«Мы превратились в ресурс для этой машины»: Сергей Медведев о том, почему не стоит радоваться «вегетарианству» силовиков на шествии 31 августа

Сергей, мне сказали, что можно честно признаться, что мы на ты, чтобы это не выглядело плохо.

Добрый вечер! Да.

Просто потому что мы давно исторически знакомы.

Чтобы зрители не восприняли это как амикошонство. Мы с Таней давно знакомы, да.

Так что извините, мы будем на ты. Скажи, пожалуйста, что это было? Почему никого не повязали, не побили, не применили водометы?

Я думаю, что скорее надо спрашивать, что произошло в конце июля и в августе. Был, мне кажется, опробован какой-то такой силовой сценарий, который был в большой степени самодеятельностью отдельных лиц.

А, ты сторонник вот этой версии.

Я сторонник этой теории. Мне из всей аналитики больше всего понравилась статья Павла Чикова в Republiс, где он рассмотрел десять ошибочных шагов Бастрыкина и Золотова, каждый из которых следовал за другим. Они начиная с 20 июля и до конца августа, так сказать, все глубже и глубже влезали в это болото.

Сами себя секли.

Потом приехали большие люди, и пришлось разруливать. Вот сейчас было показательное, как ты выразилась, вегетарианское шествие. Хотя действительно был момент, я там тоже был, причем я оказался именно в тот момент, когда заблокировали Пушкинскую площадь. И я почувствовал, что сейчас начнут винтить.

Я видела твой пост, да, что это ловушка.

Да, да, пробежали люди и начали вываливать, вот этот печально известный 2-й оперполк, который всеми жестокостями прославился, они с такими совершенно садистскими, возбужденными лицами начали вываливать из автобусов. «Ну вот, сейчас начнется», ― подумал я. И вдруг неожиданно, как по мановению, они растворяются, Росгвардию снимают, людей начинают выпускать из периметра.

То есть, очевидно, какое-то было политическое решение в тот момент, установка на абсолютное отсутствие репрессий.

Они, кстати, были без масок на этот раз, да?

Да, очень важно, впервые без масок.

Мне это показалось самым важным в этой всей истории.

Да, хорошие русские лица увидел я.

То есть, таким образом, ты все-таки сторонник теории, не знаю, как попроще, покороче сказать, что все-таки есть люди поумнее, есть люди поглупее. Те, которые поглупее, напортачили, им хотелось рвать, метать, убивать, они чувствовали потребность какую-то в этом, а потом их окоротили, да?

Я бы не сказал, поумнее или похитрее. Я бы сказал так: за эти годы, после 2012 года, после Болотной создана огромная и совершенно бесконтрольная репрессивная машина, которая уже способна начинать действовать в одиночку, без политического решения. По-чеховски выражаясь, то ружье, которое повесили на стену. Понимаешь, нам слишком долго хвастались вот этим «Игорьком», этими водометами, которые покупает Росгвардия, этими новыми электрошокерами, пока «Калашников» выкатывал все новые инструменты по подавлению толпы, эти щиты с бойницами, которые должны людей давить… В итоге это все приобрело собственную субъектность. То есть силовой аппарат уже начинает поджирать людей даже сам по себе.

Да, мы это заметили. Но тем не менее получается, что вроде как ты говоришь, что пока это еще можно приостановить.

Это была такая, мне кажется, локальная проба сил, показы людям реальных возможностей репрессивного аппарата, да.

Про печень на асфальте.

Да, может быть, и санкционированная с самого верха. В любом случае, мне кажется, это такая неостановимая сила. Она же не только на улицах, она и в судах работает, она работает вообще на низовом уровне полиции, куда все ресурсы перетекли на борьбу с экстремизмом и полиция совершенно оголила нормальную совершенно правозащитную деятельность.

Тоже, наверно, знаешь, мой знакомый Алексей Федяров из «Руси Сидящей» об этом пишет, что, собственно, абсолютно оголены все нормальные функции полиции. Не расследуются убийства, не расследуются уголовные дела. Все сидят, ищут посты и борются с экстремизмом, получают за это звездочки. И вот эта машина ― люди не понимают, что она обрела собственную логику и собственную субъектность.

Я, кстати, наблюдаю это очень давно и пристально на деле «Нового величия», потому что это уже непонятно, это уже не Кафка, не Гоголь и не Салтыков-Щедрин, это какая-то совершенно отдельная вселенная, где абсолютно никакие законы логики, юриспруденции и чего бы то ни было не работают. Просто нет, это такой туннель странный.

Скажи, а ты читал волшебную статью в газете «Московский комсомолец»?

Чью? Нет, честно говоря, не входит в мой первый круг чтения «Московский комсомолец», да.

Сейчас я расширю твой кругозор, потому что буквально в воскресенье вышла статья в газете «Московский комсомолец», в которой объясняется, прямо битым словом написано, почему нечего радоваться и вообще нечего как-то особо воодушевляться вегетарианству.

Да, легкой демонстрации.

Да, что никого не били, никого не винтили. И там дальше прямо написано абзац за абзацем: «Что вы радуетесь? Ну что вы радуетесь? Знаете, почему они вас не били? Потому что в эту субботу у них была совершенно другая задача. Вы видели, сколько там было „эшников“ с камерами? Вы видели, что все столбы и деревья были обвешаны гроздьями камер? Вы глупые, потому что в этот день вас просто фиксировали».

Вы засветились.

Да. Вас снимали, вас брали на карандаш, чтобы уже быть уверенным точно, что про каждого все понятно, где искать, дети, жены. Сидите, бойтесь.

Нет, я думаю, это такой дешевый понт, дешевый наезд. Нет, я думаю, что «эшники» всех уже давным-давно поснимали, на всех предыдущих митингах как будто не было.

Мне тоже так кажется.

Все равно выходят одни и те же несколько тысяч человек. Понятно, я думаю, что за всеми так или иначе, за кем-то есть оперативное наблюдение, кто-то, может, и на прослушке, не знаю, на просмотрах. Ясно, что все это есть. Ну что? Волков бояться ― в лес не ходить. Следят, и пускай, флаг в руки, ветер в спину.

Но при этом так все было мило и нежно, и твоя романтическая оптимистическая теория, что это какая-то воля замешана сложносоставная…

Таня, она не оптимистическая. Она скорее такая фаталистская. Просто один день может быть так, другой день может быть иначе. Я думаю, в долгосрочной перспективе это плохой вывод, это плохие новости, потому что это означает, что утрачено политическое руководство над этой силой. Мы видим, как сплошь один за другим появляются эксцессы. И уже даже эти эксцессы приходится Кремлю разруливать. Вот сейчас одно ― Калви. То же самое Голунов был.

Ты видел, что сегодня арестовали счета Baring Vostok?

Да.

Я согласна, новость плохая, да.

В любом случае это те вещи, которые возникают где-то на втором-третьем ярусе вот этой силовой пирамиды, они просто инициируются сами по себе. Это просто говорит о том… Хорошо, один раз сейчас откатили, действительно, не надо по этому поводу радоваться, как не надо радоваться, что отпустили Голунова.

Слушай, по 212-му делу все продолжается.

Все продолжается ускоренным темпом, да.

Все больше и больше.

Уже там 318-я скорее статья. В любом случае суть в том, что оформилось в последние года два-три, очевидно, что мы превратились в ресурс для этой машины. Она просто ест живых людей, она живет за счет подъедания живых людей, оправдывая это все Майданом, оранжевой угрозой и так далее.

Да, это у них кровавые мальчики в глазах.

Да. И это, я боюсь, не имеет остановки.

Вообще?

Пока существует этот режим, потому что его кормовая база сокращается, ресурсные возможности сокращаются, силовикам хочется есть.

Не так уж и плоха наша экономическая ситуация. Но это мы отвлекаемся.

Да.

Нам надо будет с тобой продолжить этот разговор. Давай попробуем через неделю, потому что тогда давай обсуждать… Мы с тобой что, готовы быть сервированными или как?

С хреном и пучком зелени во рту, да.

Если у тебя есть еще минута, как раз подоспел наш небольшой материал с пикетов, которые сегодня прошли в поддержку узников 212-й. Ты этого наверняка не видел. Мне кажется, это хороший пример важного изменения интонации. О чем люди говорят на самом деле?

Нет, изменение интонации есть, изменение стилистики. Пропадает страх, это правда. Пропадает страх, я, в общем-то, и по себе тоже могу судить. Люди готовы к задержанию, люди готовы к тому, что против них будет сила применена. Я не знаю, может быть, речь идет о нескольких тысяча людей, но, по крайней мере, тому кругу, с которым я общаюсь, действительно многие вещи надоели.

Кстати, я тоже хотел сказать, очень хорошо, что здесь первой выступила мама Даниила Конона. Буквально на сегодняшний день надо сказать о солидарности со студентами и политзаключенными, потому что я как преподаватель Высшей школы экономики никогда не думал, что я доживу до такого момента, когда 1 и 2 сентября для меня не является праздником, а является для меня днем, когда я думаю о тех студентах, которые сейчас начинают учебный год в тюрьме по абсолютно сфальсифицированному обвинению. Я хотел бы, конечно, здесь произнести слова поддержки и солидарности с ними.

Я совершенно полностью присоединяюсь. Другой вопрос, что я понимаю, что это удивительный, показательный случай. Ведь Жуковых же и Даниила едят прямо.

Да, да. То, что и происходит.

Модель, неудовлетворенная желудочно. И довольно демонстративно, потому что уже все вступились. И каков твой прогноз, если ты готов?

Честно говоря, я особого оптимизма не испытываю. Они заложники, я не знаю, на кого… Вот сейчас хотя бы, так сказать, Украина ― Россия, заложников там можно одних на других обменять. А на кого этих обменивать?

А тут да, выкуп в чем?

Они заложники. Кроме того, практика показывает, что чем больше на власть давят, тем больше она встает в оборону. Прогнуться ― это не по-пацански.

Правильно, потому что история с Голуновым, как объясняли некоторые разговорчивые и симпатичные представители правоохранительных органов, они говорили: «Слушайте, вы сами такие странные, такой хай подняли с этим Голуновым, мы его выпустили ― и что? Понятно, что так дальше не пойдет. Вам палец-то покажи»…

И потом, с Голуновым все-таки, мне кажется, тоже было очень большое исключение. Выпустили его совершенно не из-за общественного давления и не из-за солидарности СМИ. Все так начали бить в бубны: победа гражданского общества, победа корпорации СМИ! Ничего подобного. Его выпустили, потому что его просто взяли не тогда и не те, в тот момент, когда был экономический форум, Путин там разворачивал инвестиционные перспективы, а тут ему, значит, такую плюху под нос. Собственно, полетели оплеухи, полетели головы.

Хочется сказать: «Совпадение? Не думаю».

Нет, я думаю, просто тупо вляпались те, кто эту операцию спланировал, и получили по шапке. Я думаю, гражданское общество не должно обольщаться.

Но ведь мы выбираем, да, и в случае с омоновскими, росгвардейскими зверствами тоже выбор какой-то стремный немножко, потому что мы выбираем между некомпетентностью и сознательным озверением.

Да, да.

Так все приятно.

Примерно так, да. Как там у Жванецкого? Российская история ― это постоянный выбор между невежеством и несправедливостью.

Да. Что будет дальше, я у тебя не буду спрашивать, потому что ты уже намекнул, что дальше все будет только хуже. Скажи мне, перспектива вот эта…

Будет ничего. Я всегда отвечаю по-сорокински: «С Россией будет ничего».

Будет ничего ― это да. Было, есть и будет есть. А как ты думаешь, попытки?.. Сейчас ты знаешь, что свежевыпущенный Гудков со своим штабом объявил, заявил большую 100-тысячную демонстрацию на проспекте Сахарова, завтра его штаб выводит людей на встречи граждан друг с другом, поговорить об узниках 212-й. Как ты думаешь, у этой волны протеста еще есть перспективы или он сам себя исчерпал? Или ты понимаешь, от чего это зависит?

Честно говоря, что есть еще на излете перспективы до восьмого числа. После восьмого, так сказать, часть повестки будет снята. Конечно, останутся политзаключенные, хотя, видимо, там тоже очень быстро сейчас будут эти дела расследоваться и представляться в суд совершенно рекордными сроками. Так что, честно говоря, я не думаю, что все это дело доживет до зимы и так далее.

Я думаю, будут пикеты, будут выходить люди, но уже даже сейчас, глядя на динамику, надо честно сказать, что людей было немного 31-го числа, притом что уже скидок на лето нет, все вернулись в Москву. Мне кажется, эта волна уже пошла на убыль. Так, еще одна такая мини-Болотная получилась со своими узниками, со своими жертвами, еще одна проба сил граждан и репрессивного государства, Левиафана. Что делать? Движемся дальше, живем дальше.

Кстати, заметно стало благодаря этой волне протестов, что и Болотная, невзирая на всю ужасную трагичность и отчасти даже нелепость развития событий, как выясняется, не пропала зря.

Да, с большой точки зрения когда-нибудь историки XXII века напишут о нас, что все было не зря.

Нет-нет, я имею в виду, что нынешние дети, которые даже гораздо моложе, чем Болотная, у них есть какой-то внутренний такой гвоздь про это.

Я не думаю, что нынешние ориентируются на Болотную. Я думаю, что действительно пришло немножко другое поколение, которое, так сказать, проявляется. Были три года назад, в 2016 году вот эти «марши Навального», да, 26 марта, по-моему, и 12 июня, да, вот эти крестовые походы школоты. Школьников. Ненавижу слово «школота».

Действительно, вызревает какое-то новое поколение, которое, хотя это и «поколение П», это люди, уже родившиеся при Путине и не видевшие ничего, кроме этого солнца в окошке, они уже другие. Мне кажется, опять-таки я не хочу здесь какие-то раскатывать вот эти все традиционные либеральные фейсбучные надежды на протест.

Нет, не будем, для этого есть фейсбук.

Да, для этого есть фейсбук. Я, честно говоря, не верю, я внутренне морально готов еще много-много лет жить при Путине в такой гибридной ситуации. Но реально действительно, мне кажется, я смотрел на лица, я был, кроме 27-го, когда меня не было в России, на всех других. «Благоразумно оговорился он», да? Но меня правда не было в России. На всех других митингах я был. Я смотрел на лица, и действительно это совершенно новые люди, совершенно новый какой-то кураж.

Другие люди, да. Кураж другой.

Меньше знакомых, меньше людей нашего с тобой круга. Раньше одни и те же фигуранты, вот эта старая демократическая тусовка. А сейчас это совершенно новые люди с новыми разговорами, и я понимаю, что это действительно смена протестного поколения.

Что ж, давай, пока мы опять не скатились к чему-нибудь печальному, на этой радостной, оптимистической ноте закончим.

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.