грузинская война повлияла на политический пейзаж России и судьбу президента Медведева, обсуждаем с политологом Глебом Павловским.

Глеб Олегович, добрый день, вечер. Скажите, вот так широко отмечается, за день до начала войны, седьмого, стали почему-то вдруг отмечать десятилетие маленькой победоносной войны, и вышло большое интервью сегодня премьера Медведева. Как вы думаете, это какой-то знак есть определенный, или это просто дань ритуалу?

Это, конечно, сегодня такая реликвия, ценная реликвия, потому что вообще-то забыто, десять лет назад Россия совершенно не была воинственной страной, можно вспомнить вообще Москву в то лето, ни на телевидении, ни между людьми не было ни малейшего желания воевать. И, кстати, только недавно закончилась ведь чеченская война, она так незаметно закончилась после того, как ушел старший Кадыров и Шамиль Басаев, все как-то рассосалось. А сегодня война — это ценность, и эту ценность теперь перебирают как что-то триумфальное, хотя, вообще-то говоря, это была небольшая спецоперация военная, выигранная Россией с напряжением всех сил тогда.

Которая показала, что Россия не готова к священной войне, поэтому понадобился новый полигон, под названием Сирия, а перед этим надувание военно-промышленного комплекса и те самые сорок миллиардов рублей денег, которые не одобрил Путин.

Это уже было после войны, после грузинской войны, осенью. Той самой осенью 2008 года Сердюков получил карт-бланш на тотальную и действительно радикальную реформу армии, которую он провел.

Давайте посмотрим, что сегодня сказал Дмитрий Медведев, подводя итоги этого десятилетнего периода.

Медведев: «Цель не состояла в том, чтобы разгромить Грузию или казнить Саакашвили. Я считаю, что я правильно поступил тогда, когда принял решение о том, чтобы проявить сдержанность и не форсировать дальнейшие действия. В конечном счете это дало нам возможность успокоить ситуацию не только в Грузии, в Осетии и в Абхазии, но и выйти на достаточно спокойные отношения с Европейским союзом и с другими странами. Если вы помните, в тот период, несмотря на довольно жесткую реакцию, в конечном счете мы достаточно быстро смогли договориться, а результатом работы комиссии Хайди Тальявини была констатация того, что военный удар был нанесен грузинской стороной, и они начали агрессию».

Ну вот если бы президентом был я? То есть, как бы удалось мирно урегулировать, и действительно, тогда в результате усилий Саркози и многосторонних полетов, переговоров, тайных и явных, действительно вернулись к тому, что дипломатических отношений формально нет, москвичи летают в Тбилиси каждую неделю.

Это уже позже, это уже после падения Саакашвили. Здесь несколько факторов. И, конечно, главный, я думаю, был мировой кризис. Не забудем, 17 сентября 2008 года рухнул банк Lehman Brothers, и начался гигантский мировой кризис, который, в общем-то говоря, спас не только имидж России, потому что Америке стало не до того, чтобы разбираться с нами. А они хотели, это известно теперь, что обсуждалось в Белом доме, военные действия против России, но уже было не до того, и благодаря этому выиграл Барак Обама, в общем-то, только поэтому. А здесь, конечно, Саркози сыграл определенную роль, но главное то, что армия Грузии была такая прокси-армия, то есть фактически это был муляж, очень убедительный муляж модернизации, собранный на основе старой советской техники, местами чуть-чуть модернизированной, и новой американской формы, которая не спасла.

Другие выпуски